Определение. Треугольник — простейший многоугольник, имеющий 3 вершины и 3 стороны; часть плоскости, ограниченная тремя точками, не лежащими на одной прямой, и тремя отрезками, попарно соединяющими эти точки.
Лето — одно из четырёх времён года, между весной и осенью. Состоит из трёх месяцев: в Северном полушарии — июня, июля и августа, в Южном — декабря, января и февраля.
Ну вот, а теперь скажите, как всё это между собой соотносится? То есть по отдельности всё это вполне удобоваримо и понятно; но вот при наложении одного на другое…. Стройной картинки упорно не получалось, и Рэй, как ни старалась, не могла придти к какому-то определенному выводу. В чём тут было дело? В общей, что ни говори, ограниченности её образования; в том, что оба понятия, как ни крути, относились к абсолютно разным категориям; или же, в конце концов, просто в абсурдном совмещении ну никак не сочетающихся вещей?! Тоже ведь треугольник, с нарастающим ужасом поняла Рэй. У неё начала болеть голова.
«Треугольник, – старательно думала девочка, машинально выводя что-то карандашом в тетради. – Три вершины. Три стороны. Это понятно. Лето. Три месяца. Это тоже понятно. Но как лето и треугольник соотносятся между собой?!» Она посчитала на всякий случай недели в месяцах и дни в неделях и запуталась ещё больше.
«Это нелогично, – подумала она. – Так быть не может. Но ведь так есть». От дикой несообразности у Рэй даже живот вдруг заболел; она легла на кровать, свернувшись калачиком и обхватив руками колени, и, пытаясь не обращать на боль внимания, продолжала думать. К её несчастью, с логикой у Рэй всё было в порядке, потому всё, что не укладывалось в Прокрустово ложе закономерностей, ставило её в тупик. Она попробовала найти другой подход, применила математику Лобачевского, затем почему-то обратилась к теории листа Мёбиуса, сбилась, решила взять вершину штурмом, вооружившись неевклидовой геометрией, забуксовала и обратилась к метафизике. В последней Рэй была не сильна, а потому быстро потерялась в хитросплетениях терминов и поспешно отступила к знакомым и выверенным позициям. Враг оказался хитер и коварен. Совершенно неожиданно Рэй разозлилась, и от этого растерялась. Злость была неведомым для неё ощущением. «Что это со мной? – удивленно спросила она себя. – Что со мной происходит?» Она села на кровати, подобрав под себя ноги, и задумчиво уставилась в пол. Злость проходила – она оказалась сродни быстро вскипающей и тающей волне прибоя на береговых скалах; вот только осадок после оставался не слишком приятный, к тому же Рэй ощутила непонятную дрожь во всех мышцах, и заметила, что сердце бьется намного чаще.
«Разберемся с самого начала, – сказала она себе мысленно, прищуривая в задумчивости глаза. – Какое твое первое воспоминание?»
«Орел».
«Нет, не то, что ты помнишь. Какое твое первое воспоминание?»
«А, в этом смысле?.. Думаю, лето. Да, началось лето, в городе стало жарко и душно, и нас отправили отдохнуть в небольшой пансионат. Да, нас троих – меня, Аску и Мари. Я помню, был…»
«Не был. То есть, возможно, и был, но по законам жанра не был».
«Вот как? Хорошо, не был. Но я помню, что был. И были имена…. Наши имена, утром, в жаркий летний день, когда хочется полежать в тенечке, с чем-нибудь прохладным…. По крайней мере, Аска заявила, что так и собирается провести всё свое свободное время. А у неё ВСЁ время было свободным. Она взяла шезлонг, и зонтик, и книгу, и кучу бутылочек с холодным соком и пошла на пляж. А потом был треугольник».
Рэй снова легла, подперев голову рукой. Лицо её было задумчиво, и на лбу собралась едва заметная очаровательная морщинка.
«Потом? А не раньше? Про треугольник что-то говорила Мари, но в этом я не уверена – она говорила много и без всякой видимой связи…»
«Но потом ведь был театр? Ты помнишь театр?»
«Театр. Летний театр на воде. Да, там было… весело».
Театр! Рэй так и подскочила на кровати. Вот именно, странный театр на воде, с него-то всё и началось! Их потащила туда Аска, и они с Мари стали дурачиться, показывая ничего не понимавшей Рэй любовь с насилием, любовь без насилия, насилие и юмор без любви, и вообще чёрт знает что ещё. Рэй нахмурилась. Всё это – всё то, что происходило с ними, было очень смутно знакомо. Театр. Треугольник Лето. Они вершины треугольника. Отношения между ними – стороны. Но при чем тут лето?
«Нет, после театра было что-то ещё. Какая-то игра, в которой мы жонглировали вопросами, не давая ответов, и почему-то запутывались в том, кто мы есть на самом деле, и, кажется, был ещё чей-то приказ…. Чей? О чем? Кому? Нам? Но кто были мы тогда? И где были мы тогда?»
Театр. Приказ. Кто-то. Рэй почувствовала, что начинает сходить с ума. Всё это уже было – но с кем было?! Какой-то безумный отдых, сумасшедшее лето – или же это было не лето – корабль, кони, короли, капуста….
«Стоп. Мы начинаем бредить. Может, у нас тепловой удар? Может, мы перегрелись на солнце или слишком долго плавали или…. Кто это мы? Кто это я? Кто из нас кто?»
«Я помню, что нас повесили».
«Повесили?!»
«Да. Какой-то сумасшедший, которого по условиям нет, повесил нас на корабле, которого не было, когда мы везли того, кого тоже нет, туда, где и нас не было…. Кто это? Аска?»
«Нет. Я ещё не настолько сошла с ума».
«Мари?!»
«Нет, нет, нет! Я в другом сне вообще!»
«Тогда что?! Тогда кто?! Почему треугольник и лето?!!»
Ответов на эти вопросы не было. Да и не могло быть. Наверное.
«Ты понимаешь, всё это – ширма. Железобетонные стены подсознания, ограждающие нас от иррационального. Понимаешь, иррациональное – оно с тобой не будет церемониться, с тобой, такой логичной, рассудительной, правильной…. Не зная ответа, ты не сможешь задать вопрос. А ведь ответ всегда бежит впереди лошади».
«Что такое лошадь?»
«Орел».
«Аска?»
«Рыжая».
«Да что здесь происходит?!»
«Риторический вопрос. Один – ноль в мою пользу».
«Бред какой-то…. Рэй!»
«Не вопрос. Два – ноль в мою пользу».
«Стоп, стоп! Э-э…. Я начинаю понимать! Почему?»
«Почему что?»
«Почему здесь и с нами?»
«С кем?»
«Со мной, Аской и Рэй…. О Боже!»
«Не вопрос. Три – ноль. Игра. Нас, видимо, повесят».
«Я не понимаю».
«Неважно. Важно – ощутить иррациональность и увидеть маски, наряды, декорации… Ведь ради этого мы живем».
- Чего это с ней? – приподнимаясь со своего шезлонга, с подозрением спросила Мари; при этом ткань верхней половины её купальника опасно натянулась, грозя вот-вот лопнуть.
Аска хмуро покосилась на Мари, потом посмотрела в сторону Рэй.
Та лежала под пляжным зонтиком и вроде бы дремала; но дрёма её была очень неспокойной – с губ срывались какие-то невнятные возгласы, руки и ноги подергивались, синеволосая голова металась по изголовью шезлонга….
- Не знаю, – Аска пожала плечами, спустила босые ноги и ойкнула, обжёгшись о горячий песок. – Вот же…. Donnerwetter! Чертова кукла, вечно из-за неё неприятности какие-то! Может, эта идиотка заболела?
- Она съела пять порций мороженого и выпила три банки холодного сока, – сказала Мари.
Аска на цыпочках перебежала к шезлонгу Рэй и наклонилась над девочкой. Положила руку ей на лоб. Покачала головой:
- Не знаю, – повторила она, машинально подбирая с песка несколько сбитых Рэй со столика книг. Повертела их в руках, прочитала заглавия…. Потом усмехнулась:
- Ну, знаешь…. Если бы я такого по жаре начиталась, да ещё обожравшись мороженым и соком, меня бы, я думаю, мучили кошмары.
И она показала Мари две книги. Обложка одной из них гласила – «Любовный треугольник»; второй – «Гильдестерн и Розенкранц мертвы».
- Да уж, – сказала Мари. – Сплошной театр и треугольник. И это по нынешней жаре.
«Орел».