В любом обществе, неизменно, присутствуют сограждане, которым законы не писаны. В определенных обстоятельствах, так называемые, преступники могут поступать более правильно, отличаться смелостью, стойкостью и терпением … Но, так или иначе, в их сердцах и умах сидит нечто такое, что не может уживаться с миром. Жулики всегда идут в разрез, подчиняя свои действия только личным корыстным интересам . У автора рассказа «не бог весть» какой опыт в этом плане, но некоторыми собственными наблюдениями за эпизодами из жизни одного из представителей обозначенных выше социальных эгоистов, если можно так выразиться, мне хочется поделиться. Пожалуй, начну издалека.
- А ну, бойцы, стой! Ко мне! Команда прозвучала совершенно неожиданно. Обращена она была к нам – двоим солдатикам, находившимся в самовольной отлучке. Повернувшись на звук голоса, мы увидели метрах в пятидесяти стороне от дороги, по которой шли, группу военнослужащих, копающихся в земле. По их внешнему виду – без ремней - сразу поняли, что это ребятишки, пребывающие на «губе». Губой на солдатском жаргоне, в начале семидесятых годов прошлого века, называли временное изолированное содержание военных, наказанных за нарушения воинского устава: пьянство, драки, самовольные отлучки…
- Кому сказал?! – Ко мне! На этот раз мы отличили, что орет один из двух караульных при арестантах. Эти караульные, а точнее выводящие, имели за спинами карабины. Подчинится означало прямой путь к аресту. Мы застыли в нерешительности. Один из выводящих, чертыхаясь, направился к нам. Сразу же, не сговариваясь, мы побежали по направлению к видневшемуся ряду одноэтажных казармам, надеясь там затеряться. Мой товарищ – Мишка крикнул : - Разделяемся!
Я бежал во всю прыть. Рядом с углом одной из казарм оглянулся. Предчувствие не обмануло: преследователь выбрал меня в качестве цели. Он был совсем уже близко. Да, в комендантские взвода набирали спортсменов. Как потом выяснилось, за мной мчался некто Адольф - легкоатлет – специалист по бегу на средние дистанции. Не повезло, однако. Окажись он борцом, может и убежал бы - бегал я прилично – частенько после физзарядки, по собственной инициативе, наматывал с удовольствием километра три - четыре.
Инстинктивно решил спрятаться. Казармы оказались только что выстроенными - в них еще никто не успел расквартироваться. Забежал в пустое гулкое деревянное помещении, нашел маленький закуток и затих. Буквально следом ворвался Адольф.– Выходи, гад! Хуже будет, - рявкнул он срывающимся голосом. Вышел – прятаться было бессмысленно. Выводящий тут же направил на меня карабин, зашел за спину , ткнул штыком под лопатку и приказал идти к выходу. Пошли. Собственное положение казалось мне столь диким, что я предложил: - Да, отпусти ты штык. Куда денусь-то? Последовала отборная ругань, со следующим смыслом: - Заткнись, скотина. В свою очередь, я, повернув к нему голову, огрызнулся: – Ну, чего ты «борзешь-то»? Рожа Адольфа мгновенно стала пунцовой, от ярости он чуть не проткнул штыком мой бушлат – стало больно. – Иди - кому говорят?! – рявкнул выводящий. Так и дошли . Адольф сдал меня начальнику караула, а перед уходом предупредил: - Еще навещу тебя, гад.
Во время «оформления» задали несколько вопросов. Ответил, что не знаю того, кто убежал. Меня обыскали, отобрали бушлат, ремень, военный билет, спички, сигареты. Повели по тесному слабо освещенному коридору, остановили около узкой железной двери. Лязгнул засов, меня втолкнули в камеру. Засов лязгнул еще раз. Так я оказался в «задержке» - помещении, где содержались военнослужащие, только что отловленные из самоволок.
Камера представляла собой небольшое помещение, по площади пять- шесть квадратных метров. Оно было без окон с бетонным полом с грубо оштукатуренными стенами и потолком. Свет пробивался из коридора через щель – бойницу. Первое время ничего не видел – только несколько силуэтов в гимнастерках. Послышалось: - Курить есть? Объяснил, что все отобрали. – Впервой что ли? – переспросил все тот же голос? Ответил, что отбывал уже трое суток, но еще в Архаре ( Архангельской области). Разговорились. Постепенно глаза привыкли и я смог рассмотреть того с кем общался. Расспрашивал меня симпатичный улыбчивый спокойный паренек. Познакомились. Мы оказались почти земляками – из одной области. Он – Витя был из областного центра, я – из города в восьмидесяти километрах от него. Не самая близкая « родня», но по армейским меркам весьма ничего – ближе «земели» у меня и не было.
Все собравшиеся солдатики с большим вниманием выслушали мою историю. Адольфа тут знали. По отзывам выходило – скотина изрядная! А побежал он за мной, чтобы лишний раз выслужиться перед начальством - дополнительный плюсик к внеочередному отпуску на родину …
Витек предупредительно изрек: - Этот фриц ( Адольф был из немцев) и без причины любит поиздеваться. Смотри , Санька, если «салазки» сделают, сразу кричи – не терпи – быстрее развяжут. Заметив мое недоумение, Виктор объяснил, что салазками называется забава местных «краснопогонников» – бойцов особого комендантского взвода. Для приведения «в чувство» «бурого» (не управляемого) солдатика укладывали на живот и за спиной притягивали связанные руки – ноги друг к дружке. Человек оказывался неестественным образом заломленным назад. - Десять – пятнадцать минут - больше не выдержишь, - лаконично заметил мой новый товарищ, - боль адская! Не геройствуй - ори пораньше.
Мне подумалось: – Ничего себе нравы? В ракетных войсках такое и представить было невозможно. Как уже упоминалось, мне уже пришлось побывать на губе в течение трех суток. Тогда, около года тому, я схлопотал свой первый арест из-за неподчинения командиру отделения - сержанту Василию Генову (болгарину из города Измаила). Этот самый сержант посчитал, что я слишком оброс и приказал тут же остричься наголо, что мне показалось издевательством – наголо подстриженных не было никого - и я отказался. И чего уперся? Сам себе объяснить так и не смог. Может, нервы сдали – гоняли нас в учебке «по-черному». Поступок был из ряда вон выходящим, если учитывать, что в то время я – курсант учебного подразделения служил всего-то несколько месяцев. Вася от неожиданности буквально вылупил свои черные глазищи. Он туповато, как корова, уставился на меня. Дальше последовал набор стереотипных армейских выражений, типа: - Не понял, сынок. – Совсем «оборзел» …
В ученой батарее курсантов не били. Сержант переадресовал «мой вопрос» старшине . Последний выстроил батарею, вызвал из строя и скомандовал о немедленном выполнении приказа командира отделения. Я упрямо произнес: – Отказываюсь, товарищ старший сержант. На следующее утро об этом проинформировали командира - майора Фре(й)лаферта ( прошу прошения, если написал эту еврейскую фамилию неправильно). Опять меня вызвали из строя, я опять оказался . Тут же «батя» влепил мне трое суток ареста.
В тот раз пребывание на губе меня особо не шокировало. Все было по уставу: старшина выписал продовольственный аттестат, отвел куда положено. Нас охраняли ребята из гарнизонного караула - из соседних частей. Действовал принцип: сегодня они - нас, завтра мы - их. Никакого специального комендантского взвода . Да, спал на час меньше, много занимались строевой подготовкой, заставляли чистить прорубь для «закаливания» генерал - лейтенанта. Но нас – курсантов гоняли примерно также. На губе меня подстригли, как и прочих. Но тут уж - без обиды.
В теперешней ситуации все было по-другому. Да, и немудрено. В этот район Крайнего Севера нас – несколько тысяч военнослужащих привезли фактически одновременно , буквально со всех уголков Советского Союза. Все мы попали под сокращение войск стратегического вооружения, согласно договоренностей со странами НАТО в 1974 году. Пестрая собралась компания. Даже форма , первое время, существенно отличалась: были ребята в морской амуниции, другие вместо пилоток носили панамы ( ранее служили в пустынях Средней Азии)... Нам объявили, что будем, дескать, строить на этом гиблом месте ( в болотистой чахлой тайге совсем рядом с Полярным Кругом) обсерваторию Академии Наук СССР. Ну, а нам что? Дело солдатское. Как выяснилось, указанная обсерватория , в конечном итоге, оказалась мощнейшей противоракетной локационной станцией . Спустя пять лет я проезжал мимо на поезде , оказией. Видел ее, виднеющуюся над тайгой в форме большого красного шара. Испытал приятные чувства оттого, что капелька и моего труда лежит в основании этого сооружения .
В моем рассказе следует пояснить важный момент:: все мы – бывшие ракетчики были , как правило, проштрафившиеся. Ну, например, заступил розовощекий сержант на боевое дежурство по охране воздушных рубежей советской родины, а сам отправился за десять километров в деревеньку к девкам. , вместо того, чтобы сидеть рядом с ракетной шахтой , бдительно поглядывая по сторонам, Его бы при других обстоятельствах в дисциплинарный батальон ( жуткое место, однако) , а тут повезло: по случаю разжаловали до рядового и «сократили». Но по факту сократили только срочников – офицеров не тронули - первое время и начальства-то над нами фактически не было . Месяца два царила полная неразбериха. Ну, и разболтались служивые, имевшие к тому , как нетрудно догадаться, весьма серьезные внутренние предпосылки.
Дополнительно « подогрело ситуацию» и скорое прибытие к нам многочисленных строительных батальонов. Эти «вояки» и вовсе не отличались примерным поведением, тем более на новом месте. С опозданием, но «гайки стали закручивать» - вот комендантский взвод и свирепствовал, конечно, с явного попущения начальства. А с другой стороны, как было ввести в чувство такой контингент?
Признаюсь, ожидаемая перспектива «примерить» салазки не добавляла мне настроения. Но что было делать?! Ждал , с опаскою… В камеру периодически кого-то приводили, нас становилось все больше. Именно из военных строителей и были те, кто умудрялся при обыске спрятать сигареты. Многие из них имели уголовный опыт еще до призыва на службу. Некоторые уже успели и «отсидеть» в исправительных учреждениях. Оказалось, что и Витюха до армии «оттянуть» год « на малолетке» за соучастие в угоне автомашины Волги, используемой в качестве служебного транспорта первым секретарем горкома коммунистической партии. Однако…
Бывшие уголовнички сразу находили общий язык. Все, кто проносил курево, щедро делились . В камере стоял дым коромыслом. И это при том, что за найденную у солдатика сигарету к общему сроку автоматически добавляли пять суток, а за спичку – трое. Никого установленные правила не останавливали.
Под вечер нас набилось столько , что большинство преимущественно стояло. Но сидеть особо и не хотелось – бетонный пол был ледяным . Холодно и душно - настоящее издевательство над человеком – по-иному не скажешь. Уже ночью , прямо на пол нашей камеры, бросили куски черного хлеба и поставили ведро с водой. У нас - задержанных до выяснения не было продовольственных аттестатов - онные благополучно полеживали в каптерках у старшин конкретных подразделений. Таким образом и у караула для нашего брата провизии не было. А может, и было что-то предусмотрено, но они покормили нас объедками с собственного стола, которые Витька поделил, и мы перекусили – «голод не тетка».
Начала брать свое усталость - кое –как , в очередь , пристраивались поспать, а точнее прикорнуть . Когда дошел мой черед, я разделся по пояс, подложил под бок гимнастерку и шапку ушанку. Поспал. А некоторые спали прямо так – нисколько не заботясь о возможных простудных последствиях… Время тянулось не просто медленно, оно стояло на месте. Такой медлительности происходящего мне не доводилось испытывать ни до, ни после.
Всю ночь к нам периодически добавляли новых бедолаг. Дошло до того, что мы стояли плотно прижавшись друг к другу. Но покуривали, рассказывали бесконечные анекдоты, ржали до икоты . Молодые были. Наконец настало долгожданное утро, и за задержанными стали приезжать представители из воинских частей. Молодцов уводили. Как правило, все они вскоре пополняли списки арестованных и заслуженно отбывали свой срок наказания ( от трех до пятнадцати суток).
В камере стало просторнее. Однако, «свято место» долго не пустовало. Появились новые задержанные, в числе которых оказался и мой приятель – Мишка. Да, тот самый, который вчера убегал вместе со мною от Адольфа. Он был мертвецки пьян и изрядно избит. Пробормотав что-то нечленораздельное, Мишутка благополучно свернулся калачиком и уснул.
Я поинтересовался : - Как тут насчет туалета? – Кому надо, тот стучит и просится, - ответил насмешлив Витька и уточнил: – Могут и в морду дать, Но деваться некуда - решили постучать. Из-за двери рявкнули, что еще рано. Мы не отступали и периодически колотили в дверь, с просьбой о туалете.
Это продолжалось довольно долго. Наконец, камеру открыли, нас вывели на плац. Построили в шеренгу, скомандовали : - Направо! - Бегом марш! Почти сразу выводящий заорал : - Направляющий, шире шаг! Мы начали бегать круг за кругом по площадке, обнесенной глухой стеной, заканчивающейся козырьком из колючей проволоки. Плац был идеально чистый – ни соринки! Такой суровой гармонии порядка я не видел даже в учебке. Это завораживало и, с непривычки, невольно пугало.
Кто как, а я бежал с огромным удовольствием, испытывая самую настоящую мышечную радость. Сколько бегали сказать трудно, но точно - больше часа. Выводной периодически выкрикивал : - Не хотите, гады, в туалет?! – Кому сказано – шире шаг! Все закончилось резкой остановкой и командой: - Тридцать секунд на туалет, разойдись. Мы успели…
Мишка очнулся только к вечеру. Оказалось, что вчера он успел спрятаться под каким-то забором. Обратно идти побоялся – пройти в нашу часть можно было только той же самой бетонной дорогой, на которой мы и напоролись на Адольфа, с иже с ним. Другого варианта не было - кругом болота с трясинами. Мишка пошел обратно в гражданский поселок, из которого накануне мы и топали.
А попали мы туда так. У нас был прораб – вольнонаемный Валеры из Одессы. Валера имел в упомянутом поселке пассию. Вот этой своей возлюбленной он эпизодически доставлял различные «левые» стройматериалы: доски, шифер… Нас он просил загружать отсылаемое в грузовик и сопровождать до места. Обычно, машина доставляла обратно, а в тот день, водитель поехал еще куда-то. Нам же было сказано, чтобы добирались своим ходом, что фактически соответствовало ситуации самовольной отлучки, но так случалось уже не раз, и все, до поры, сходило …
Так вот: болтающегося по поселку Мишку естественно заметили… На Северах народ дружелюбный. Удивительно, конечно, если учитывать, что в тех краях ( и нас об этом предупреждали) жили в основном бывшие заключенные( власовцы, например… ) или их прямые потомки. В поселке играли свадьбу. Мишку пригласили. Дальше он помнил только в общих чертах. По пьяни Мишаня «дошел» до плясок на улице, где и был повязан патрулем. Гражданские, как ни уговаривали, не смогли замять это дело. Как уже упоминалось, краснопогонники лютовали.
Постепенно Мишка осознал все произошедшее и начал откровенно ныть. Я не верил глазам, видя своего товарища в этом состоянии. Это никак не вязалось с его обликом. Мишка – парнище около двух метров, с огромной физической силой. Он пользовался в нашей роте большим авторитетом. Не салага – отслужил уже почти полтора года, а тут совсем расклеился.. Психика. В этой связи мне всегда вспоминается солдатик, с которым я был знаком еще по ракетным войскам. Служил он в санчасти - санитаром. В его обязанности входило: вымыть пол, принести болезным ( двум – трем бойцам) еду… Из постоянного начальства один сержант – фельдшер – хороший парень. .Так вот: этот санитар повесился на дереве, прямо на наших глазах. До места суицида оказалось около ста метров. Пока мы ошарашено глазели, пока бежали, снимали … , он успел отойти. И служба-то у него была, что мед, иначе и не скажешь – по тяготам с нашей и сравнивать нельзя, а для него и это оказалось невыносимым. Говорили, что к нему часто приезжала мать. Именно она и упросила перевести его в санчасть. Ужас. Как знать, может быть, большая занятость отвлекла бы его… Другой наш товарищ , предположительно, лишил себя жизни из-за того, что подцепил в самоволке обычное венерическое заболевание. Это было уже на Северах. Искали его дня три, а нашли уже совсем посиневшего, висящим на дереве совсем недалеко от казармы. Сотни тысяч, если ни миллионы, советских сограждан переболели и ничего, а этот …
Я отсидел в задержке описанным выше образом ровно трое суток. Из нашей части всегда забирали с губы с опозданием – такова была политика строгого комбата. С Витей простился тепло – подобные совместные тяготы быстро сближают. Для себя я невольно отметил, что мой новый знакомый все это время оставался совершенно невозмутимым: точно так и надо.
В «родной» части за самовольную отлучку ( прораба Валеру мы не «сдали» - себе дороже – доказывай потом, что не воровали) мне впаяли еще пять суток ареста, а Мишке десять (учли пьянку). Когда выписывали продовольственные аттестаты, он попросился к комбату. Через час меня повезли на губу одного. Причина, по которой Мишуля не отправился на десять суток , вскрывалась уже почти перед самым дембелем. Тогда ( после официального приказа на увольнение министра обороны ) мы сделали, так называемый, дембельский аккорд – строительные работы: трудились не считаясь со временем. Уговор с комбатом был такой: как только заканчиваем, сразу должны ехать домой – на дембель. Но комбат обманул. Он бы, наверно, был бы и рад быстрее избавиться, но нас - таких «аккордников» слишком много набралось – всех сразу уволить нельзя. Целых две недели мы болтались в части, ожидая своей очереди. Естественно нервы сдавали. Мишка начал открыто возмущаться. Батя , прямо перед всем батальоном, вызвал его из строя и презрительно обмолвился: - Ты бы лучше рассказал товарищам, как у меня в ногах валялся – чуть не сапоги целовал, чтобы я тебя не отправлял на губу… На Мишку было больно смотреть – больше он не выступал. С какой стати его батя пожалел? Наверняка, «постукивал» наш товарищ. Обычное дело - а как еще командирам можно заполучить столь нужных ( как ни крути) для поддержания дисциплины тайных осведомителей?
Пять суток ареста прошли вполне терпимо. Худо – бедно, а кормили. Да, работали много: в основном по разгрузке вагонов с бревнами. Как сейчас помню крики одного говорливого караульного: - А ну, братва уголовная, навались! Но время шло гораздо быстрее, чем в задержке. Из откровенных издевательств, по сравнению с условиями предварительного ареста, можно упомянуть только незабвенный «самолет». Перед вечерним туалетом нас выводили на плац со своими деревянными спальными лежаками, точно такими же , на которых советские граждане загорали на песчаных пляжах. Мы закидывали лежаки за плечи, поперек туловища и удерживали их широко раздвинутыми руками. Караульный командовал: - Ну что, арестантики, полетели! - Шире шаг! – Бегом марш! Со стороны это зрелище напоминало разбегающиеся по земле старинные деревянные самолеты. После продолжительной физической работы это было тяжело. Однако, приходилось терпеть. Вообще-то, мне повезло, что Адольфа тогда отправили в командировку по сопровождению серьезно оступившихся солдатиков на суд. По отзывам товарищей это немец был мстительным и охочим до безнаказанного битья.
С Витькой я встретился только через месяц. Он сам навестил меня, по случаю. Оказалось, что его продержали в задержке восемь суток! А потом добавили законного ареста. В итоге, в тот раз, на губе он провел около месяца. И никакой особой озлобленности, нытья. До чего же стоек был парень!
Чем дольше мы были знакомы, тем он все более меня удивлял. Работать , как прочие, Витька не желал принципиально, но не бедствовал. Среди солдатиков, задействованных на строительстве «академической обсерватории», были весьма востребованы некоторые неуставные ремесла, в том числе и по изготовлению зубных коронок. Умелец Витя , используя примитивные инструменты, чеканил их из латунного листа , а потом надевал на зубы любого желающего. Вернее, нужно было не просто желать, а и денежки заплатить.. Если с последним проблем не было, «подпольный зубной техник» прямо надфилем, подпиливал совершенного здоровый солдатский зуб, обычно это был клык, и « украшал» его , так называемой , «фиксой». Отполированная латунная фикса, в сочетании с натиркой ее зубным порошком, смотрелась как золотая. Увы, многим хотелось блеснуть по дембелю в родном деревенском клубе… От желающих отбоя не было.
На этой «волне» Витя без особых проблем пристроился в столовую, где числился штатным помощником повара, а на деле занимался исключительно своим «маленьким бизнесом», отдавая старшине долю от заработанного, чтобы не тревожили.
Другой бы « служил и служил» в свое удовольствие, но Виктору жить без азарта было скучно. Ну, взять , хотя бы , его знаменитую самовольную отлучку на родину! Без документов , переодетый в «гражданку» с чужих плеч, он умудрился ( на северных направлениях проверяли документы и в вагонах) добраться до своего городка, чтобы поздравить любимую. девушку с днем рождения. Правда, оказался, что называется, третьим лишним – девушка уже замуж умудрилась выйти, но тем не менее. На все про все ушло у Витька около недели. На вечерних ротных поверках кореша добросовестно выкрикивали, что он в столовой. Ну, а прикормленный старшина своего внимания не заострял. Как на такое решиться «здравомыслящему» человеку?! Авантюра - чистейшей воды . Если бы подлог вскрылся ( а вероятность этого была очень высокой), дисциплинарным батальоном не отделался бы – тюрьма!, как говориться. Тогда пронесло , но «от себя не убежишь». В дальнейшем, Витю, как постоянного нарушителя воинского устава , перевели в особую часть. Единственным преимуществом этого явилось, что она находилась где-то в Центральной России – потеплее, однако. Но , как говаривали, оттуда – прямой путь на год- два в дисциплинарный батальон, что и произошло. В результате вместо двух лет, Витька «отслужил» почти четыре.
Он знал мой адрес и наведался по дембелю. Посидели в ресторане… Виктор приехал не просто так, а с предложением совместно заниматься добычей и сбытом икон . Но я имел совершенно другие внутренние ориентиры: поступил в институт…
Почему-то Витя меня не забывал: всегда заскакивал, когда иконные делишки приводили его в наш городок. Тогда он одевался во все джинсовое – моднейшую и дорогущую одежду семидесятых. Даже щеголял в джинсовой тройке: сами джинсы, джинсовая жилетка и джинсовый пиджак. В наших краях о такой роскоши и не мечтали!
Закончилось все предсказуемым образом: мой знакомый был арестован органами госбезопасности за связь с иностранцами, операции с валютой, хищение культовых ценностей… Восемь лет «отбывал» за содеянное. Вышел на свободу уже при Ельцине. В стране царил спекулятивный культ – Виктор оказался в родной стихии и уже на законных основаниях «зарабатывал» на хлебушек с маслом. О том, что много «отсидел» никогда не печалился. Напротив, о годах, проведенных в заключении, до сих пор говорит: « Не жалею нисколько – столько книг я перечитал ! ( на зоне он пристроился библиотекарем) . - Считаю, что за пять лет фактически одолел программу обучения в институте. - А еще три года можно зачесть за аспирантуру. Я с явной иронией, называл его доцентом . Витя не обижался и отшучивался: – Да, я – доцент, только по другим наукам. И в этом он, пожалуй, не преувеличивал.
В последнее время Виктор вышел на пенсию, в прямом смысле. Иногда мы пересекаемся. Живет он неплохо, хорошо выглядит, несмотря на все свои многолетние армейские и тюремные тяготы. Вместе с ним проживает женщина выше его на голову и моложе лет на двадцать пять. Под старость он переключился на нумизматику – по его пониманию, заниматься иконами в наших краях стало совсем невыгодно. Понятно: он и ему подобные растащили все былые святыни. Не от этого ль и беды наши?
Эх, Витька-Витька… Только сейчас, спустя многие годы, на фоне современных событий я по-настоящему начал понимать кто же он такой. Вроде бы, за многое уважать его можно, а нет – преступник он – самый настоящий – чертополох. Да, на грядках сорняки тоже не сразу проявляются. Беда, если прорастут и расплодятся … А так и произошло… А кто виноват?