памяти папы
Похороны Левана
памяти папы
После отпевания все потянулись цепочкой к выходу, стараясь по мере возможности ускорить шаг, не теряя при этом постного и скорбного выражения лиц. Моросил холодный дождь, листья с глиной сбивались под ногами в липкие комья, на лбах идущих четко прорисовывалась одна и та же мечта в виде стакана водки и сухих махровых носков. Каменные ангелы тяжелым взглядом провожали очередную процессию маленьких людей, так часто и бесцеремонно вторгавшихся в единую ноту кладбищенского безмолвия.
Веня Векшин плелся самым последним, промерзший, уже порядком простуженный, сутулясь и пряча посиневшие пальцы в карманы длинного пальто.
- Мда, - думал он, - в сущности, никакой разницы нет, что здесь, что там. Ну, вернусь я домой, кто будет рад моему возвращению? А никто, кроме соседки, которой, как обычно, компьютер налаживать придется. Так и Леван… помер на работе от инфаркта, перескочил в мир иной, хоп! – а там, небось, тоже – пустыня татарская и тоска.
Когда он поравнялся с кладбищенскими воротами и на секунду замешкался, вот тогда-то и дернули его сзади за рукав, легонько, едва ощутимо. Обернувшись, он увидел Левана.
Прежде чем подогнулись колени у Вени, Леван перепугано и смущенно замахал руками: я тебя умоляю, хоть ты не пугайся! Ну, Венечка, ну Бога ради, не делай же такое лицо, что мне самому страшно становится!
Веня молча рухнул коленями в грязь, измазав пальто, обрызгав Левана. Простоял так с минуту, с трудом поднялся и выдавил пересохшими губами: ты прости… кажется, мне совсем плохо…
- Ну-ка, пошли со мной, - Леван ухватил его за руку (рука Левана была теплой) и потащил вглубь кладбища. Один поворот, другой, свежие могилы с раскисшими бумажными цветами и поникшими венками. Полустертое «слишком рано», и ни души. Кроме Левана.
И вдруг он увидел ДОМ. Прямо посреди кладбища. Обычную хрущевскую пятиэтажку. Это было, в самом деле, как во сне, - любой так подумает, если под холодной моросью едва погребенный покойник бережно, но уверенно станет затаскивать вас в подъезд пятиэтажки.
На маленькой площадке три квартиры. Без всякого ключа Леван толкнул дверь, и они очутились в комнате с приспущенными шторами. Тихо, тепло, два кресла, на столе электрочайник и стаканы с железными подстаканниками, дзынь-дзынь, как в поезде.
- Ты это… не стой, - весело сказал Леван, усадил Веню, налил чай, - как видишь, друг, все именно так, далеко я не ушел.
- Скажи, - тихо спросил Веня, - мы сегодня хоронили тебя, или это был спектакль?...
- Меня, меня, а кого же еще, - с готовностью покивал Леван, - я и сам не ожидал, что потом будет всё так живенько… Сердце болело сильно, в глазах потемнело, это я помню хорошо. А потом рывок… и вот. Много нового узнал, между прочим, за это время. Ты не подумай, я тут ненадолго, как и все остальные в этом доме.
В дверь тихонько поскреблись. Леван открыл. Зашла бледная девочка с косичками, в руках расческа, косынка и кулечек с мелкими монетами.
- Скажите, а что мне с этим делать? Нашла вот у себя…
- Да оставь просто в комнате, - Леван недовольно поморщился, - кладут в дорогу всякую хрень. И, вообще, что вы все ко мне с вопросами идете, кто я вам тут?... Сами думайте, сами, не маленькие.
Девочка выскользнула из квартиры.
- В общем, Веня, дорогой, дело у меня к тебе на полмиллиона. Леван сел напротив, серьезно и грустно глядя на вконец ошалевшего Веню.
- Как ты уже догадался, тут все живы, живее всех живых, и мозги работают так ясно, как никогда за всю мою прошлую жизнь не работали. Тоскливо, конечно, без родных, но та дорога, начало которой мне уже довелось увидеть (Леван неопределенно махнул в сторону окна), все равно всех соберет вместе, тут уж сомневаться не приходится. Видишь ли, мы пытаемся к вам прорваться, стены-то берлинской давно нет (он хихикнул и тут же убрал улыбку с лица, видя, что с чувством юмора у Вени сегодня далеко не полный порядок), все дело в вашей толстокожести и непробиваемой уверенности в том, что мертвые (слово-то какое, тьфу!) находятся в анабиозе, либо и вовсе в нигде.
- Ну, - хрипло отозвался Веня, - такие безумные доказательства вашего существования далеко не каждому удается испытать на себе.
- Вот, к этому я и клоню, - голос Левана стал почти торжественным, - мы с тобой провернем дело общечеловеческого масштаба, проколупаем дырочку между мирами, и больше никому не придет в голову бояться смерти и всякого такого, связанного с ней. Ты ведь поможешь мне?...
Веня оцепенело кивнул и подумал: странно, сегодняшнее утро настолько утекло в сознании в какую-то другую жизнь, что сейчас он толком и понять не мог, кто из них двоих в каком мире находится.
- Понимаешь, – Леван пошарил в ящике под столом и достал ручку с тетрадным листом, - в последние месяцы я был в полной загрузке на работе и так мало внимания уделял Женьке. Только теперь понимаю, что должен был пользоваться каждой минутой и говорить о том, как сильно ее люблю. Мы же все умные тогда, когда уже ничего не вернешь.
Он протер тыльной стороной ладони глаза и написал на листе: «Женя, я люблю тебя, никогда об этом не забывай», и расписался такой привычной левановской закорючкой с хвостиком.
- Вот, вкладываю записку в конверт, и ты, Венечка, должен отнести ее моей жене. Скажешь, мол, так и так, видел его на кладбище, живым и здоровым. А второе доказательство моего бытия… доставай-ка свой мобильный, да сфотографируй меня на память. Воспользуйся моментом, Бог его знает, где завтра буду обитать. А тут я как раз в белой рубахе, в которой меня хоронили, в жизни ее не надевал. Вот тебе и свидетельство с того света.
Веня вытащил из кармана мобильный телефон, пальцы дурно слушались, не попадали на нужные кнопки, в конце концов, щелкнул дважды. Вот он, улыбающийся Леван, сидящий за столом, в белой холщовой рубахе, железное доказательство во плоти.
Потом Веня подошел к окну, приподнял штору, за окном – бесконечный песок, пустыня, до самого горизонта. И солнце, налитое, тяжелое, багрянец с охрой.
- Пойду я, Леван. Пора мне… Записку отнесу, фотографию покажу. А там уж – не знаю, как получится.
Обнялись на прощание. Под рукой совершенно живой, теплый Леван, прощупываются выступы позвоночника, дышит, - я схожу с ума, - подумал Веня.
- Иди, и не оглядывайся, - Леван подтолкнул его в спину, и дверь парадного закрылась со щелчком.
Прошел шагов двадцать и оглянулся: тоже мне, не оглядывайся, нашел соляной столп… Дома больше не было. Мокрое кладбище, кролики, сгрызающие под корень хризантемы, вороватые белки, стойкие кресты и тишина.
Пару минут Веня топтался около Жениного дома, пытаясь подобрать правильные слова, потом позвонил в дверь. Открыл незнакомый мужик, здоровенный, с пучком волос, собранных на затылке в хвост, вопросительно глянул.
- Веня, что ты стоишь, заходи! В коридор выскочила Женя, смутилась на мгновение, кивнула в сторону мужика, скрывшегося на кухне: это старый друг, пришел помочь по хозяйству после похорон.
- Тут такое дело, - пробормотал Веня, решив все объяснить сразу, - я Левана видел, живого. Ну, в смысле, умершего, но при этом … не мертвого, понимаешь?
Женя смотрела на него как на больного, поэтому он продолжал еще более сбивчиво:
- Он просил передать тебе вот это. Вытащил из кармана пальто конверт, сунул Жене в руки. Она медленно достала сложенный вдвое лист, глянула с одной стороны, потом с другой, углы губ дрогнули, и молча отдала Вене. Бумага была чистой, ни единого слова.
- Быть того не может, погоди, - засуетился Веня, доставая телефон, - смотри, вот же он, рубаха та же! А сердце ныло в самой глубине той бездоказательной тошнотой, когда не верят очевидному, но ты-то знаешь правду.
Снимки нашел. На них – унылый кладбищенский пейзаж, чужие могилы на удалении, и никакого Левана.
- Вень, ты просто устал сегодня, иди домой, отдохни, выспись. У Жени явно не было ни малейшего желания продолжать разговор, она смотрела в сторону, отчужденно и строго.
Уже в сумерках Веня приехал на кладбище, прошел узкой тропкой к слегка оплывшей могиле Левана, присел на корточки, думая о своем, потом прошептал с горькой улыбкой:
- Хитрый ты, Леван. Только сейчас догадался. Никакого это не общечеловеческого масштаба дело, и ничего ты Жене передавать не собирался, давно ведь знал, что у нее мужик на стороне. Это ты только ради меня старался, ради меня…. никчемного Вени Векшина, просто так, чтобы я дальше с этим жил и не боялся. Ну и выдал ты номер, брат, на прощание.
Где-то далеко, уже уходящий и почти неузнаваемый Леван усмехнулся, пожал плечами и продолжил свой путь.