***

Маргарита Школьниксон-Смишко
Это перевод отрывка из главы "Будда в Альгое"

(Людям особенно чувствительным читать не рекомендуется.)

С 1983 года я знала, что у меня рак. Я почувствовала узел в груди и в Австралии посетила женского врача. Она отправила меня  на маммографию. Диагноз: злокачественная опухоль.
Мы тогда как раз начали строить женский монастырь на острове в озере Ратгама, в Шри-Ланке. Я очень хотела довести дело до конца и вообще-то чувствовала себя совершенно здоровой и сильной.
Я сказала врачу, что не хочу оперироваться, потому что не хочу втягивать себя в медицинскую обработку, из которой очень трудно потом выйти.
Я хорошо помню, как врач на меня пристально посмотрела и потом сказала:"У вашей матери тоже был рак груди и она точно также тогда поступила. Она не стала оперироваться и прожила с этим 15 лет. Только последние два месяца она болела и потом умерла."
"Это мне вполне подходит, я хочу так же поступить" - ответила я.
То, что болезнь в последущие годы для меня сделала, было осознание неотложности - на языке пали "Самвега", которую Будда всегда приветствовал. "Неотложность" - это практика духовного пути, потому как никто не знает, как долго он останется в живых. При раковой болезни это чувствуется ещё отчётливее.
Каждое рождение - смертельный приговор. Нет человека, который не подчинился бы этому закону. Мы только смещаем это знание в подсознание и живём так, как если бы у нас оставалось в распоряжении беконечное время.
Чувство неотложности хорошо подгоняло меня, осуществить проект острова монахинь, чтобы как можно больше женщин смогли там при оптимальных условиях практиковать.
Я также хотела написать много книг, чтобы сделать для многих людей, читающих по-немецки, возможным познакомиться с учением Будды.
В юности я мечтала написать чудесный роман. Я представляла себе, как замечательно держать в руках собственную книгу. До романа руки не дошли, но между тем уже вышло 25 моих книг, и для меня больше нет ничего особенного в том когда я их подписываю. Но я рада, что с их помощью учение Будды распространяется...
В 1993 году мне всё же пришлось подвергнуть себя тяжёлой раковой операции. Узел, рост которого я постоянно чувствовала, вскрылся. Это было не только болезненно, но и почти всё время кровоточило.
В принципе, уже перед операцией я распрощалась с жизнью.
Чтобы не оставить после ухода никакой досады или неприятных чувств, я написала всем, с кем у меня были большие или маленькие разногласия, в независимости от их давности. Я попросила прощение за ошибки всякого рода, которые я сознательно или бессознательно совершила и заверила, что думаю о нём или о ней с любовью. Я чувствовала, что ничто больше не стояло на пути спокойной смерти.
После операции было два дня, в которые у меня было чувство, что моя жизненная сила улетучилась, точнее сказать, что она покинула меня через ноги. Я была полностью согласна умереть и полностью отдала себя приятному чувству со всем распрощаться.
Но потом  от моих учеников я получила много открыток и цветов, которые свидетельствовали не только об их любви, но они и настоятельно просили меня не уходить, ещё хотя бы какое-то время побыть с ними и без преподавания.
Это произвело на меня сильное впечатление, влило новые силы.  При посещение врачей и мед. сестёр, мне была видна их забота, они прикладывали много усилий, чтобы я продолжала жить. Я решила, им в этом помочь.
Против всех ожиданий я поправилась.
Позже меня ещё три раза оперировали, последний раз в ноябре 1995 года.
Во время последней операции произошло нечто необычное.
Хотя я находилась под воздействием наркоза, вдруг я услышала, как один врач воскликнул:"О, Боже мой,  сейчас что-то произойдёт!"
Я его перед собой отчётливо видела, хотя мои глаза были закрыты. Видела, как ему не удаётся воткнуть иглу в мою вену, как он от этого нервничает.
Я попробовала передать ему чувство спокойствия.
Другие врачи, окружающие меня начали беспокоиться, что, естественно, дополнительно повысило нервозность анестезиста. Он перешёл к правой руке и, наконец, нашёл вену, которую он со вздохом облегчения использовал. Мне было ясно, что моё давление резко упало. Я и слышала, как кто-то сказал:" 80 на 50" - это было жизнеопасным.
Кроме того мне было совершенно ясно, что моё тело лежало полностью бесчувственным, что мой дух  отделился от него и наблюдал всё происходящее с высоты птичьего полёта.
В моём духе царил абсолютный покой, мне лишь было жаль врачей и хотелось им помочь, тоже успокоить.
Всё, что я пережила и переживаю с этого момента, так сказать, экстра-бонус.
Распрощаться с жизнью и потом всё-таки ещё некоторое время жить, чтобы закончить последние дела - это большой подарок.
Я стараюсь очень разборчиво расходовать оставшееся мне время, тратить его только на вещи, которые мне кажутся полезными и важными. Это не означает, что я позволяю себе какой-нибудь люксус; я хочу делать только то, что мне и другим придаст внутренную силу и что приносит радость, потому что это истинно и полезно. 

Айя Кэма умерла 2.11.1997 года. Я думаю, если бы она каждый день не внушала себе:"Я - больна, я умру" (см. главу "От фермы к началу монастырской жизни"), и не стала бы себя травить химией после операции, может была бы ещё жива. Во всяком случае, когда я с ней познакомилась в Берлине в сентябре 1995 года (т.е. за месяц до её последней операции), она выглядела здоровой и каждый день проводила с нами семинары.