Знаю я, есть края - походи, поищи-ка, попробуй.
Гарик Сукачев
Пролог.
Какие ассоциации вызывает у вас слово «снайп»? У меня, честно скажу – никаких. Во всяком случае, до недавнего времени точно не вызывало. Если в своей неистовой тяге к знанию пойти чуть дальше и отыскать точный перевод с английского, то поневоле подивишься многозначности. Это и птица бекас, и адвокат, и тип судна, и еще несколько значений столь же далеких друг от друга по смыслу. Если же пойти простым путем и ввести это слово в поисковик интернета, то получите все, так, или иначе связанное со снайперской стрельбой, начиная от исторических рассказов про Великую Отечественную войну, и заканчивая кровожадными играми на тему истребления зомби. Также попал в этот список и темнокожий американский актер Уэсли Снайпс.
И все же, на первом месте – оно! Коневодческое хозяйство в Тверской области. Хозяйство, где в самом сердце России, в каких-то 250-ти километрах от Москвы свободно пасется целый табун башкирских лошадей. Где маленький молокозавод исправно гонит не привычное нам, россиянам коровье молоко, а напиток степняков кумыс.
Для меня это слово - «Снайп» обрело свой смысл и засело в моем мозгу горячим гвоздем с того момента, как Сергей Татаринцев обмолвился о нем в разговоре: «Есть Снайп, но там жестко». Это он сказал не мне. Сказал ребятам, которым два с лишним часа в седле показалось мало. В чем жесткость Снайпа, я тогда особенно не задумался. Жесткость по отношению к лошадям? Жесткость по отношению к людям, которые незадачливо решились прокатиться на их башкирах? Понял только, что при желании гостю могут выдать лошадь и отправить на все четыре стороны, только плати! Пожалуй, это действительно жестко. Позже, без труда найдя информацию о хозяйстве, я узнал, что основной стратегической задачей для них является именно производство кумыса, а никак не жесткий прокат, ну, а также, продажа башкирских лошадей. Лошадей невысоких, но исключительно сильных и выносливых, как нельзя более приспособленных к жизни в условиях суровой русской зимы. Экстрим-прокат является для них своеобразным «побочным продуктом» основного производства. Это, прежде всего, день, проведенный в седле вместе с табунщиком. В зависимости от сезона, работа табунщика отличается значительно. Если зимой это просто объездка пастбищ с тебенюющими лошадьми (тебеневка – это когда лошади зимой пасутся на отдаленных пастбищах на подножном корму), то по весне это – перегон табуна на ферму, и тут уж только держись в седле! Самостоятельный выезд тоже был в списке.
С тех пор я дал себе слово обязательно испытать на своей шкуре такой день. Когда буду готов. Но не только это. На мой взгляд, любой уважающий себя всадник обязательно должен побывать на этом чудесном островке лошадиного мира.
Прошли годы. Я все уверенней держался в седле. За спиной уже были галопы со свистом ветра в ушах на буденновцах Старой мельницы, веселое раздолбайство подмосковного Валищева, когда каждый выбирал темп, который ему по силам, одиночные поездки в Сенавиане и даже ответственная роль ведущего смены, пусть и небольшой.
Принять решение и договориться о приезде в Снайп было делом техники.
Рассказ первый. Дорога.
Зима лютовала. Первую назначенную мне дату пришлось благополучно перенести. Еще бы! Двадцатипятиградусный мороз губителен не только для людей, но и для лошадей. То есть, можно было бы приехать, но это, скорей всего, значило обречь себя на долгий и мучительный заведомо шаговый переход. Рысь, а тем более галоп на таком морозе иногда способны угробить лошадь за пять минут.
Но, вот, к концу февраля, природа смилостивилась. Установились номинальные морозы градусов в пять. И вот! День снова назначен. С некоторым волнением собираюсь в дорогу. Немудрено. Событие, которого долго ждешь, всегда кажется чем-то особенным. Ты думаешь о том, что просто не может, не должно быть разочарования. Не имеет права судьба сделать в последний момент гадость – превратить нечто из ряда вон выходящее во что-то обыденное и скучное…
План мой продуман до мелочей. Я собираюсь переночевать в Кашине (районный центр местности, в которой Снайп и располагается), а утром, со свежими силами, выспавшийся, я преодолею за полчаса последние 20 километров пути и бодрый сяду в седло. Это лучше, чем не думая о перевалочном пункте, сорваться в пять часов утра, а потом из-за руля прыгнуть в седло, испытывая на прочность свой организм.
Москва провожает меня привычными пробками. При выезде с Ярославки – авария. В очередной раз думаю о том, что ездить надо ночами. Но, выбор сделан – я выехал из расчета прибыть в Кашин к вечеру и теперь должен пройти через это узкое бутылочное горлышко именно сейчас. Наконец, миную фуру, под которую подлезла легковушка. Кто-то неосмотрительно оказался в «мертвой зоне» - обычное дело, особенно при слиянии потоков. Начинаем двигаться повеселее, я несколько расслабляюсь. Расслабленность, как следствие, сравнительно невысокая скорость, способствует сбережению кровных денег. Обнаруживаю, что Ярославка, по которой я давно не ездил, вплоть до Сергиева Посада просто утыкана камерами. «Камеру в каждый дом, превратим дом в камеру!» Наверное, такой лозунг скоро можно будет услышать из радиоприемника. Фантастика!
Сергиев Посад. Мой путь ляжет через город по Новоугличскому шоссе, левее основной Ярославки. Слева появляются купола Троице-Сергиевой лавры. Так вот, где это. Когда-то, классе в девятом или десятом я ездил сюда на экскурсию. Точнее сказать, это была просто поездка с классной руководительницей. Мы, трое лбов, только начинающих «познавать жизнь» использовали поездку только как возможность вырваться на свободу. Поэтому осмотр этих достопримечательностей, церквей и прочих примет многовековой православной традиции я помню смутно – сквозь туман водочных паров. И все же, с некоторой философской печалью вспоминаю то далекое время.
После Сергиева Посада камер нет. Можно уповать на удачу и взаимовыручку встречных водителей, которые миганием фар предупредят о прячущейся в местах милицейской (о! пардон! полицейской) машине.
Дорога на удивление чистая. Куда делась привычная снежно-соляная каша? Под колесами асфальт. Снег не падал уже, наверное, неделю.
Тверская область. Дорога моментально становится отвратительной. У тверских дорожников не хватило асфальта на ремонт самого отдаленного участка своей территории. Скорость приходится снизить менее, чем до 60 километров в час. Как бы Москву ни ругали, а асфальт у нашей области до самой границы хорош. И все же через какой-то промежуток дорога снова становится сносной. Поглядываю на часы. Хорошо иду. По графику. Как раз только вселиться в гостиницу, поужинать, посидеть немного и спать.
Вообще-то, когда я разговаривал с Ольгой, которая курировала экстрим-прокат в Снайпе, она сказала, что нормальной гостиницы в Кашине нет. Я не поверил. Платить полторы тысячи за ночевку в ближайшем к Снайпу доме отдыха не хотелось – не собирался я отдыхать - мне бы «перекантоваться»!
Так вот! Она там все-таки есть! За сумму, в два с лишним раза меньшую, можно было вселиться в одноместный номер. Гостиница с гордым названием «Русь». Почти тезка помпезной гостиницы, не так давно снесенной в Москве. А еще в Тверской области гостиницы часто называют «Волга».
Четырехэтажное кирпичное здание выглядело вполне внушительно. Уже почти совсем стемнело. В нескольких окнах на верхнем этаже горел свет. Интересно, работала она когда-нибудь на полную мощность? Кто сновал по этим лестницам и длинным коридорам? Председатели колхозов? Руководители райкомов КПСС? Главные инженеры местных заводиков, приехавшие в райцентр «на ковер» или чтобы «выбить» машину цемента? Если что и было, то все в прошлом. Четыре окна на верхнем этаже… Да я, транзитный путник.
Тяжелые основательные двери. В холле полумрак. Без проблем и лишних расспросов оформляюсь и получаю ключи у высоченной стойки, покрытой чем-то, напоминающим белый мрамор с розовыми прожилками. Слева от стойки - лифты, красноречиво загороженные огромными кадками с растениями – нечего зря технику изнашивать, да и электричество денег стоит.
И все же, я не сказал бы, что здесь чувствуется запустение. Наоборот, здесь чувствуется жизнь. Без изысков, без сибаритского комфорта. Просто жизнь. И номерок мой на третьем этаже вполне соответствует своему предназначению – служить ночлегом усталому путнику. Меня не оставляет ностальгия по советским временам. Лично мне не довелось ездить по командировкам. А вот папа мой помотался по Советскому Союзу. Наверное, именно такие номера часто служили ему пристанищем.
На столе «джентльменский» набор – «хрустальная» пепельница, белая тарелка с обязательной надписью «Общепит», в тарелке граненый стакан. Уж в граненых стаканах я толк знаю. Недаром, факультет, на котором я учился, назывался ПГС – «пьем гранеными стаканами». Беру в руки «артефакт» и с любопытством смотрю на донышко. Китайский? Нет! Настоящий! В центре эмблема – в кружке три треугольничка. Чем-то напоминает эмблему «Мицубиси». Ц. 14 к. – 14 копеек стоил. Возникает неодолимое желание спереть дорогой сердцу раритет, но нет, не к лицу мне мародерские замашки! Пусть этот элемент обстановки еще кого-нибудь порадует.
Ну, все! Завтра новый день. Меня ждет знакомство со Снайпом и с Иваном. Человеком, который в Снайпе бывал не раз, и с которым мне суждено пересечься по воле случая. То есть я с ним уже знаком, но, пока заочно. А завтра состоится личное знакомство.
Рассказ второй. Иван, Алексей, Любаня и другие.
Утренний подъем и сборы недолги. Я прощаюсь с этим гостеприимным местом. Надеюсь, не навсегда.
Улица встречает меня резким ветром, мелким секущим снегом и, как мне кажется, неожиданно лютым морозом. Успеваю расстроиться и, даже, испугаться. Как-то не готов я к такой погоде после вчерашнего расслабляющего дня. Запускаю Тойоту. Странно… На автомобильном термометре минус четыре – ровно столько же, сколько и вчера. Ну и ладно. Снег все идет. Доберусь ли я до фермы? Все-таки у меня седан, а не джип. Естественно, вопрос риторический. Надо ехать.
От Кашина до Верхней Троицы (деревни, где располагается Снайп) всего полчаса неспешной езды. Я даже несколько растягиваю время. Дорога предельно понятна, плутать не приходится. Последний пятикилометровый участок, вызывавший опасения, седан преодолевает без труда. Вот она, ферма. Четыре длинных здания образуют квадрат. В этот своеобразный внутренний двор мы с Иваном въезжаем практически одновременно.
На философское медитирование в духе «и вот, наконец-то я здесь» времени как-то не остается. Следуют обычные рукопожатия, обмен любезностями. Нас уже ждут. Ольга Юрьевна, зоотехник и, по совместительству «ответственный за прокат», провожает нас в свой кабинет, где можно переодеться. Собственно, понятно, что это не прокатная контора. Поэтому специальных условий никто не создавал. Ну, никто этого и не ждет.
Заходит табунщик, с которым нам предстоит ехать. Алексей. Мужчина в возрасте, с обветренным лицом и цепким взглядом светло-серых глаз.
- Ну, тепло оделись?! – с веселой бодростью спрашивает он.
- Тепло-тепло, комплект проверенный.
- Посмотрим…
А я отмечаю про себя, что у Алексея такая же охотничья шапочка камуфляжной расцветки с ушами на веревочках, как и у меня (или у меня как у него). Ха! Правильную шапочку купил я в свое время!
Появляется еще один персонаж, женщина. «Пойдемте, я дам седло». Мы заходим в другую комнатку, я получаю седло и потник. Седло необычное. То есть, вроде обычное строевое седло по конструкции, но передняя и задняя луки имеют латунную окантовку. Какие-то скобки в передней части ленчика тоже латунные. Назначение этих деталей мне, необразованному, неизвестно. Стремена, опять же, латунные. Причем привычное стремя находится все как бы в одной плоскости, а у этого боковые части изогнуты зигзагом. Чувствуется, мастер изготовил свое изделие с большой любовью.
С седлом в руках иду в конюшню за своей провожатой. Конюшня большая. Чувствуется размах. В передней части за загородкой толкутся разномастные жеребята. Много, не сосчитать. «Здесь у нас те, кто послабее», - поясняет провожатая.
Наконец, мы оказываемся около лошадей, которые повезут нас. Табунщик Алексей, мой новый знакомый Иван, Ольга Юрьевна уже здесь. Алексей не спеша седлает жеребца, на котором он поедет. Рыжий со светлыми хвостом и гривой, кажется, это называют игреневой мастью.
Мне определили темную, довольно неказистую лошадку с сильно проваленной спиной. «Это Любаня», - говорит женщина, которая не представилась. «Мой муж на ней ездит как хочет – и задом наперед, и сбоку, и поперек спины. Только она любопытная, может в любой двор зайти». Любаня напоминает мне другую лошадь. Сенавиановскую старушку Ямаху (или Бабу Машу – кому как нравится). Поскольку я привык относиться с уважением к любой лошади, непрезентабельный внешний вид меня не смущает. «Ладно, даже хорошо, что невысокая, а то когда на того огромного жеребца карабкался, чуть сустав коленный не выкрутил (было дело)». Знакомлюсь с Любаней, фамильярно поглаживая ее по носу.
Ну вот. Все поседланы, стремена отрегулированы, всадники уже в седлах. Меня по привычке напутствуют, что ногу в стремя не надо запихивать глубоко. В целом моя посадка, длина отрегулированных под себя стремян, видимо внушают доверие, и мы отправляемся прямо из конюшни верхом – на мороз.
Мы – это пока я и Иван. Ожидая табунщика, мы верхом прохаживаемся по двору. Когда появляется Алексей на своем жеребце, мы трогаемся мимо капитальных зданий в сторону дощатой оградки, за которой начинаются поля. Лошади дружелюбны друг к другу. Можно спокойно ехать рядом, а положение морда к морде не вызывает у них желания немедленно погрызться. Тем не менее, в поле мы выстраиваемся гуськом, поскольку так удобнее идти по заметаемой непрекращающимся снегом дороге. Впереди, понятное дело – Алексей, я следом (выгодное место слушателя), Иван – замыкающий.
У Любани неприятная особенность. Ее шаг весьма своеобразен – этакая рысь на месте. Слишком дробная, чтобы облегчаться и слишком трясучая, чтобы расслабиться. Правда, когда она чуть отстает, и я пускаю ее в нормальную рысь, чтобы догнать Алексея, чувствую за эти несколько тактов, что рысить на ней одно удовольствие. А вот шаг – не для неженок, это уж точно. Тем не менее, мы спокойно идем шагом, скачек не намечается. В какой-то момент мелькает мысль, что экстримом здесь и не пахнет. Хотя, сама по себе верховая прогулка в мороз, особенно на дальнее расстояние – уже испытание не для слабонервных. Алексей слегка поворачивает голову и мы обсуждаем выкрутасы нашей среднерусской погоды.
- Тут, когда морозы были, в масках ездили. А что поделаешь, смотреть все равно надо.
- Да вот сейчас, кажется, и мороза-то толком нет, а в поле ветер все равно обжигает.
- Да, на то он и февраль-кривые дороги.
- А вот Рудомошь.
Мы переезжаем основательно замерзшую речушку. Летом здесь, очевидно, брод, и всадники имеют возможность быть основательно забрызганными.
- Лошадей сейчас в поле особенно и не увидишь, они по лесам шкерятся, так теплее.
Постепенно от сомнений в целесообразности моего приезда не остается и следа. Поноситься я еще успею. А сегодня я приобщаюсь к этой суровой работе. Сегодня я увижу косяки лошадей, свободно гуляющие по тверской земле. Явление в, общем-то, достаточно необычное.
Иван едет последним, поэтому в разговоре участия не принимает. Но думаю, ему, как человеку, бывавшему здесь не раз, приятно, что он сумел вырваться в это любимое им место.
Дорога, миновав поля, уходит в лес. Мы по-прежнему идем шагом. Через какое-то время жеребец Алексея внезапно шарахается в сторону. Действительно внезапно. Наши с Иваном кобылы невозмутимы, и я совершенно не вижу вокруг пугающих факторов. Хотя вообще, такое поведение лошади меня не удивляет.
- Может, где-то снег упал, - констатирует Алексей, как будто читая мои мысли, - еще раз испугаешься, по морде тебя отлуплю! - с деланной суровостью обращается Алексей к своему коню.
- А вот здесь - гиблое место, - указывая куда-то налево от дороги, продолжает Алексей рассказывать свои истории.
- А в чем гиблость, бурелом? – осторожно проверяю я свои познания в лексике сельских жителей. Интуитивно я понимаю, что скорей всего это топь, но мало ли что, может, здесь верят в упырей!?
- Болото, - подтверждает Алексей мою прозаическую догадку. Один год лошади здесь так застряли, с трудом выгнали. Но зато потом это место стали стороной обходить. Ни разу больше не было, чтоб их туда понесло. Я сам однажды в этом болоте завяз с лошадью. Выдали мне как раз новое седло. Уж не знаю, как я там оказался, но лошадь увязла. И уходит потихоньку в трясину. Вижу, один я ее не достану. Ну, думаю, все. Сейчас седло сниму, а лошади придется горло перерезать (нож у табунщика всегда с собой должен быть), чтоб не мучилась. А мне с седлом пешком домой топать. Достал я нож, а лошадь почувствовала, слезы у нее катятся, и тут вдруг, как начнет рваться и выбралась. Вся черная, в грязи, только уши светлые торчат. Мне еще говорили потом – уехал на светлой лошади, а вернулся на какой-то другой.
- Да, сильно напугал ты ее.
Я и не думаю сомневаться в словах Алексея. У самого, если покопаться в памяти найдется парочка историй чудных и невероятных.
Лесная дорога, вечнозеленые ели в шапках снега, тайна, скрытая за густо растущими стволами деревьев. Наверное, вот в такую погоду, в такой лес увел Иван Сусанин незадачливых поляков.
После леса – густая-густая поросль совсем молодых тонких березок.
- Когда-то здесь поля колхозные были, все пахалось, а теперь вот заросло. Лошадей когда на ферму гонят, они прямо через эти заросли ломятся. Когда гонишь их, людей выбивает ветками из седла. Здесь все табунщики побитые-поломанные. Лошадь-то она бежит, голову пригнет, а человеку куда деваться!? Они здесь по своим дорожкам, знаешь, как через лес бегут!!!?
Мысленно поеживаюсь, представляя эту картину. Наверное, зрелище не менее ужасное, чем сеча русских с ордынцами. А уж участвовать в этом!!! Да! Возможно, для меня это все же был бы перебор. Хотя в целом, обстоятельство наличия множества переломов у тех, кто всю жизнь связан с лошадьми, меня не удивляет, как не удивляет и многое другое.
По пути попадаются мертвые деревни. Алексей говорит их названия. Некоторые сгорели, только в обособленных группах деревьев угадываются бывшие сады. Наконец, вдалеке, справа мы видим небольшую группу лошадей. Всего голов десять. Это, конечно, не впечатляет, но большинство пасется чуть дальше. Туда и лежит наш путь – к полю, по которому хаотично разбросаны тюки сена. Лошадей здесь уже намного больше, но они пасутся на значительном отдалении от дороги. У некоторых тюков выедена вся середина, и мерзлый остов лежит на земле серой аркой.
- Во, как они проели, - удивленно подмечаю я.
- Потом доедят. У нас одно время фотография висела – рулон целиком выели внутри, он остался круглым. И лошадь забралась в него от ветра – с одной стороны голова торчит, с другой – хвост.
Но вот, цепкий взгляд Алексея замечает неладное.
- Вон, видите, лошадь встать не может. Вороны вьются над ней, а она только голову поднимает. На обратном пути подъедем, посмотрим, что там.
Он указывает рукой куда-то в поле. Вот, что значит, опыт. Я, как ни пытаюсь, не могу определить искомый объект. То есть, зрение позволяет мне отличить лошадей от тюков сена, я различаю ворон, но где именно они атакуют безуспешно пытающуюся встать лошадь, я не могу понять. Тем не менее, я вежливо поддакиваю. Ладно, вот на обратном пути и разберемся.
Нам еще надо проехать некоторое расстояние до границы пастбищ. Мы въезжаем в деревню. Довольно большую и вполне здравствующую деревню.
- Не замерзли? - спрашивает Алексей.
- Может порысим для разогрева, - пользуюсь я случаем.
Под копытами ровный асфальт, слегка прикрытый снегом.
Иван тоже не против, и мы переходим на рысь. Моя кобыла Любаня наконец-то имеет возможность показать себя с лучшей стороны. Ее чудесная мягкая рысь не идет ни в какое сравнение с «кишкотрясным» шагом. Да и про левое колено, слегка ноющее от старых травм, я на рыси совершенно забываю. Обогнув деревню, мы пускаемся в обратный путь. Получается, что кроме той лошади, которую издалека заметил Алексей, все живы и здоровы. Ну, а та нуждается в нашей помощи.
Возвращаемся по той же дороге, но отклоняемся от маршрута в поле, где лежит лошадь. Наконец, я вижу ее. Ворон при виде нас, естественно, как ветром сдуло. Алексей рассказывает, о том, как обычно развивается такая ситуация.
- Бывает, лошадь не может встать. Или ослабла, или ноги затекли. Вороны тут как тут. Нападают, выклевывают глаза. Такая лошадь уже не жилец. Ну, а воронам только того и надо.
Это естественный отбор. Но сегодня мы в него вмешаемся.
- Сейчас посмотрим, попробуем поднять, ну а если не получится, надо «Буран» вызывать – повезем на ферму. Там, может быть, выходим.
Втроем подъезжаем к несчастной, спешиваемся.
- Кобылка. Годовичок или полуторагодовичок.
Молодая кобылка лежит на левом боку рядом с горкой сена. Голова приподнята. Взгляд светлый. В нем нет ни покорности судьбе, ни наоборот – острого желания выжить. Обычный лошадиный взгляд, как будто она не понимает, что жизнь ее висит на волоске. Периодически она делает рывок, чтобы подняться, но мы понимаем, что даже с нашей помощью это не удастся. На спине ранка – уже поработали вороны, зад основательно расклеван. Вороны не дожидаются, пока животное станет падалью. Алексей звонит на ферму – надо принять какое-то решение. В разговоре мелькает зловещее слово «резать». Впрочем, зловещего тут ничего нет. Природа, в принципе, уже приняла свое решение. Однако, в этот раз все по-другому.
Пока стоим с лошадьми, обращаю внимание на одну занятную деталь. Оказывается, на лошадях не уздечки! При помощи карабинов трензель вместе с поводом крепится к недоуздку. Интересный прием. Два вида упряжи «в одном флаконе».
- Ну, ладно, - говорит Алексей, - вы тогда поезжайте одни, дорогу видно, не заблудитесь, а я буду ждать «Буран», а то вороны ее тут одну добьют.
- Ну, ладно, поедем.
Мы прощаемся с Алексеем – сегодня уже вряд ли увидимся. Благодарим за то, что он дал нам возможность поучаствовать в своей работе.
- Ну, надеюсь, еще побываю у вас, может, увидимся, - добавляю я напоследок.
Мы с Иваном молча отправляемся в обратный путь. Дорогу находим легко. Наши следы еще не совсем занесло снегом, и мы имеем возможность двигаться прямо по ним. Лишь в одном месте дорога как бы разветвляется, вызывая минутное сомнение, но мы интуитивно выбираем правильный путь.
Миновали поля. Наконец, где-то в начале участка с березовой порослью я предлагаю Ивану: «Ну что, может порысим для согрева? Да и на ферме быстрее будем». Тем более, Любаня меня просто убивает своим шагом. Я даже пару раз хотел ей съездить перчаткой по ушам, чтобы поняла, кто здесь главный (я предполагаю, что с табунщиками она себя так не ведет, знает, что можно и схлопотать), однако, Любаня делает неуловимое движение головой, как заправский боксер и ловко уворачивается. Впрочем, ответной агрессии не проявляет.
Иван не возражает против рыси, да и дорога располагает. В отличие от поля, где под сугробом чувствуются мерзлые бугры, дальше дорога ровнехонька. И вот… Любаня показывает себя с лучшей стороны – бежит быстро и идеально мягко. На пути у нас появляется снегоход – помощь идет. Тормозим лошадей и шагом расходимся с агрегатом. Лошади совершенно безразличны к «страшной» машине. Мы еще немного шагаем и, уже въехав в лес, снова пускаемся в рысь. Я настолько расслаблен и доверяю кобыле, что позволяю себе «похулиганить» – как будто саблей, кручу зажатой в правой руке перчаткой и «срубаю» кончики веток. Ух! Получается! Потерять свою «детсадовскую» перчатку на резинке я не боюсь. Бежим рысью долго. Насколько вынослив Иван, и насколько вынослив я? Хороший вопрос. А не попросить ли передышки? Нет, я точно не попрошу, конечно, я подустал, но уж больно хороша рысь у Любани. Собственно, почти весь лес мы рысью и преодолеваем. Нас останавливает естественное препятствие – участок более глубокого снега.
Но вот, полуобернувшись, Иван снова предупреждает о рыси. Любаня преподносит сюрприз. Приятный. С шага мягко принимает кентером (или это просто неспешный галоп?) и довольно долго скачет за рысящей впереди, на некотором отдалении, Корюхой Ивана. Я картинно распрямляюсь в седле. Фотограф! Ау!!! Потом, конечно, мы догоняем их и снова вместе рысим. Уже почти ввиду фермы переходим на спокойный шаг.
Неторопливо пересекаем последнее поле перед левадами. Прогулка наша окончена. Бросаю стремена, как обычно перед спешиванием, разминаю ноги, отвыкшие от твердой земли. Любаня в своем репертуаре – опять изображает бег на месте. Приходится интенсивно работать поясницей.
Нас встречают. Какими-то лабиринтами сообщающихся между собой строений мы отводим лошадей в другую конюшню. Здесь с ними и прощаемся. Я на Любаню за ее шаг не дуюсь. Что поделаешь, шаг не ее аллюр.
В качестве финала нас ждет обед.
- У «Поварешки» сегодня день рождения, - мимоходом замечает Ольга Юрьевна. Она угощает нас обедом в том же кабинете, как почетных гостей.
Пока мы обедаем, она уходит, появляется снова…
- Там годовичка привезли, - объявляет она, - думаю, с ней все будет в порядке.
Да, сегодня не было бешеных скачек, не будут сниться «русские ковбои», гоняющие по тверским лесам башкирских «мустангов», но эта одна спасенная лошадиная жизнь стоит ничуть не меньше хорошей порции адреналина. В этот день, когда я впервые посетил «Снайп», он стал для меня простым и реальным, но от этого не менее интересным и значимым.
Обязательно покупаем по несколько бутылочек свежего кумыса. Этот настоящий. Не какой-нибудь «кумысный напиток на основе коровьего молока». Кто вообще такое придумал!!??
Ну, а дальше нас с Иваном ждет обратная дорога. Ему чуть ближе, чем мне – в Сергиев Посад. Прощаемся на всякий случай и рассаживаемся по машинам. «Всякий случай», это тот, в котором нам вдруг придется забуксовать на заснеженном участке от фермы до трассы. Иван, как и я, не является счастливым обладателем внедорожника. Трогаемся. Иван первый, как человек, который ездил по этой дороге уже не раз. Иногда минутное замешательство при выборе поворота может стоить остановки. Поди, выберись потом из глубокого снега. Но опасения напрасны. Мы благополучно выезжаем на трассу, и я отпускаю его Хендай вперед.
Впереди у меня три с половиной часа путешествия в сторону дома. Путешествия в изолированной от внешнего мира капсуле «космического корабля». Путешествия в другое, привычное мне измерение.