Иван Петрович

               
                И В А Н    П Е Т Р О В И Ч
NV550056
Я летел в один из уральских городов в командировку на комбинат. Этот комбинат был под особым контролем правительства и ЦК, чем успешно пользовалось руководство. Мне предстояло закрывать очередную рекламацию. Я был уверен, что это никакая не рекламация, а так, как претензия, подписанная главным инженером. Главный инженер, фамилия у него была Хорьков Михаил  Васильевич. Я был с ним знаком, но, как говорится, не уважал я его, потому что знания его не соответствовали его должности,  От него приходили иногда такие бумаги… как и сейчас: пришла очередная бумага, просто набор слов, конкретно нет никакой претензии, которая относилась бы к нашему заводу, к поставке нашего оборудования, нет номера чертежа. Но тем не менее пришлось сразу выехать.
Я прилетел, и с аэропорта сразу же пошел на комбинат. В приемной было много народу. Я посмотрел: никого знакомых. Я подошел к секретарю и сказал, что мне надо к Михаилу Васильевичу. Она спросила, по какому вопросу, я сказал, что представитель завода по рекламации. Она сказала: «Минутку», - и скрылась за дверью. Я оглядел присутствующих, в одном увидел знакомое лицо, он был окружен местными, они о чем-то говорили, мы встретились взглядами, он мне кивнул, я ответил. Но никак не мог вспомнить, откуда я знаю этого человека, причем мне казалось, что я должен его знать.  Хорошо знакомое, но никак не припомню, ни фамилии, ни имени его. Пока я стоял в раздумье, подошла секретарь и сказала: «Пройдите». Я вошел. Михаил Васильевич сидел за большим столом, зеленое сукно. Я поздоровался, он что-то пробурчал и царственный жестом указал на стул приставного стола Я выбрал тактику молчать.  Он начал мне говорить, как ему тяжело здесь живется, что поставщики совершенно разучились работать:
- То ли дело от японцев получаешь оборудование, все в таком порядке, аккуратненько сделано.Все в срок, никаких дефектов, тем более брака От своих же получаешь: там заусенцы, даже страшно говорить; иногда приходит оборудование, резьбы нарезаны одним первым метчиком, хуже того, иногда в этих отверстиях застрявшие метчики сломаны, которые мне приходится здесь зубами выгрызать.
Я посмотрел на него: вроде бы зубы все целые, думаю, интересно, как он ими грызет металл. И тем не менее я сидел, молчал, выслушивая, какие претензии у него к поставщикам. В это время открылась дверь и зашел мужчина, с которым мы встретились взглядом. Он поднял обе руки, как бы ладонями показывая, что, мол, ничего, ничего, разговаривайте, я вам не помешаю. Странно, значит, этот мужчина – или более высокое начальство, или представитель министерства или прочих каких-то высоких контролирующих органов, что может свободно зайти к главному инженеру без стука, без доклада. Он присел на стул, я ждал паузы, когда закончит Михаил Васильевич свое высказывание в адрес поставщиков. Когда он закончил, я спросил, можно ли мне пройти посмотреть оборудование, где наши дефекты, с какими мы прислали оборудование.
- Конечно, можно, сейчас я дам указание, инженеры Вас проводят, пусть Вам еще  монтажники укажут, в каких полевых условиях нам приходится исправлять ваш брак. У нас сроки, мы подотчетны ЦК и правительству, за нами следят, а нам приходится исправлять ваш брак, который вы не можете там у себя исправить.
В разговор вмешался мужчина, который зашел:
- Михаил Васильевич, не надо никого звать. Я сам Леонида Петровича провожу.
Этот мужчина назвал меня по имени-отчеству, хотя я нигде не говорил. Секретарю я просто сказал, что представитель завода. Хотя с Михаилом Васильевичем мы знакомы, но вряд ли он помнит мое имя и отчество. Я был уверен, в разговоре ни разу он не назвал меня по имени-отчеству. Мне странно,  меня не покидает ощущение, что я знаю этого человека, а вот вспомнить не могу. Мы стали выходить, он пропустил меня вперед, и  говорит: «Вначале давайте зайдем ко мне», и указывает на дверь. Я читаю на двери «Главный инженер». Я оглянулся, посмотрел на дверь, где был Михаил Васильевич, там табличка висит «Зам. главного инженера». Странно. Мне было прислано письмо подписанное Хорьковым, как главным инженером.  Мужчина что-то сказал секретарю, мы прошли в его кабинет, он предложил сесть на кресло у журнального столика и обратился ко мне:
- Не узнаете меня, Леонид Петрович?
-  Извините, вижу знакомое лицо, но не могу вспомнить.
- Да, конечно, всех студентов-практикантов трудно помнить.
А…Вот оно что. Теперь-то я вспомнил, это же Ваня Дмитриев. Да, уже лет десять, наверное, назад, как он был у меня на практике, этот  смышленый и очень интересный мальчишка, и вдруг он теперь главный инженер этого комбината.
Я говорю:
- Ваня Дмитриев, ты, что ли?
- Да, да, да, я. Это я. Второй месяц, как меня назначили, сюда прислали главным инженером. Но здесь в мое отсутствие Михаил Васильевич немножко соломки подстилает, как обычно он делает, поскольку у нас намечались кое-какие срывы графика, так он, чтобы не работу организовать, а так , обвинить кого-то… Очевидно, и Вы попали в его список срывающих график ввода комбината. Но вы не беспокойтесь, я уже дал отбойную телеграмму, заодно уже дал телеграмму благодарность за своевременную поставку и качественное оборудование, я Вам копию дам. Вы где остановились?
- Да я прямо с аэропорта сюда.
- Вот и прекрасно.
Он поднялся, посмотрел в свой ежедневник
- Сейчас Вы поедете ко мне.
Я так на него посмотрел.
- Не беспокойтесь, я живу один. А я …так, так, так… в 21.30 я приеду.
Он нажал кнопку.
- Галина Владимировна, будьте любезны, пригласите ко мне Василия Егоровича.
Зашел мужчина, лет ему, наверное, за шестьдесят. В кожаной тужурке.

- Василь Егорович вот Леонид Петрович. Отвезете его ко мне домой, посмотрите холодильник. Марии Николаевне скажете, чтобы она там сообразила и попросите, чтобы она к девяти тридцати приготовила ужин, мы с Леонидом Петровичем поужинаем. Хорошо?
- Хорошо.
- Так что, Леонид Петрович, до вечера. Я приеду в 21.30.
Я вышел с Василием Егоровичем. Поехали  домой к Иван Петровичу. Я спросил:
- Как главный инженер?
- Да я его давно знаю, я еще на прошлом комбинате у него шофером был, он и сюда меня пригласил. Мы с женой, не долго думая, приехали, поскольку у нас дети выросли, все они в центр переехали: сын в Москве, дочь в Ленинграде, ну а нам с бабкой все равно, где жить. Так что мы его давно знаем.  Что сказать об Иване Петровиче? Его за два месяца уже все знают, и он всех знает. С его памятью…Такая память у него, понимаешь ли. Не говоря о том, что он тут руководство, и городское, и районное, и областное по именам-отчествам, он всех начальников строительных и монтажных участков  по имени-отчеству, и всех бригадиров знает по имени-отчеству и практически всех рабочих. Удивляться приходится, как можно в голове держать столько имен-отчеств. А кроме того, он знает , у кого какие болячки, он старается помочь. Конечно, такого человека уважают.
Мы приехали домой. Трехкомнатная квартира, надо сказать, вполне нормальная, ухоженная, я посмотрел: нигде не видно присутствия женщины, никаких предметов.
- Иван Петрович сказал, что он не женат.
- Да, он не женат.
- Ему уже годов много?
- Да, вот так…
- И что же, нет женщин?
- Да понимаете, как…Может быть, и есть женщины, но в эту квартиру он не водит женщин, здесь они не бывает. Он сказал, что в свою квартиру, в свой дом введу только жену, но вот жены пока у него нет. Здесь у него бывают только родственники. Никого он не приглашает к себе домой, только родственники. Иногда отец, брат приезжает. Но вот сделал какое-то исключение для Вас. Он говорил, что он Вас считает своим учителем.
Для меня было странно. Не такой уж и длительной была практика, чтобы считать меня учителем.
- Да, он рассказывал, что, когда он в Питере проходил практику, то Вас считает своим учителем.
Он поставил чайник, полез в холодильник, достал колбасу, сыр, очень быстро, умело нарезал бутерброды.
-  Я с Вами перекушу, у Вас еще какие вопросы есть ко мне…
- Да нет, - говорю, - вопросов.
- Вот это комната – его спальня-кабинет, а вот это гостевая, в которой или отец его, или брат останавливается. Так что Вы спокойно здесь занимайте, а я жене скажу, она к ужину все приготовит.
Попили чаю, он ушел, я принял душ, отдохнул, пошел погулять по городу, посмотреть. Все города,  когда рядом идет большое строительство, имеют неряшливый вид.  Я в молодости ездил по монтажам   представителем завода на строительства ГЭС  и  комбинатов там и жилые комплексы строились, так сапоги были основной обувь, чтобы пройти по стройке и городу, но здесь чувствовалось, что какой-то порядок есть.
В девять тридцать, как по часам, приехал Иван Петрович, бодрый, веселый. Он  ушел в ванну, через десять минут вышел побритый, освежившийся, и мы сели ужинать. Он стал расспрашивать меня о моих сотрудниках, причем опять я удивился, хотя и говорил мне Василий Егорович, что он знает все фамилии-имена, я удивился, что столько времени прошло, как я сказал, где-то около десяти лет, как он был на практике, а он помнит моих сотрудников по именам-отчествам, по фамилии. Что меня еще удивило, что он о многих знает семьях, он всеми интересовался, как ихние дети, где, чего, мне даже было иногда неудобно, что у меня отсутствовала информация о некоторых. Я задал ему вопрос.
- Тебе уже, Иван Петрович, где-то под сорок и ты не женат. В чем дело?
Он закусил нижнюю губу, посмотрел на меня, положил вилку.
- А Вы знаете, наверное и не женюсь.
Я говорю:
- А чего так?  Вроде бы ты человек, здоровый, внешностью тебя господь не обидел, и вдруг женоненавистник


 
- Да нет, я не женоненавистник. Знаете, в институт я поступил уже после армии, как говорится, не мальчишкой, а зрелым человеком. В армии я комсомольским лидером был и в институте сразу же начал, комсомольской работой заниматься. Учеба мне давалась легко, свободно, поэтому комсомольская работа не так уж отнимала у меня времени и не вредила. Хочу сказать, что женский пол тоже мне уделял внимание. И в армии было, и, чего греха таить, иногда офицерские жены приглашали в гости, когда мужья выезжали в командировки.  И здесь тоже, в институте, колхоз, картошка, стройотряды. Это все мною возглавлялось, и, конечно, были там и подружки, и любовь была, все это, как говорится, молодое, так, по-моему, и должно быть.
И где-то после четвертого курса мне захотелось проехать на теплоходе по Волге, просто мечта была. И как раз на четвертом курсе у нас были военные сборы (в институте кафедра была военная) и после этих сборов я, естественно, в тот год в стройотряд не поехал, и, вернувшись в институт, в профкоме выпросил путевку на теплоход по Волге. И вот тут-то случилось.
Я молчал, слушал, что же могло случиться.
- Я приехал на речной вокзал к отходу теплохода. Когда стал подходить к теплоходу, еще до трапа не дошел, я посмотрел на теплоход, и не вижу ничего, кроме одного лица. Женское лицо. Я не знаю, почему так. Говорят о какой-то любви с первого взгляда. Я посмотрел: теплоход, люди – это все какой-то фон, а вот одно это лицо. Блондинка, с голубыми глазами, она стояла на верхней палубе, смотрела, как народ садится. Она улыбалась, и мне так хотелось с ней познакомиться. Я на нее смотрел, остановился и, наверное, дурацкое у меня было выражение, как я представляю. Мы встретились взглядом и она, мне показалось, что она мне ручкой махнула. Я тоже махнул рукой и  поднялся на теплоход. Матрос мне показал, где моя каюта. Я быстро пошел, бросил рюкзак, и мне хотелось еще увидеть поближе эту женщину, смотреть на нее: что-то такое со мной случилось. Представляете, это я, который, как говорится, уже не мальчик, уже третий десяток скоро будет заканчиваться, и вдруг такое вот. Я прошел по палубе там, где она стояла – нет ее. Думаю: наверное, какое-то наваждение, в самом деле. Пришел к себе в каюту и, представляете, перед глазами у меня стоит это личико: абсолютно правильные черты лица, думаю, вот те на - влюбился!
И какое же мое было удивление, когда  за ужином   эта женщина с мужчиной сидели за моим столом. Я себя идиотом, надо сказать, чувствовал. Они представились, она назвала себя Олей, он Виктором, я пробурчал тут же свое имя. Они очень веселые были, а я смотрю на нее и не могу оторвать взгляда ни от ее лица, ни от ее рук, ни от ее высокой, красивой груди. И все в ней такое, что притягивает, сами руки тянулись к ней взять ее, ласкать, обнимать. Я сижу, а они ж представились, как муж и жена, и я ничего не могу с собой сделать, уткнулся в тарелку. Они интересовались мною: кто я, откуда, чем занимаюсь, какие интересы у меня, все расспрашивали, то он, то она. Я отвечал, а сам… мне неудобно было смотреть ей в лицо, я смотрел на ее руки. У нее такие красивые руки! Узенькая ладошечка с длинными, кругленькими, розовенькими такими пальчиками, с прекраснейшим маникюром. Мне так хотелось взять эти ручки, целовать. А в то же время она же с мужем, она же замужем.  Кое-как я проглотил то, что там было, ушел к себе в каюту, лежал, смотрел в потолок, а на потолке было это личико, этой женщины. Да, она, может быть, была старше на год, но это было что-то, что я даже не могу себе сейчас описать нормально.
Круизы на теплоходе так: ночью едет, днем остановка по городам, там экскурсии организованы. И вот мы поехали на экскурсию на автобусе. Она села рядом со мной, она прикасалась ко мне, разговаривала, говорили. Когда мы ходили по городу, она иногда брала меня за руку и касалась своей грудью. Я чувствовал, что у нее нет бюстгальтера под кофточкой. Меня пронизывала дрожь. Мужчина, ее муж, как бы не замечал, что она иногда  кокетничает со мной. И вот представляешь, весь день я провел в таких мучениях, рядом с этой женщиной.
Вечером, за ужином, оказалось, что Виктор в городе купил бутылку коньяка. За ужином открыл он коньяк: « давайте за знакомство». Я одну рюмку выпил, другую не глядя, потом она извинилась, ушла. «А вы, мужчины оставайтесь». Я сидел, Виктор наливал, я выпивал, я даже не знаю, пил он или нет. Он мне наливал, а я выпивал. Не знаю, сколько выпил. Он что-то говорил, рассказывал, а я его не слушал. Просто-напросто не слушал: я был занят своими мыслями, я переживал вновь этот день, как она брала меня за руку, под руку, как она прижималась ко мне. Я чувствовал ее рядом, чувствовал ее запах, ее прикосновения. Он что-то говорил, говорил, что-то о каких-то болезнях, о каких-то детях, еще о чем-то. Я ничего не слушал. Сколько выпил – тоже не знаю, голова какая-то дурная была.
Вдруг он мне говорит:
- Ну, ты согласен или нет?
Я спрашиваю:
- О чем?
- Ну как о чем? Я тебе весь вечер говорю. Ты согласен или нет?
Я говорю:
- Извини, я прослушал, о чем Вы.
- Ну как о чем? Я ж тебе весь вечер толкую: согласен ли переспать с моей женой за деньги?
Ты знаешь, я, по-моему, моментально протрезвел, думаю: елки-палки, это ж, оказывается, сутенер самый настоящий. Торгует своей женой! У меня рюмка оказалась недопитой, я этот коньяк плеснул ему в морду и ударил его. Ударил и ушел. Пришел в каюту и думаю: вот те раз! Влюбился в женщину, которую продают! В общем, ругал себя всякими словами.  Естественно, утром ни на завтрак, никуда не пошел. Пошел в бар. Голова, конечно, трещит. Взял пиво. И вдруг заходит эта женщина. Я на нее уже другими глазами смотрел. Конечно, она красивая, она прекрасная, но она же продажная, за деньги. Этот мужчина, муж ее, предлагает мне переспать с ней за деньги!
Она подошла ко мне и говорит:
- Мне нужно в Вами поговорить.
Я хотел нагрубить, но потом промолчал.
Она говорит:
- Вы, очевидно, моего мужа вчера неправильно поняли, я так предполагаю .Дело в том, что да, я женщина замужем. Но хочу Вам сказать, что у меня один был мужчина. Это мой муж. И Вы не поняли, очевидно, что мой муж сказал. Он в детстве переболел и мы не можем иметь детей. И мы с ним договорились так: что если мне понравится какой-нибудь мужчина, то мы согласны заплатить этому мужчине, чтобы он стал отцом, чтобы мы могли родить ребенка. И вот с того времени, как мы договорились с моим мужем, Вы первый мужчина, который мне понравился и от которого я могу родить ребенка. Мы согласны заплатить Вам. Если я Вам не нравлюсь, как женщина, если Вам неприятно быть со мной, мы Вам заплатим.
Господи! Оказывается, не с меня они хотели деньги получить, а мне… Чтобы я переспал с этой женщиной. До меня с трудом доходили эти слова.
- Если Вы в чем-то сомневаетесь, то у меня есть справки, что я абсолютно здорова. Никакими болезнями я не болела, тем более венерическими. Если хотите, я Вам покажу. Я смотрел на нее, не верил своим ушам, не верил, что я вижу. Я понимаю, Вам хочется подумать. Если Вы примете решение, я буду ждать в каюте. Муж уже сошел на берег, его не будет на корабле.
Я ушел к себе. Я взял еще пива и ушел в каюту. Я не знал, что делать. Через час я зашел к ней. Она была одна. Она была так прекрасна, что я  потерял голову. Дальше не хочу я рассказывать. Короче, три дня и три ночи мы были вместе. Это было такое счастье, такое блаженство. Это трудно передать, это можно только прочувствовать. Не хочу рассказывать, чтобы не потерять те чувства и ощущения.
И вот когда наш теплоход приплыл в Волгоград, не скажу, что мы очнулись, но вот она говорит:
- Давай погуляем по городу. Без экскурсий, просто так.
Я согласился. Она говорит:
- Мне надо себя привести в порядок, мне потребуется много времени. Давай так: через час десять заходи ко мне. Я буду готова.
Я ушел к себе, тоже привел себя в порядок, умылся, побрился, надел свежую рубашку. Я решил, что сейчас приду и сделаю ей предложение выйти за меня замуж Прошло час десять. Я подошел к ее  каюте, постучал, ответа нет. Дверь открыта, я зашел. Ее нет. И мне сразу бросилось в глаза, что нет и ее вещей. На столе лежит конверт. Я взял, открыл. В конверте деньги. Но тут меня осенила догадка, что она убежала.
Я выскочил, спросил у вахтенного. Он:
- Да, минут сорок назад выходила с чемоданом. Ее ждал мужчина, они пошли. Я видел, как они сели в машину и уехали.
Я выскочил тоже, поймал такси: на вокзал, в аэропорт. Нигде ее не увидел, ее нигде не было. Я вернулся на теплоход, пошел к старпому, хотел узнать фамилию, имя, отчество, откуда они. У старпома ничего нет. Он говорит:
- Они попросились, я пустил их как зайцев.
И у меня осталось только имя ее и его, откуда они – я ничего не знал ,не расспрашивал. Они меня все расспрашивали, выпытывали. Я потом только понял, что у них все это было продумано для конспирации: чтобы я не знал ни города, ни фамилии – ничего. И вот через девять месяцев примерно в деканате секретарь мне дает конверт, на котором на машинке напечатано фамилия, имя, отчество мое. Открываю конверт, и там также на машинке напечатано, что родился сын, назвали твоим именем. И точка. Я попытался узнать, найти – бесполезно.
Потом, через несколько лет, когда стали появляться компьютеры, я попросил приятеля: давай поищем, сделай программу. Он попытался, потом обозвал меня чокнутым. Ты представляешь, что значит найти по имени и примерному дню рождения, сколько родятся детей и как называют по имени.
 Короче, ничего не получилось. Я не хочу сказать…да. Были у меня женщины, некоторые нравились очень. Казалось, что можно соединиться. Но как вспомню те четыре дня, проведенные с этой женщиной…Я никак не могу забыть ее, ее ласки, ее запах… И говорят: однолюб. Очевидно, я однажды влюбился – и навсегда. И теперь знаю, что где-то есть сын, носит мое имя, но не мою фамилию. Быть может, они когда-нибудь ему расскажут обо мне, может быть, и нет. А я вот не могу забить эту женщину и все. Так что… Скоро и четвертый десяток будет у меня заканчиваться, а я неженатый.
Мы еще посидели с ним, поговорили, и разошлись по своим комнатам. Я, когда шел к себе, думал: да, интересная история, судьба. Мой знакомый, Иван Петрович, достиг высоких вершин, будем так говорить, главный инженер громаднейшего строящегося комбината. Очевидно, он и останется главным инженером, поскольку, как говорил его шофер, его настолько здесь уважают, не только в городе, в районе, но и все работники. А вот в семейной жизни останется бобылем, как мне кажется.