Пальма

Вера Миреева
Недавно мне посчастливилось побывать на южном берегу Крыма, под Ялтой. Природа этого края поразила меня своей красотой. Чёрное море простиралось дале­ко за горизонт, играя золотистыми бликами солнца, щедро посылав­шего на землю свои горячие лучи. Зеленоватые волны нежно ласка­ми прибрежную круглую гальку и, глухо шурша, уплывали в море. Недалеко от берега, в тихой заво­ди, словно разноцветные зонтики, красовались белые, голубоватые и бледно-розовые медузы. На фоне ярко-синего неба вырисовывались чёткие силуэты белых чаек, нето­ропливо машущих своими сильными крыльями.

Уходя на север, простирались мягкими контурами горы, покрытые ореховыми рощами и лиственными лесами. У подножия гор раскину­лись чудесные сады и парки. Раз­нообразие пород их деревьев бук­вально поразило меня. Были здесь и пирамидальные, разливающие вокруг терпкий аромат кипарисы; и вечнозеленые туи, с тёмно-си­ними, будто тронутыми инеем, мелкими круглыми плодами; и гордые магнолии с прекрасными, словно из воска, цветами; веселые розовые и белые олеандры; стро­гие красавцы рододендроны, ве­личественные, с мохнатыми стволами высокие пальмы.

Любуясь этой чарующей кра­сотой, я оказалась на маленькой полянке. То, что я увидела здесь, заставило меня моментально пе­ренестись мыслями в родной дом, разрушенный в войну попавшим в него снарядом.
Посреди покрытой голубым цветущим цикорием лужайки рос­ла молодая пальма. Её нежно-зелёные узкие листья тянулись вверх к солнцу, позволяя ласкать себя мягкому ветерку, прилетающему с моря. Это деревцо напомнило мне подобную пальму, выращенную моей мамой перед войной. Траги­ческой оказалась судьба её, но лучше сказать обо всем этом по порядку
Итак, неза­долго до войны мама принесла откуда-то фини­ковую  косточку и, поместив её в горшок с влажной землёй, сказала: «Ну вот, те­перь и у нас своя пальмочка бу­дет. Очень надеюсь, что косточка прорастёт». И действительно, че­рез какое-то время в горшке поя­вился бледно-зелёный росток, из которого вскоре сформировались листики, и пальмочка начала рас­ти. Через два года это было ма­ленькое деревце. Оно стояло в кадке, возле окна, и подставляло свои продолговатые зелёные лис­точки, хотя и не столь щедрому, как на юге, но все же тёплому солнышку. Нам очень нравилось это деревцо, и мы гордились тем, что благодаря заботам и стара­ниям нашей мамы, оно уютно чув­ствовало себя в нашей северной стороне. Люди, приходившие к нам, удивлялись и восхищались необычным для этих краев расте­нием. А мы только радовались это­му. Пальма же росла и поддер­живала в нашем доме эту радость. Помню, как зимой, возвращаясь из школы, я первым делом обра­щала свой взор на окно, где сквозь кружево тюлевой занавес­ки просвечивалась зелень паль­мового листа. Мы очень любили, а потому холили и нежили пальму. В погожие дни мы выносили её во двор, на солнышко. И нам казалось, что пальма, просвечи­вая на ветерке узкими листьями, о чем-то разговаривает с ним, подняв высоко вверх свою зеле­ную макушку.

А как хорошо  было пальме, когда шли грибные дожди. Стоя под их мягкими мелкими каплями, она блаженствовала, листья её преображались, меняя свою окрас­ку на нежный бледно-зелёный цвет. Мы искренне верили, что пальма тихо шепчется с дождём, делясь с ним чем-то своим сокровенным. Долгими зимними вечерами, окон­чив уроки, я любила садиться на диван и смотреть на пальму. И тогда чудилось, что она рас­сказывает мне о своей прекрас­ной родине, об огромных волнах океана, о береге с перламут­ровыми огромными раковинами и жёлтым чистым песком, о своих тоненьких сестрах, кренящихся до земли под напором ураганного ветра. И тогда мне слышался шум морской волны и шелест листьев высоких, стройных пальм.

Но грянула война, и вскоре вражеские войска подошли к нашему городу. В жизни людей по­меркла радость: слёзы и страда­ния заполонили их глаза и души. Занятия в школе прерывались из-за воздушных тревог. Обуревае­мая страхом, я опрометью бежала домой и успокаивалась только тогда, когда, открыв дверь, видела пальму. Она, несмотря ни на что,
продолжала вностъ в наш дом уют и покой. И мне в порыве благо­дарности хотелось сказать ей: «Спасибо, милая пальма!»

Те же чувства испытывала и мама. Возвращаясь домой из мас­терской, где шила бельё для фронта, она, будто сбросив с плеч накопившуюся за день усталость, говорила: «А у нас дома, как до войны, тихо и спокойно. И всё благодаря паль­ме. Ишь, как приветливо встреча­ет всех нас!»

Однако настал тот день, когда мы вынуждены были покинуть наш дом: на окраине города появились немецкие танки. Воспитанные в духе безграничного патриотизма, быть в плену у врага мы не хоте­ли и не могли. Наскоро собрав вещи, мама подошла к пальме: «Попрощайтесь с ней, девочки», — сказала она. И мы с сестрой по­дошли к нашей любимице, чтоб в последний раз сказать ей искрен­нее спасибо. Живая, ярко-зелёная, она величественно стояла перед нами, будто благословляя нас в трудный путь. Затем двери дома заперли на ключ, и мы оказались в многотысячной толпе беженцев, покидающих уже полуразрушенный бомбами, весь в пламени пожа­ров город...
Возвратились мы домой лишь через три месяца после освобож­дения нашего города в январе 1942 года. Стояла снежная мо­розная зима. Нашу улицу, как и весь город, трудно было узнать. Половина её либо сгорела, либо была разрушена, но мы с надеждой искали свой дом. И вот он…
Вместо него — груда нагромож­дённых друг на друга кирпичей. Цел лишь единственный угол с перекошенной рамой окна, без стекол. В переплёте её шевели­лось нечто коричневое, отдален­но напоминавшее засохшее дере­во. Это была наша пальма. Она по-прежнему стояла у окна, про­тягивая к нему теперь уже засох­шие, мёртвые листья, которые жалобно шелестели, скорбно встречая нас.

Все трое, мама, я и трехлет­няя сестра, горько заплакали при виде этого страшного зрелища: нет дома, нет дорогой пальмы, кото­рая столько лет согревала и ра­довала нас. И тем не менее, паль­ма оставалась для нас тем един­ственным, что было дорого всем в нашем доме. Ведь она одна, хотя уже мёртвая, дождалась нашего возвращения и теперь уже навсег­да прощалась с нами.

Вот такой эпизод из моего трудного военного детства напом­нила мне маленькая пальма, кото­рую увидела я на зелёной лужай­ке под Ялтой. Не скрою, тихую грусть всколыхнула она в моём сердце, которая живет в нём и до сих пор. Это тоска по всему доро­гому, что отняла у нас война. Но в то же время я радуюсь тому, что жизнь продолжается. И вот растёт на южном берегу Крыма молодая пальма, которая, я уверена, даст непременную возможность почув­ствовать себя счастливым, кто уви­дит ее.

(Впервые опубликовано 1 мая 2004 года в газете "Благовiст", Львов)