… 6 …
Высоко-высоко в небе летают стрижи, ласточки, и их пересвист разрывает тишину. Я, почему-то, никогда не испытывала страха перед кладбищем. Наоборот, в этой тишине есть что-то убаюкивающее.И, ещё, шум ветра, словно, заблудившегося навеки среди старинных, высоких, покосившихся и почерневших от времени могильных плит...
Сегодня – четверг и в этот день принято приходить на кладбище, навещать могилы родных... Я хожу от могилы к могиле, трогаю руками камни, вожу пальцем по узорам, словно сотканным из кружев – мастера-умельцы прошлого творили чудеса. Надписи на старинных могилах выполнены только на арабском языке. На более поздних – уже на русском языке, или старым азербайджанским алфавитом, в котором смешались кириллица и некоторые латинские буквы...
На кладбище есть место, называемое Гырхлар – Сорок – обладающее, как говорят, чудодейственной силой...
Не знаю, как насчёт чудес, но то, что с исторической и художественной точки зрения это место бесценно – неоспоримый факт.
Я знаю две притчи о Гырхлар. Первую я не раз слышала от разных людей, и она гласит, что сорок лучших воинов, молодых, красивых отпрысков самых богатых семей полегли здесь до последнего, отстаивая исламскую веру. Они воевали сорок дней и ночей против несметного количества язычников... Самому старшему из них было двадцать лет от роду. Младшему – пятнадцать...
А вторую мне рассказал дедушка.. Не помню, когда он рассказал мне её впервые, но я не раз просила его повторить притчу.. Дедушка, пыхтя сигаретой и, отпивая горячий чай вприкуску с кусковым, крепким сахаром, чуть прищурив свои, удивительно синие, необыкновенные глаза, рассказывал мне её вновь и вновь..
Однажды, жестокий хан приказал выбрать сорок самых красивых девушек и отправить их в гарем султана... До того, как тронуться в путь, девушек заперли в склепе, находившемся на кладбище, за стенами города... Несколько храбрецов решили освободить девушек, перебив охрану ночью, и убежать с ними в горы... Бдительная охрана выставила стражей, которые, заметив крадущиеся тени юношей, с обнажёнными мечами, забила тревогу... Разгорелась битва, во время которой охрана поняла, что силы неравны и один из них, открыв дверь склепа, зарубил девушек, всех, до единой… Юноши, одержав победу, ринулись в склеп, чтобы освободить красавиц..Увидев страшную картину, все, оставшиеся в живых юноши, покончили с собой..Я, конечно, верила во вторую притчу. Ведь её рассказывал дедушка! И посвящена она была великой любви. И, даже будучи ребёнком, я, хоть и не понимала, но всем сердцем - любовь, это единственное, ради чего стоит жить, бороться, прощать..
Проходят годы, неумолимо отдаляющие меня от тех, самых счастливых, беззаботных моих дней..
Каждый раз, когда я приезжаю в город моего детства, я обязательно прихожу сюда,на кладбище, где покоятся мои дедушка и бабушка и многие другие родственники..Обязательно прихожу и на кладбище Гырхлар, которое уже давно стало местом, куда люди приходят, чтобы через души святых обратиться к Всевышнему.. Специальные служители следят за чистотой и порядком... И каждой женщине, вошедшей сюда, дарят косынку. А косынки эти, как и остальные пожертвования, приносят сюда те, кто загадал желание, и оно сбылось... Самую красивую косынку мне подарили несколько лет назад. Она шёлковая, золотисто-коричневая, с узорами, вышитыми "золотыми" нитями, искрящимися на свету. Я часто ношу её... И когда-нибудь, когда исполнится самая заветная моя мечта, я поеду в город моего детства, пойду в это святое место и отвезу туда косынки... Пусть и их раздадут тем, кто искренне верит в чудеса…
Я с детства не боялась ходить на кладбище, наоборот, стоило мне заметить особые бабушкины приготовления, я тут же бросала любое занятие и шла приводить себя в надлежащий вид – умывалась, переодевалась. Затем, доставала из шкафа серебряный гюлабдан;, набирала в него воду, а бабушка добавляла чуть-чуть розового масла.
Кладбище находится за Крепостной стеной. Женщины шли, тихо переговариваясь. На тех, кто постарше, были накинуты чаршабы;; – чёрного или синего цвета, доходившие до пят. Те, что помоложе, так же как и незамужние девушки, надевали на головы тёмные косыночки, завязывая их не под подбородком, а на затылке. Кутаться в чаршаб я научилась очень быстро, и бабушка позволяла мне брать для своих игр те, которые она уже не носила. А вот косынки сползали. Ну, не держались они на моей голове!..
Детей на кладбище брали крайне редко, исключением была я, естественно. Поэтому, всю дорогу до кладбища я шла, переходя от одной группы женщин к другой, прислушиваясь к их разговорам и поражаясь тому, насколько одинаковы и однообразны темы, которые они обсуждали! Неужели, когда я вырасту, тоже стану такой скучной, с ужасом думала я и тут же зарекалась – никогда, ни за что на свете!
Дорога на кладбище была очень живописной! По левую сторону – гора, до которой было буквально рукой подать! И Крепостная Стена, и сама крепость – Нарын-Кала... По правую руку, в синей дымке, море сливалось с небом!!!
Вся дорога проходила между частными домами, утопавшими в зелени. Я шла, обдирая придорожные кусты и деревья! В зависимости от времени года я набивала карманы и желудок как спелыми, так и не очень фруктами; если же, кроме пожелтевших листьев на деревьях ничего не было, я собирала яркий букет, вдыхая удивительный, горький аромат.. А зимой - обламывала несколько веточек с вечно -зелёных кустов.
Когда до кладбища оставалось несколько метров, разговоры затихали и женщины читали шёпотом молитвы на арабском языке... При первой же возможности я ускользала от них. Я ходила между могил, разглядывала их, читала надписи (кстати, читать я умела уже в четыре года), трогала руками шершавую поверхность старинных камней. Они мне нравились гораздо больше, чем вычурные мраморные памятники.
Странно, даже на кладбище люди умудряются проявлять свои амбиции, воздвигая чуть ли не монументы над телом того, кого уже совершенно не волнует ничего на этом свете...
Никогда не забуду, как однажды, проходя мимо одного из таких «мемориалов», окружённого резьбовой решёткой, засаженного кустами роз, я увидела дородную женщину, которая сидела на одной из скамеек, выкрашенных в бронзовый цвет.Она была вся в чёрном и с огромным количеством золотых украшений. Женщина прижимала к лицу платок и, время от времени, разрывала тишину кладбища истошными воплями. Одна из женщин, шедшая в группе тех, кто был помоложе, сказала вполголоса, но так, что это отчётливо слышали все, кто шёл рядом:
- Йазыг Фяхряддин, билсейди ки, оляндян сонра бэ¬ля эзиз олачаг, чохдан джаныны гуртарарды бу ифри¬тянин элиндян...;
Женщины прыснули, прикрыв рты руками. Одна из старших, тех, кто шёл впереди – среди них была и моя бабушка – обернулась, и с укоризной качая головой, посмотрела в сторону насмешниц.
- Бурда да гийбятивюздян эл чякмирсиз!;
Пройдя через ворота, каждая направлялась к могилам своих усопших – как к древним предкам, так и к недавно похороненным... Могилы обрызгивали водой из гюлабданов, доставали из кулёчков принесённые из дома фрукты, конфеты, ставили на могильные плиты...Я тоже ставила на могилы то, что принесла сама - сорванные с деревьев фрукты, букеты листьев, веточки с кустов.. Женщины, шёпотом, читали молитвы. Над чьими-то могилами горько плакали, над чьими- то - роняли несколько скупых слезинок, а над чьими-то - просто шептали слова молитвы.. Бабушка, проделав весь ритуал, говорила мне:
- Возьми с могилы, Гюлюм, что хочешь! Съешь и скажи – Аллах Ряхмят Элясин! Рухун кёмяйчи олсун...;;
Прошло много лет... Я училась на втором курсе, когда умер дедушка... Он умер зимой, в феврале. Летом я поехала на каникулы... Подъезжая к дедушкиному дому, к своему дому!!! – я чувствовала, как сжимается моё горло от рыданий... Но я уже давно научилась контролировать эмоции... Я разучилась плакать очень давно. Так же, как и беззаботно, от души, смеяться...
На шум машины в воротах появилась бабушка, и, приложив ко лбу руку козырьком – до обеда солнце было на нашей стороне улицы – она смотрела в нашу сторону. Она увидела меня и тут же лицо её озарила радостная улыбка. Я выскочила из машины и бросилась к ней... Правда, мне уже давно приходилось пригибаться, чтобы обнять свою бабушку – мягкую, с удивительным ароматом, словно, облаком, окутывавшим её. Слёзы медленно покатились у меня из глаз... Такая печаль навалилась на меня от сознания того, что я никогда больше не обниму дедушку, не услышу его хрипловатый голос, не загляну в удивительную синеву его глаз, сохранивших необыкновенный свой цвет даже в глубокой старости... Я плакала от сознания того, что уже понимала - придёт день, когда не станет и бабушки... Я плакала, молча, покрывая поцелуями лицо, руки бабушки, вдыхая её аромат и стараясь вобрать в себя как можно больше её тепла и света...
Когда мы пришли на кладбище, среди привычных могильных плит на участке, принадлежавшем нашей семье, я увидела новый надгробный камень. Он был не из мрамора, не из гранита... А из обыкновенного камня, точь-в-точь такого же, как и старинные, потемневшие, покосившиеся от времени каменные надгробия... Он отличался только цветом...Камень был светлым. Арабской вязью были вырезаны слова молитвы на камне... Я их не знала и не понимала... А кириллицей были вырезаны фамилия, имя, отчество... Дата рождения... Дата смерти... Я обняла камень... Он был горячим от согревавших его лучей солнца... Прижавшись щекой к шершавой поверхности камня, умом понимая, что это невозможно, что это стук моего сердца раздаётся у меня в висках, я – всё-таки – чувствовала, как в унисон моему сердцу стучит и сердце дедушки. Как тогда, в детстве, когда я, набегавшись за весь день, уставшая, со слипающимися глазами, забиралась к нему на колени или в кровать, и, положив голову ему на грудь, просила рассказать сказку и засыпала под звуки его голоса и мерный стук сердца...
Я не хотела открывать глаза, наслаждаясь этим ощущением... Лёгкий ветер, как и сотни, и тысячи лет назад, словно заблудился навсегда среди камней... Стрижи и ласточки всё так же разрывали небо и воздух своими крыльями и свистом...
- Гюлюм, ал гюлабданы, суйу тёк гябрин устюня... Эля бил ки, бабова су верирсян... Сонра оз элинля мейвялярдян гётюр... Эля бил ки, бабанын элиндян гётюрюрсян...;
Бабушкин голос всегда действовал на меня успокаивающе... Я полила дрожащей рукой могилу. На плите уже аккуратной горкой возвышались фрукты, которые бабушка принесла с собой. Я выбрала самую красную, крепкую алычу – дедушка обожал именно этот сорт – и, прежде чем надкусить, прошептала:
- Аллах Ряхмят элясин! Рухун кёмяйчи олсун!..;
Прошло много лет... Слишком много... Целая вечность... Нет уже и бабушки... И теперь, приезжая в город моего детства, я навещаю бабушку и дедушку на кладбище. Поливаю их могилы ароматной, розовой водой из серебряного гюлабдана... И только там, на их могилах, обняв надгробия сначала дедушки, потом бабушки, я даю волю слезам, которые держу в себе, и которые не проливаются даже в самые сложные моменты моей, непутёвой такой, жизни... Только там, рядом с ними и так бесконечно далеко от них, я вновь превращаюсь в ту маленькую девочку, которую они окружили лаской, заботой, любовью, теплом и светом в таком огромном количестве, что их хватило бы с лихвой на всё человечество... Только им я могу пожаловаться и у их душ прошу помощи и совета...
Чем же я могу вас отблагодарить, родные мои? Разве что, вот этими воспоминаниями... И, если верны слова, что рай для ушедших – это память о них в сердцах тех, кто остался, то пока я жива, вы – в раю….
****************
; Кувшинчик с длинным тонким носиком.
;; Шёлковые покрывала, которые надевали поверх одежды особым образом.
; Бедный Фахрэддин, если бы знал, что после смерти будет так дорог, давно бы умер, избавил бы душу от этой ведьмы…
; Даже здесь не оставляете свои сплетни!
;; Почивай с Богом! Пусть душа твоя будет помощницей...
; Цветок мой, возьми гюлабдан и полей могилку... И думай, что дедушку напоила... А потом, возьми своей рукой фрукты и думай, что ты взяла их из дедушкиной руки...
; Почивай с Богом! Пусть душа твоя будет помощницей!..