«Каждую минуту на свете рождается простофиля.» Это изречение, приписываемое знаменитому американскому антрепренёру Барнуму, подводит итог долгому жизненному опыту человека, который, с искусством всё ещё не превзойдённым умел пользоваться этим обилием.
Имя Барнума ничего не говорит нынешнему молодому поколению, но во второй половине позапрошлого века оно гремело по обе стороны океана, как синоним изобретательности, энергии и умения делать то, что теперь называют «бумом». Барнум был первым «бумистом» нашего времени, первым создателем «асов», «тузов» и знаменитостей, отцом тех приемов рекламы и возбуждения любопытства толпы, которыми завоёвывается успех зрелищ. Какая, казалось бы, простая вещь — арка из электрических лампочек — банальнейший способ привлечения публики к освещённому месту. Но Барнум первый догадался поставить её над своим «музеем» в Нью-Йорке шесть лет назад, и ему принадлежит первенство множества других способов рекламы.
Он имел, конечно, предшественников в своих методах, особенно в старой Европе. Память о встрече с одним из них Барнум сохранил сам в автобиографии. Это был фабрикант карандашей в Париже Манжен. Он выезжал на людную улицу, останавливал свой экипаж, на глазах прохожих заменял скромную шляпу и сюртук блестящей каской и расшитой золотом туникой и потом произносил собравшейся толпе обширную похвалу своим карандашам. Манжен читал автобиографию Барнума и восхищался его искусством рекламы. С своей стороны американец подписался вполне под той формулой создания успеха, которую ему изложил ловкий француз: «Сначала заведите публику шумом и мишурой, блестящими ракетами и бенгальскими огнями, а потом дайте ей за её деньги то, чего эти деньги стоят. Карандаши Манжена были хороши, и он составил на них богатство. Всякого рода монстры и редкости, которые показывал Барнум в своём музее, действительно удовлетворяли любопытство толпы и тоже приносили антрепренёру миллионы. И тот и другой взбивали пену своего успеха из доброкачественного материала, но талант состоял в том, чтобы заставить публику густой толпой бежать на эти мыльные пузыри.
Во время беседы с Барнумом Манжен сказал, что у него есть комбинация, которая удвоит продажу карандашей: «Не спрашивайте в чём дело. Через год вы увидите сами и убедитесь, что Манжен немного знает человеческую природу. » Барнум прочёл, что Манжен умер, оставив бедным 200.000 фр. Во всех газетах прославлялась его щедрость. Полгода спустя Барнум приехал в Париж и, к великому своему изумлению, снова увидел Манжена с его каской и плащом. Тот признался, что «внезапная смерть учетверила продажу карандашей!» и кроме того дала ему возможность отдохнуть в деревне. «Вы, янки, очень хитрые люди, — говорил Манжен — но никто из вас ещё не догадался, что можно лучше жить, если умереть на шесть месяцев.»
Барнум знал много других секретов успеха, не уступающих манженовским, а потому рассказ о его жизни читается, как самый фантастический роман приключений. Он сам оставил его потомству в своей автобиографии, а только что появилась во французском переводе большая книга М. Вернера о Барнуме, восстанавливающая уже исчезающую память об этом удивительном завоевателе толпы.
Слава Барнума началась после того, как он купил в Нью-Йорке музей редкостей, переделал его и открыл с таким успехом, что его сразу назвали «Наполеоном импрессарио». Жонглёры, альбиносы, учёные собаки, танцовщицы на канате, автоматы, диарамы сотворения мира, гиганты, чревовещатели, вязальные машины, рельефные планы Парижа и Иерусалима, опыты выдувания стекла — вот «редкости», которыми американский зритель, ещё свежий и неискушённый в зрелищах (дело было в 1842 году) мог любоваться, переступая за 25 центов порог барнумовского музея. Способы рекламы у Барнума были необыкновенно разнообразны, начиная со светящейся арки, гигантских широковещательных афиш и кончая «бесплатной музыкой для толпы». Однажды Барнум собрал оркестры из самых скверных музыкантов города и поместил его на балконы музея. Действительно, от душераздирающих звуков публика устремлялась внутрь, и Барнум остался вполне доволен своей находчивостью. Весь доход первого года музея он отдал на рекламу. Барнум был поистине отцом газетной рекламы в той стране, где она достигла потом чудовищных размеров. Как благодарная дочь, она наградила своего создателя. Барнум нисколько не смущался, когда его честили унылым шарлатаном, паяцем, обманщиком. Имя Барнума и название музея, всё равно с какими прилагательными, мелькало непрерывно перед глазами публики, а это было главное.
Барнума можно назвать «шарлатаном» лишь в той мере, в какой вообще всякая реклама заключает некоторое «одурачивание» толпы, тот гипноз «ракетами и бенгальскими огнями», который и самую простую вещь превращает в 7-ое чудо света. Специальностью Барнума было показывать публике разного рода чудеса. Но кто кроме него, сумел бы заставить публику всей Европы сбегаться смотреть на пятилетнего карлика — «генерала Тома Пуса» и в Париже, после приёма карлика у короля Луи Филиппа, провезти его в день Лонтанских скачек по аллее посланников на Елисейских полях в крохотной голубой карете, запряжённой маленькими пони? А это был только один из бесчисленных «трюков» Барнума.
Когда он возил по Англии сиамских близнецов, то любопытство публики было возбуждено до крайности сообщением, будто близнецы приехали посоветоваться со знаменитым хирургом, нельзя ли их разделить. Все спешили смотреть сиамских близнецов, пока они не превратились в простых двух сиамцев.
В 1850 году Барнум пригласил в Америку известную певицу Дженни Линд (Jenny Lind ). Американцы не имели никакого понятия об этой оперной знаменитости, да и сам Барнум её никогда не слышал. Но он знал, как создать успех «шведскому соловью в американских лесах». Нужно прочесть целиком подробный рассказ о гастролях Дженни Линд, чтобы оценить гений рекламы у Барнума. Газеты наполнились статьями, заметками, письмами восторженных поклонников Дженни Линд. Барнум объявил конкурс в 200 долларов за лучшую оду — приветствие Америке, которую будто бы хочет спеть шведская певица. Получилось 735 стихотворений, и вокруг присуждения премии поднялся большой шум. Места на пароходе, на котором Линд отплывала в Америку, были давно расписаны: американцы, возвращавшиеся домой, добивались чести быть её компаньонами по путешествию. За 11 дней пути «Атлантика» интерес публики был накалён до последней степени непрерывными сообщениями о божественном создании, которое готово вступить на американскую землю. 30 000 людей ждали пароход, в гавани. У отеля, где остановилась Линд, были устроены триумфальные арки с надписями « Добро пожаловать ». Толпа неистовствовала авансом и до ночи толпилась под окнами певицы. Газеты окончательно потеряли голову, и «Нью-Йорк Трибюн» описывал встречу знаменитости на четырёх столбцах.
Билеты на первый концерт Барнум и счастливец, купивший первое место за 225 долларов, сразу стал знаменитостью. Это был приятель Барнума, торговец шляпами, магазин которого получил чудную рекламу.
На концерте успех «шведского соловья » превзошёл ожидания, и Барнум с триумфом провёз Дженни Линд по Америке. Потом, когда она делала второе турне, уже сама, поклонники с, удивлением замечали, что не испытывают первоначального восторга. Гипноз рекламы не искажал впечатления, а сама по себе Дженни Линд была только хорошая певиц, с отличной техникой, но без души, — и ничего необыкновенного не представляла. Барнум всё же первый открыл Америку для европейских артистов и гастроли Линд дали большой толчок музыкальным предприятиям в молодой стране, до того не интересовавшейся музыкой.
Тридцать лет спустя опять огромная толпа встречала вместе с Барнумом в нью-йоркском порту другое европейское чудо — уже не шведского соловья, а «самого большого слона в мире» — Ямбо. История покупки Ямбо одно из замечательнейших среди предприятий Барнума. Ямбо был гигантский слон — украшение лондонского зоологического сада. Когда он стал входить в зрелый возраст, отсутствие подруги жизни настолько портило его характер, что администрация сада, боясь опасных последствий слоновьей тоски, согласилась продать Ямбо Барнуму. Договор был подписан и деньги внесены, но когда стало известно, что Ямбо покидает Лондон, взрыв печали и негодования прокатился по всей Англии. Можно было подумать, что Барнум покупает национальную достопримечательность. Отцы, дети которых ездили на спине Ямбо, писали протестующие письма, дети посылали петиции к Барнуму, умоляя не увозить их дорогого слона. Королева Виктория, наследник престола, Джон Рескин и другие знаменитости обратились к администрации зоологического сада с просьбой расторгнуть контракт и открыть подписку для уплаты неустойки. Директор зоологического общества разъяснил, почему он решился на такой странный шаг и утешал взволнованных друзей Ямбо тем, что у Барнума, в обществе других слонов, он будет вполне счастлив и в подтверждение приводил «факт, небывалый для слонов в неволе»: в зверинце Барнума родились два слонёнка. Зоологический сад не мог вместить нахлынувшей публики, и здоровью Ямбо серьёзно стало угрожать обилие любимых его пирожков, которые принесли растроганные близкой разлукой посетители.
Но Барнум оставался неумолим. Он телеграфировал директору «Дейли Телеграф» в ответ на его запрос: «Я не соглашусь расторгнуть контракт даже и за сто тысяч фунтов.» С чрезвычайными предосторожностями и трудностями Ямбо посадили на пароход, и он прибыл в Нью-Йорк. Конечно, Барнум использовал в полной мере английские волнения, к которым прикладывали руку и его агенты. В шесть недель Ямбо, стоивший с перевозкой 3000 долларов, принёс 336.000 долларов сбора. Когда через несколько лет слон погиб во время столкновения поездов, Барнум купил в лондонском саду слониху Алису и показывал её в своём цирке под названием «вдовы Ямбо».
Барнум умер в 1891 году глубоким стариком, до последних дней занимаясь огромным цирком, который он соединил со своим музеем. Он оставил состояние в четыре миллиона долларов — дело его рук и искусства. Хотя и полузабыто почти его имя, дух Барнума витает до сих пор над ослепительными вывесками театров и кино, над пёстрыми афишами, над колоннами газетных реклам, всюду, где жадная толпа ищет зрелища и сама просится быть одураченной.