Полночное солнце

Николай Бредихин
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ

Роман
(продолжение романа
"Бумажные слезы")


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО "ЭФИОПА"


ГЛАВА 1

Выйдя из подъезда, Андрей кинул сумки на асфальт и застыл в недоумении, не в силах сообразить, куда ему дальше податься.
–  И долго мы будем так стоять? – не выдержала, прервала его размышления "Неточка".
–  Мы? – рассеянно взглянул на нее, не понимая, Горячев. – Что я буду делать, не знаю, скорее всего, вернусь обратно. У меня ни копейки в кармане, последние деньги на такси истратил, чтобы сюда добраться. Не на что даже позвонить, да и куда звонить? Как говорится, был один друг, да и тот весь вышел.
–  Надо было попросить у него взаймы. Думаешь, не дал бы? – "Неточка" тяжело вздохнула, с трудом удержавшись от назидательных упреков.
–  Даст еще. Куда он денется. Просто я до последнего оттягивал, не хотел унижаться.
–  Надеялся, что сам предложит? Но откуда ему знать, что при таких деньжищах, которые прошли через твои руки, ты сейчас беднее церковной мыши? Андрей, ей-богу, такое даже в страшном сне не может присниться.
Горячев разозлился, посмотрел на "Неточку" с досадой.
–  Знаешь, дорогуша, я совсем не расположен выслушивать сейчас какие-либо нравоучения. Тем более от тебя. Да и вообще, деньги ты получила, страхи твои позади, что тебе их не заплатят… Теперь ты хоть поверила, что Геннадий не из тех, кто может обмануть? Или по-прежнему считаешь всех вокруг поголовно мошенниками? Чего тебе еще надо?
"Неточка" казалась непривычно уверенной в себе, даже важничала.
–  Ну, во-первых, чтобы ты проводил меня до дому. Ты же знаешь, какая я трусиха – три тысячи долларов, это целое состояние, плохонькая, но машина. Я со страху умру с такими капиталами в кармане.
–  А они у тебя действительно в кармане? – ехидно поинтересовался Андрей. Над "Неточкой" просто невозможно было лишний раз не поиздеваться.
–  Нет, в другом месте, – спокойно ответила девушка. – Но это не твое дело. Во-вторых, огромная просьба – больше не называть меня "Неточкой". Мне это прозвище изрядно осточертело.
Андрей ухмыльнулся.
–  Как же тогда? "Косточки", "26 Дней", как Анюта тебя называла? Или вот еще: раз Незванова, то Хуже Татарина. По-моему, эти три прозвища куда обиднее. Да и зачем, собственно, мне вообще тебя как-то называть? Я так думаю, что мы никогда больше не встретимся, что за необходимость нам представляться друг другу в новом качестве? Хотя до дому я тебя, конечно, провожу, вот только поднимусь сейчас к Геннадию, стрельну у него хотя бы сотню. Да, а может, ты хочешь, чтобы я называл тебя Аней, Аннет, Анютою, твоим настоящим именем? Только как же я тогда вас с моей ненаглядной соавторшей буду различать? Может, по весу, габаритам? Это подойдет, невооруженным взглядом кто есть кто можно определить. Кстати, есть еще, "в-третьих"? Или пакет предложений, условий наконец исчерпан?
"Неточка" не выдержала, отвернулась, на глазах у нее стояли злые непрошеные  слезы.
–  Какая же ты сволочь, Андрей! Неужели то, что у нас было в последние полгода для тебя совсем роли не играет?
–  А что у нас было? – холодно поинтересовался Андрей. – Напомни, если не трудно.
–  Ну, например, что мы спали с тобой. И то, что ты слова мне шептал порой на ушко нежные, задушевные. Что я помогала тебе, когда ты писал лучший свой роман. И ты написал его, а мог бы и не написать.
–  Что, претендуешь на соавторство? – в последний раз попытался сострить Андрей, прекрасно понимая, что ведет он себя далеко не лучшим образом и пора бы ему остановиться. Но Косточки есть Косточки, Горячев ни у кого еще не встречал такого дара обнажать в людях самые низменные инстинкты. Просто "агнец для заклания". И как ей только это удается?
–  Нет, разумеется, я ни на что не претендую. Куда мне. Что касается, "в-третьих" – просто могу предложить тебе взаймы.
Она поспешно, как бы боясь, что Горячев откажется, вынула из лифчика толстую скрутку сторублевок.
–  Как видишь, я и там, в Коктебеле, по ресторанам не шлялась, экономила, как могла, те деньги, что мне от тебя как секретарше перепадали. Сколько тебе? Сто, двести, пятьсот рублей? Волей-неволей, но встретиться хотя бы раз еще нам придется.
Андрей задумался, затем развел руками: выбора у него, действительно, не было.
–  Пятьсот хватит. Ладно, давай поищем такси, Нюрок. Надеюсь, против такого имени ты не возражаешь?
–  А может, лучше на метро? – робко попыталась возразить девушка. – Чего деньгами-то швыряться?
–  Ох, не верю я, что ты у самого метро живешь, а мне еще вокзал, электричка – раньше, чем к ночи домой не доберусь. Кстати, как тебе деньги вернуть? Может, по почте выслать?
–  Да они мне не к спеху вовсе. Все равно пойдут на учебу. Адрес твой я знаю: списала, когда билеты на самолет оформляла, так что из-под земли достану, если вдруг бедную девочку вздумаешь обмануть.

Очень хотелось есть, но ничего съестного в квартире, естественно, не было. В числе прочего исчез и сам холодильник. Не говоря уже о стиральной машине, телевизоре и прочих атрибутах домашнего уюта. Андрей понимал, что так даже лучше, иначе бы вообще ничего не осталось, сейчас не те времена, чтобы квартира могла без хозяев целый год с чем-нибудь более или менее ценным простоять. Кухонный стол, две табуретки, старенький диван. Еще письменный стол со стоявшей на нем, подаренной Светланой, "Олимпией". Несколько полок с книгами. Ясно, что Галина не все взяла с собой в Москву, просто по чисто женской злобе что-то знакомым раздала, что-то даже и на помойку выбросила. Ладно, Бог с нею, с Галиной. У Андрея не было никакого желания этот момент в своей жизни ворошить, неприятных воспоминаний на сегодня у него и так было предостаточно. Впрочем, уснул он как убитый, подействовали усталость, уныние, резкая перемена климата.
Нельзя сказать, чтобы его слишком уж выбил из колеи неожиданный отъезд Принесенной Ветром, как "Неточка", в отместку за издевательства над ней, предпочитала называть Анюту, мрачно предрекая: "Когда-нибудь этот чертов ветер все-таки переменится, и мы все вздохнем с облегчением: "Ах, Мэри Поппинз (о, вери, вери биг (в смысле очень большая) попинз!), до свиданья!", а еще лучше "прощай!", чтобы никогда, никогда больше эту твою проклятую "вери биг" в самом страшном сне не увидеть". С самого первого дня их сотрудничества, Андрей и Леди Совершенство (если уж Мэри Поппинз, пусть даже "биг", то, непременно, "биг леди" или "биг совершенство") постоянно ссорились, но неизменно мирились: Принесенная Ветром знала мужскую психологию как свои пять пальцев и противостоять этому урагану в юбке было совершенно невозможно. Как бы то ни было, сотрудничество их было необычайно плодотворным: писалось Андрею так же "ураганно", как и гулялось. К счастью, "ветер переменился" не в начале, а незадолго до завершения работы над их очередным "бестселлером", и Горячев, пусть с помощью Косточек (26 Дней, Хуже Татарина), смог его сдать вовремя и на вполне сносном уровне. Ну а затем на присланный гонорар просуществовать еще полгода. Впрочем, это было именно "существование", так как после того, как черти (не ветер, нет, нет, конечно же, только черти, и спасибо им!) унесли Анюту, началась запоздалая реакция на их совместные с Андреем похождения, и как ни отстаивала, как ни пыталась оправдать "Неточка" своего шефа, они вынуждены были уехать из Коктебеля. Дурная слава катилась за ними чуть ли не до самой Ялты, и лишь в Гурзуфе им повезло: нашелся сердобольный старикан, который счел даже за честь, что его посетила такая "знаменитость". Именно там Андрей и написал свой лучший роман, оказавшийся теперь никому не нужным.

Голод с утра не отпустил, а лишь усилился. Но в куда больший ужас привели Андрея счета за коммунальные услуги. Отключен был не только телефон, но даже электричество. Конечно, можно было призанять у кого-нибудь из знакомых, именно знакомых, так как друзей Андрей давно растерял, однако чем отдавать, когда отдавать? Ведь все считали его теперь известностью, баловнем судьбы, впору у него самого денежками разжиться. Одет Андрей был действительно очень модно, а уж со свежим южным загаром смотрелся вообще респектабельно - что-что, а свое дело Принесенная Ветром хорошо знала, и о кавалере заботилась не меньше, чем о себе, вот только где эту респектабельность в его родном городе хотя бы на самый неприхотливый ужин обменять? Если только понадеяться на Бога?
Бог внимательно выслушал Горячева и довольно быстро послал ему объявление на палатке: "Требуется сторож". Бог знал, что делает. В тот же вечер, не тратя времени на раздумья, Андрей приступил к работе, подменив какого-то парня-студента, рвавшегося в отпуск, другого его сменщика – старичка-пенсионера, отпуска совсем не интересовали, так что работа была только на месяц, да и оплачивалась нищенски. Ну а, собственно, что там было делать? Спать?
Однако в ту же ночь Андрей был разбужен каким-то психом, изо всех сил колотившим по бронированному стеклу кувалдой. Горячев включил сирену, позвонил хозяину, и только после этого с газовым пистолетиком в руках решился выскочить наружу. "Псих" уже сверкал подошвами кроссовок в отдалении, что-либо из примет невозможно было не то, чтобы запомнить, а даже просто разглядеть.
Прибежавший хозяин, живший неподалеку, поспешил успокоить Андрея: "Проверяли на прочность: тебя и стекло. Узнали, что новый сторож, а с новичками часто бывает: смену примет, несколько часов посидит, а потом домой спать уходит, под утро потягивается, почесывается, как будто и в самом деле ночь без сна провел. А ты ничего парень, я в тебе не ошибся. Кстати, так и не спросил, кто ты по профессии?"
Андрей хотел было соврать, но город маленький, "слава" ведь все равно докатится.
–  Писатель, – ответил он нехотя, – неудачливый писатель.
–  А, – кивнул головой хозяин, озабоченно разглядывая брызнувшую во все стороны трещинами оконную "броню", – тогда тебе такая работа в самый раз. – И тут же полностью переключился на следы кувалды: – Видел? Одно и то же место, третья попытка по счету. Нет, на этот раз ничего менять не буду, пусть так и остается. На них, сволочей, не напасешься.
Как бы то ни было, Андрею удалось выпросить небольшой аванс, и он соорудил себе "завтрак аристократа": яичницу из двух яиц, чай, бутерброды с сыром и маслом. Хотел было прилечь, выспаться, однако тщательно замурованный в памяти, двухдневной давности, эпизод легко пробил свежую кладку и вышел наружу. Как же так получилось, что в одночасье он потерял все?