- «Господи, ну какой же из меня сторож? – стараясь не шевелиться и боязливо вздрагивая при каждом шорохе, думает Таиска. – Кто побоится такой «пичужки»?»
Она зябнет от ночной прохлады и плотно закутывается полами не по росту длинного, еще детдомовского пальто. Сегодня ячейка впервые поручила ей охрану совхозного поля. Вспомнила, как ребята-комсомольцы, провожая Таиску на пост, успокаивали, а секретарь протянул глиняную птичью фигурку, улыбнулся:
- Не дрейфь, пичужка. На – ко, возьми эту птаху: Чуть что – свисти.
Еще днем Таиска выбрала на краю леса березу с густой косматой кроной и вечером в назначенный час схоронилась в ее листве, на всякий случай прихватив с собой несколько увесистых камней.
Смеркалось быстро. Темень проникла в лесные чащобы, растворила во мраке ниву. Угомонились непоседы-птицы, безмолвствовал в безветрии березняк, и до девчушки отчетливо стали доноситься голоса деревенской молодежи, возвращающейся с вечерок, тихий шелест густых колосьев пшеницы…
В голодном 1922-м году Таиска и два брата – чуть постарше ее – остались сиротами. Братьев взяла старенькая бабушка («Все мне опора да радость на старости лет будут»), а ее, трехлетнюю, определили в Первоуральский детский дом.
Зимой в старом, еще недавно заброшенном доме становилось особенно холодно и голодно. Рассевшись вокруг печки, тесно прижимаясь друг к другу и к воспитательнице Нине Николаевне Шаровой – такой милой, такой приглядной восемнадцатилетней девушке, они слушали, как сердито гудит в трубе раскаленный воздух, потрескивают дрова. Нина Николаевна рассказывала ребятам множество интереснейших и забавных историй. Детям с ней было уютней, веселее и как будто теплей.
Беда приходила со сгоранием последнего полешка – тогда они в полную силу ощущали нужду страны в топливе и в продовольствии. Праздником для детворы были дни, когда в детдоме появлялись шефы – комсомольцы привозили деревянные чурбаны, и во дворе начинался веселый перестук топоров, звон пил и долго несмолкаемый говор.
Детишки окружали гостей плотным кольцом и с удовольствием помогали им, уплетая скудные гостинцы. Таиска с подружками ходила за воспитательницей по пятам и уговаривала ее:
- Нина Николаевна, пусть наш ужин отдадут дяденькам, - и уверяла ее: - Мы до завтра додюжим.
Они хорошо понимали: уж коли в детдоме с провиантом трудно, то в рабочих семьях и подавно. Ведь сам дедушка Ленин, о котором им много рассказывали воспитатели, заботился о детдомовцах. То пряников или леденцов пришлет им, то интересные книжки, тетради, карандаши.
Одна из таких посылок запомнилась Таиске на всю жизнь. Было это еще в Первоуральске…
В тот день с утра на улице свирепствовала пурга, и детей на прогулку не пустили. К обеду разнесся слух: из Москвы получена большая посылка с орехами, печеньем. Голодных ребятишек собрали в столовой, и они, крепче закутываясь в залатанную одежонку, бросали благодарные взгляды на скромный портрет, с которого улыбался им добрый и всегда веселый дедушка Ленин, которого дети очень любили.
Уже больше половины ребят с наслаждением уплетали подарки, когда в столовую как-то тихо, непривычно для нее, вошла директор детдома. Заплаканные глаза, растерянность всегда веселой женщины удивили и насторожили детей. Прислонясь к дверному косяку, она окинула примолкший в тревожном ожидании зал и, еле сдерживая рыдания, тихо, почти шепотом, произнесла:
- Ребята,…дедушка Ленин умер, - и отвернулась к стене.
Сердце Таиски сжалось от невыносимой печали...
Совхоз «Бэкон», что расположился под Пышмой, был создан совсем недавно. В него-то в 1932 году и направили Таиску работать свинаркой сразу же после окончания шести классов Камышловской школы-интерната.
Начальник политотдела совхоза (как назывались в ту пору секретари партийных организаций) Шерстнев приветливо обнял ее за худенькие плечи, погладил по пионерскому галстуку и участливо вздохнул. Уж очень мала была эта работница с доверчивыми, но серьезными глазами.
С первых дней Таиска с головой окунулась в водоворот совхозной жизни. Она быстро стала среди сельчан своим человеком, особенно среди молодежи. И вот через месяц ей доверили охрану хлебов. В соседних селах буйствовали враги – по ночам скашивали или сжигали посевы, губили общественный скот…
Невдалеке с шумом взлетела птица. Таиска вздрогнула от неожиданности и тотчас услышала приглушенные травой шаги, негромкий говор. Она прислушалась. Шаги становились все отчетливей, а голоса – внятней. В ее сторону шли двое мужчин. Кто они ? Свои? Чужие? Голоса вроде бы незнакомые.
- Боюсь я, - раздался голос уже рядом.
- Делай, что велено! Иди, я пошухарю здесь…
Теперь Таиска не сомневалась, что это были враги. Раздумывать было некогда. Она со всей силой швырнула на звуки камень, за ним – второй, и пронзительная трель резко вспугнула полуночную тишину.
Внизу вскрикнули и испуганно шарахнулись в сторону. С соседних постов ответило сразу несколько приближающихся свистков.
- Беги! Засада!
- Стой! – громко крикнула Таиска. – Стой, говорят! Ребята, сюда!...
Утром Таиску вызвали к начальнику политотдела Шерстневу.
- Чай, испугалась ночью-то, а ? – уважительно, как взрослой, пожимая девочке руку, спросил Николай Николаевич.
- А-то, поди, нет. Еще как, - призналась она.
- Молодец, дочка, не растерялась, во время тревогу подняла. Не успели те двое далеко убежать, поймали их комсомольцы. Собирались наши посевы спалить.
Заглянул в какую-то бумагу, неожиданно спросил:
- Правду ребята говорят, что ты ночи напролет просиживаешь над книгами?
- Да, я очень люблю читать.
- Это хорошо. Вот только зрение ты от мигалки испортишь. Как разбогатеет совхоз, купим движок – и будет у нас во всех домах и на фермах электрическое освещение, как в Свердловске. Ладно, дочка, иди работай.
Вскоре Таисью отправили учиться на годичные курсы библиотекарей, вернувшись с которых, она стала заведовать избой-читальней. Возила на полевые станы тяжелые кипы книг, устраивала громкие читки во время перерывов, занималась обучением неграмотных рабочих.
В начале 1938 года Тасю по предложению Шерстнева послали учиться на курсы поваров и заведующих детскими садами. Сколько отцовского внимания и заботы оказывал ей начальник политотдела! Потом, несколько лет спустя, когда Таисья узнает о его героизме в боях с фашистами, она будет гордиться им, а узнав о гибели – оплакивать, как потерю близкого человека.
Когда началась война с фашистской Германией, Таисья уже третий год работала с детьми. Теперь один за другим становились сиротами ее воспитанники, и хотя их жизнь была иной, чем в пору ее детства, ей тоже довелось испытать многое из того, что выпало когда – то на долю детдомовских воспитателей…
Около двадцати лет посвятила Таисья Михайловна Пимова работе с детьми. А потом по состоянию здоровья пришлось ей сменить профессию. Последние одиннадцать лет Т.М. Пимова работала машинистом холодильных установок в отделе рабочего снабжения (ОРСа) Северского трубного завода.
- Летом 1974 года она ушла на пенсию, – рассказывала мне ее соседка по квартире, начальник отдела кадров ОРСа Софья Ивановна Булыгина. – Но разве такой трудолюбивый человек, как Таисья Михайловна, усидит дома? Она вернулась на прежнее рабочее место. Вечерами я часто вижу ее у дома в окружении детей. Внимательно слушают они рассказы старой женщины, не спуская с нее завороженных глаз…
По сей день возвращает Таисья Михайловна людям дань за их добро, полученное ею в далеком и очень трудном детстве. 1974 г.