Девятнадцатое июня тысяча девятьсот девяносто второго года.
Я в командировке в военной ставке Улан-Удэ. Солнечный летний день. Но на душе неспокойно. Тревожно как-то. Прошу начальника позволить мне сделать звонок. Звоню в Тирасполь, где находится мое нежное создание, моя дочь. Каждое лето мы отправляем ее к родителям мужа, что называется, на фрукты.
Вслушиваюсь в трубку телефона. Кажется, гудки вызова тянутся бесконечно. Наконец ответили.
- Мама, как вы? - кричу я в трубку, услышав голос свекрови.
-Лина, у нас война! Мы сейчас с Наташей выходим на трассу и будем добираться в Одессу к родственникам. Отец останется в Тирасполе, - рыдая, боясь, что связь прервется, быстро сообщает мне свекровь.
Внутри меня все похолодело:
- Я вылетаю, мама. Постараюсь, как можно быстрее добраться до Одессы. У кого вы....- связь прерывается.
Стою в оцепенении, продолжая слушать короткие гудки.
- Что случилось? - спрашивает начальник ставки.
- Там война, - с дрожью в голосе говорю я, - мне надо срочно ехать туда.
- Ты как? Ты вся бледная. Может тебе сопровождающего выделить?
- Нет, нет я нормально. Помогите улететь в Москву, - прошу я, пытаясь успокоить дрожь в руках. Напрочь забыв о том, что военнослужащая, в этот момент я была лишь матерью, дочь которой находится в опасности.
- Да, конечно.
Начальник звонит в аэропорт. О чем он говорит, я не понимаю. Мои мысли далеко...в Приднестровье.
- Через два часа рейс, я забронировал одно место. Мой водитель доставит тебя в аэропорт и проводит, как положено. Тебе надо в гостиницу за вещами?
- Нет, нет. Мне сейчас ничего не надо. Спасибо, - эхом отдаётся мой голос.
- Деньги, документы с собой? - спрашивает он.
- Да, вроде… - неуверенно отвечаю я и открываю сумочку.
Начальник берет из моих дрожащих рук сумку и осматривает содержимое.
- Паспорт, удостоверение на месте. Денег маловато. А вдруг какие проблемы. Вот, возьми, на всякий случай, - кладет мне в сумку деньги и продолжает уже командным тоном, - и давай соберись! Тебе надо преодолеть несколько тысяч километров. Если раскиснешь, считай пропала.
- Да, конечно. Спасибо. Ну, я поехала?
- Не переживай. Твои вещи мы заберем из гостиницы и передадим с кем-нибудь в Кяхту. Давай, с Богом!
Какое страшное слово "война". Но еще страшнее осознание того, что там, где сейчас стреляют, твоя дочь, твой маленький ангелочек, смысл всей твоей жизни. Я здесь, за несколько тысяч километров, а должна быть рядом с ней. Понимаю, что смятение и паника не лучшее состояние в данной ситуации. Мне надо спасать свое дитя. Я не знала, как это буду делать. Но я знала одно, что я должна суметь обезопасить свою кровиночку.
Рейс Улан-Удэ-Москва. Затем аэропорт Внуково. Пробиваюсь к кассам, прошу билет до Одессы на ближайший рейс. Билетов нет. В Кишинев лететь нельзя. Из Кишинева не пробиться в Тирасполь. Война! По трассе стреляют, мост и железная дорога между левым и правым берегом заблокированы. Это я уже узнаю от людей, стоящих в очереди. Но в московском аэропорту Внуково никого это особо не волнует и им абсолютно все равно, зачем мне надо срочно лететь туда.
От услышанного паника внутри меня усиливается. От безысходности хочется рыдать. Чувствую, что я абсолютно одна сейчас в этом огромном мире. Но понимаю, что не имею право на слабость.
Вдруг, ко мне подходит рабочий аэропорта, просто грузчик и предлагает свою помощь. Билет до Одессы на ближайший рейс, но не за девятьсот рублей, а за три тысячи. Тут же соглашаюсь. И в душе благодарю начальника ставки, что предусмотрительно дал мне денег. Грузчик берет мой паспорт и половину стоимости билета - полторы тысячи рублей. Уходит, а я остаюсь сидеть на его тележке, как-бы оставленной мне в залог. Мне нужен билет любой ценой и за любую цену. В данный момент я рискую. Но сейчас я готова душу дьяволу продать, лишь бы побыстрее оказаться рядом с дочерью. Увидеть, обнять ее и знать, что она в безопасности. Эти несколько часов я нахожусь в полном неведении, что с ней.
- Вот ваш паспорт и билет, регистрация уже началась, - раздался голос рядом, выводя меня из оцепенения.
- Спасибо огромное, - слезы на глазах...не нахожу слов благодарности. Отдаю остальные полторы тысячи и понимаю, насколько важен для меня этот чужой человек, пришедший на помощь в трудную минуту. Я обняла его, искренне, вложив всю свою благодарность.
- Да, ладно...обращайтесь, если что, - смутился он, - Я здесь всегда. А сейчас бегите на регистрацию, - заботливо добавил он.
И я побежала. Быстро прошла регистрацию и до посадки успела позвонить родственникам в Одессу, которые мне сообщили, что моя свекровь и моя дочь еще не приехали. Я не религиозна, но в этот момент я обращалась и к Богу, и к Аллаху с просьбой уберечь мое дитя, мою ни в чем неповинную кровиночку. Мои нервы были на пределе. Путь от Тирасполя до Одессы равен ста километрам и чуть больше часа во времени.
И вот уже Одесса. Опять набираю номер телефона. Родственники сообщают, что новостей никаких нет. Я вышла из аэропорта и прямиком направилась к стоянке такси.
- Куда вам, девушка? - таксисты, опережая друг друга, толпились рядом со мной, пытаясь заполучить клиента.
- В Тирасполь, - уверенно ответила я.
Толпа таксистов мгновенно рассеялась. Они без слов разворачивались и уходили.
- Подождите! Ну, куда же вы! Мне очень надо туда, - отчаянно закричала я и схватила за рукав последнего уходящего таксиста.
- Девушка, вы с ума сошли! Там стреляют. Вы понимаете? Никто вас туда не повезет.
- Прошу вас, у меня там дочь, - еле сдерживая слезы, умоляла я.
- По трассе стреляют, в городе снайперы. Пуля - дура, не знает, в кого попадет. Даже не знаю, кто согласится поехать навстречу смерти. Я точно не поеду, - таксист реально сочувствовал мне, но его жизнь для него была дороже.
- Пожалуйста, прошу вас...я хорошо заплачу, - слезы покатились по щекам и я опустилась на колени.
- Ты что, дурочка, встань! – он легко поднял меня с колен и поставил на ноги, -Ладно, дочь говоришь....а какие деньги? российские? - уже к делу перешел таксист.
- Да, у меня только российские рубли. Если хотите, я поменяю на ваши, украинские, - с готовностью произнесла я, утирая слезы.
- Российские - это хорошо. Давай пятьсот рублей и поехали. Но если по этой трассе, действительно, стреляют, я тут же разворачиваюсь и возвращаюсь.
- Да, да, конечно, - я была согласна, в надежде, что он все таки не развернется.
- Лина, - услышала я знакомый голос.
Обернувшись, я увидела бегущего ко мне родственника.
- Не надо никуда ехать. Мать с Наташей у нас, - слегка отдышавшись, сообщил он мне.
И вот здесь я разрыдалась. Не стесняясь никого, а вернее просто не видя никого, я сползла по машине вниз и сидя прямо на пыльном асфальте плакала так, как не плакала никогда в своей жизни. В голове, словно пишущей машинкой отпечаталось "она здесь, она жива". Были ли слезы радости или это была истерия, сброс эмоций и напряжения, я не знаю. Да и не важно это. Для меня важно было одно - моя дочь жива и она в безопасности.