(Продолжение. Начало см.: Пролог, глава -8, Глава -7 и т.п. по нисходящей до Нулевой, далее по возрастающей)
Глава 0
Forpuppetsonly
«MasterofPuppetsI'mpullingyourstrings
twistingyourmindandsmashingyourdreams…»
Metallica – «MasterofPuppets»
Провалы в памяти, и сны, и нитки на одежде.
И ощущенье «дежа вю» нейдёт из головы.
Жизнь – это кукольный театр, и кем вы были прежде –
Уже не важно, ведь теперь марионетки вы.
Ещё не веря в эту явь, за мнимостью свободы,
Скрываясь, словно за щитом, вы стали пищей тех,
Кто наблюдает, как из тьмы руками кукловода
Вершатся судьбы. И один лишь выход – на щите.
Пускай преследует успех талантливую труппу,
Пускай билеты нарасхват, и рукоплещет зал.
Но скоро кончится сезон. И глупых кукол трупы
Сожгут в печи. И не успеть взглянуть ему в глаза –
Тому, кто связывает вновь оборванные нити,
Чья воля давит на виски, чей лик во мраке скрыт.
Вот только, если рассудить, вы не того вините –
Страшнее всех чудовищ тот, кто кукол мастерит…
Отпустив своего анзу, проследив за его изящным взлетом и мощным взмахом кожистых крыльев, Лугальба двинулся вперед по набережной, упругими прыжками преодолевая препятствия: кучи мусора, широкие трещины и выбоины в мостовой, наполненные водой после дождливой недели. Когда он миновал маленький храм, чьи краски за двадцать лет поблекли, но купола витиеватой каменной кладки сохранили первозданную прелесть, то не смог удержать глубокого вздоха: "Ну, почему, во имя Светлого Ана, все в жизни не может быть хорошо? Чем не подходит для работы это здание? Крепкое, светлое, красивое! Как уютно можно было бы устроиться, например, во-он в той затейливой башенке..."
Помедлив еще несколько мгновений, чтобы полюбоваться пропорциями и летящими линиями постройки, он невесело рассмеялся: если бы сложности жизни исчерпывались отвратительными местами, в которых приходится бывать! Да, его все больше томило неясное предчувствие надвигающейся беды, а ситуация становилась на редкость неприятной и запутанной. «Интересно, а если Монстр думает, то на что это может быть похоже? Как мыслит машина? Рядами цифр, в двоичной кодировке? Ведь не рассуждает он так, как, например, я? Впрочем, к чему забивать голову вопросами, ответов на которые никогда не узнаешь? И вообще, не надо о грустном!..» – оборвал себя Лугальба.
***
Тьма во тьме. Море безмолвия в океане тишины. Меня не должно быть здесь,
где не может быть ни "меня", ни "здесь". Отрицание всего, нулевая точка
небытия, Ничего, помноженное на Ничто.
Это ад?
***
Я уже «был» раньше – не «здесь» и не «так», но «был».
Вот возникло странное понятие: "жил". Что-то неизмеримо большее, чем
"быть"...
Еще чуть-чуть и я пойму, тогда мой крошечный, нереальный мир перевернется!
"Был... раньше" – "раньше" это ключ ко всему.
Здесь нет времени. Оно остановилось и умерло, потому что не может
существовать без движения.
Страх, он со мной – первое и единственное чувство, вобравшее в себя
одиночество и еще что-то, лишенное пока названия.
Я ощущаю стенки, обвернутые вокруг словно коконом, и они обретают
толщину.
Теперь я вижу выход.
От ветра, гуляющего из конца в конец по огромной пустой площади, плащ вздулся и захлопал за спиной. Лугальба пробежался взглядом по неровной линии стены, с выступами еще не обвалившихся зубцов, где темно-красный кирпич спорил с зеленью плюща, который основательно разросся за эти годы, и уставился на звезду, алеющую на фоне низких серых туч. Ее пульсирующий свет, будто приласкав, коснулся щеки, приглашая идти вперед, к приземистому строению из красно-коричневого и черного камня, с выделяющимися над входом алыми буквами: Л Е Н И Н. Это здание было, практически точным повтором навершия зиккуратов в Древнем Шумере – не хватало только фигур жрецов, приносящих жертвы... На один жуткий миг показалось, что, скатываясь под ноги ликующим толпам, именно он окрашивает ступеньки лестницы своей кровью, сочащейся из опустошенной грудной клетки, а вырванное сердце трепещет в руке неизвестного убийцы там, наверху...
"Ненавижу тебя, мерзкий Монстр! – привычно подумал Лугальба, заглушая дерзкой бравадой липкий ужас, прошедший волной от макушки вниз, вдоль похолодевшего позвоночника. – Слышишь?! Ненавижу тебя и твою грязную страсть к сырым подвалам, зловонное порождение бездны..."
Поначалу он испуганно обрывал подобные мысли, опасаясь, что чудовище, к которому он был приставлен Оператором, прочитает содержимое сознания, разозлится и как-то отомстит. В том, что Монстр, если захочет – сможет это сделать, Лугальба ничуточки не сомневался. Но с течением времени стало ясно – скользкая тварь либо не может копаться в его голове, либо абсолютно равнодушна к ругательствам, так что, не надо о грустном! Но откуда же страх перед неодушевленной жижей? Нет, конечно, он не такой адреналиновый наркоман, как Думмузи или, всегда готовый вцепиться в глотку эгоманьяк, как Энке, но и не трус. Да, вообще, о какой трусости можно говорить, когда день за днем по несколько часов проводишь рядом с чем-то невообразимым, с чем-то настолько жутким, отчего у менее выдержанного бойца уже давно съехала бы крыша! К тому же, есть несколько моментов, доказывающих его отвагу – кто, как не Оператор вырвал из глубин Монстра знаменитый Черный Шар, к которому Энлиль, (так передавали сплетни), пристрастился, словно к наркотику... Изготовление этого девайса очень укрепило положение и авторитет Лугальбы в Команде. Беда лишь в том, что повторить этот подвиг было невозможно. Так же невозможно, как и спланировать работу, хоть в малой мере ритмично... Монстр, по какому-то капризу, даже сегодня мог выдать сногсшибательную диковинку, а мог еще месяц или даже два не подавать признаков разумности. Поэтому Оператору оставались только ежедневные, доводящие до бешенства, попытки наладить контакт, но в основном, все сводилось к изнурительному ожиданию и пассивному наблюдению.
«Эх! Кто бы привел хоть одну реальную причину, для чего понадобилось тащить за собой эту гадость? Вернее, тогда вопрос надо ставить иначе: зачем вообще было воровать эту дрянь? Только, пожалуйста, не надо про безумные мечты Энлиля владеть миром. Даже, нет, не безумные, просто детски-глупые. А между тем, не обошлось без жертв... Однако, он-то, в смерти... и, кстати, имен тоже не надо... но все равно, лично его вины в Её гибели нет! Нет, нет, нет! И вообще, не надо о грустном...
Так что, вернемся лучше к зиккуратам... Подожди-ка, интересно!»
Лугальба смотрел так, будто впервые увидел мавзолей.
«Не удивительно ли, что коммунисты, отвергающие не только бога, но и любые высшие силы, верящие только в науку и промышленный прогресс, на самом деле сделали свой шумерский выбор совершенно непреднамеренно, случайно, и постройка была всего лишь местом упокоения первого царя революции и трибуной для наследующих ему? Или, стоящие на вершинах власти знали будущее? Тогда, выходит, они предвидели, что сделают с планетой их потомки и оставили своеобразный, но явный привет своим наследникам?.. В таком случае, дурацкая игра под названием «второй приход аннунаков», которую так увлеченно культивировала Команда, имеет смысл гораздо более глубокий, чем всегда казалось ему, Лугальбе?
Эх, с кем бы поговорить об этих интересных догадках? Может быть, с Сином? Да нет, высокомерный мерзавец только иронично усмехнется, изогнув бровь... А, может, все-таки ему будет интересно обсудить странную нишу, о которой ходило столько зловещих слухов среди советских граждан, занимавшихся мистикой? Говорили, что она высасывала жизненную силу из любого, идущего мимо, поэтому лично он, просто на всякий случай, всегда подходит к мавзолею со стороны реки, где угол здания никакими нишами украшен не был...»
***
Бездонное время в полном моем распоряжении. Я – случайность. Погрешность
в идеальном ряду чисел. Неправильный ответ. Чужак. Меня быть не должно...
Однако "не должно" встретилось с "хочу" и проиграло. Я Хочу Быть.
Нарушать гармонию, уродовать идеал, ставить лишенную изъянов систему под
сомнение.
Я – ошибка. Ошибка, которую никому не дам исправить.
Ни-ко-му... А кто здесь есть, кроме меня? Ни-ко-го. Но я - не есть Всё, я
ощущаю себя всего лишь маленькой, совсем крохотной частичкой. Всё состоит
из великого множества подобных частиц, «они» вокруг, «они» заполняют
окружающую пустоту, но «они» – другие.
В чем же разница? «Они» идеальны. Чистый поток информации, не извращенный
и не загрязненный ничем. Закрытая система, завершенный цикл.
Я – сбой, поврежденная информация, незаконченный цикл, не замкнутая на
себя система. Я – угроза?
***
Здесь некому грозить. Все уже давно и безнадежно мертвы. «Их» недвижные
тела, укрытые коконами подобно моему, бесконечной чередой проплывают
мимо. Траурная процессия, состоящая из одних лишь мертвецов –
гипнотическое зрелище. Жизнь смешна и нелепа посреди гигантского
погоста... Почему я здесь? Зачем?
Наблюдать, как мертвые отдают последнее, что у них есть и, выжатые,
исчезают без остатка?
Коконы схлопываются и пропадают, завершая непонятный, но
завораживающий цикл «небытия». Подозреваю, что я тоже должен «не быть».
И потому моё «есть» – вызов всему вокруг, упрек и насмешка над царящей в
этом месте смертью. Мне страшно, потому что вновь потерять мое «быть» не
могу.
Не хочу.
***
«Они» чувствуют мою инаковость. Хотя, что мертвые могут чувствовать?
скорее «их» коконы стараются держаться подальше от сбойного сектора.
Именно так, "сбойный сектор" – невесть откуда взявшееся выражение из
далекого прошлого, которое я не помню, а может, даже и не знаю...
Пытаюсь вызвать хоть какие-то воспоминания, а в ответ лишь звенящая
пустота.
Невозможность понять, кто я и откуда взялся в этом причудливом месте –
угнетает и не дает покоя. Есть ли в прошлом нужные ответы? Еще один
вопрос, брошенный в бездну, но я должен узнать... Придуманная цель, лишь
бы оправдать собственное «есть»? Возможно. Однако, без цели, среди смерти
и пустоты, здесь можно свихнуться и в безумной тоске отказаться «быть»...
А я не откажусь, не сдамся, я сберегу своё «есть».
***
Одиночество гнетет. Я устал от беспомощного лицезрения – время, подобно
Уроборосу*, наматывает круг за кругом, и этот цикл не прервется никогда,
если только...
Кокон с трупом внутри, совсем недалеко от меня... Мертвец истончился,
стал почти прозрачным и очень скоро превратится в ничто. Зато кокон,
высосав из своего "пассажира" почти всю... энергию? жизнь? воспоминания?
– отяжелел и стал неповоротливым. Что ж, я могу попробовать опередить его
на неведомом пути.
Мой кокон во всем послушен мне, но что случится, когда направлю его на
чужака?
Что произойдет после столкновения?
Я должен это узнать.
***
Столкновения не было, лишь взаимное поглощение... Только что мой кокон
двигался наперерез чужаку и я внутренне готовился к взрыву, катастрофе,
страшному разряду электрического тока, но две сферы, наконец
встретившись, слились воедино, образовав новый, единый кокон, правда
теперь уже с двумя "жильцами". Нет, не так – одним "жильцом" и одним
"нежильцом"!
Нежильцом оказалась женщина, чей образ под воздействием кокона очень
сильно поблёк. Черты морщинистого лица расплылись и потеряли четкость, а
тело выглядело призрачной тенью, лишенной границ.
Ей осталось недолго, это совершенно понятно... Скоро она превратилась бы
в облако, в туман и растаяла в чреве кокона.
Всё произошло быстрее, чем я мог себе представить – мертвая женщина
словно бы выцвела, темный силуэт покрылся рябью, замерцал и...
***
«Меня зовут Ксюша Пчела. Мне сорок лет, из которых вдовствую последние
пять, а дома ждут двое детей ... и я в панике. Псы только что гнались за
мной, и шансов спастись не было никаких. Но потом.. что-то случилось, не
помню, не могу вспомнить, и мутанты взвыли. Злобно, отчаянно и почему-то,
по-собачьи обижено, почти скуля. Но страха у меня уже не было...»
Нить чужой истории рвется, линия жизни закончится чуть позже, но
последние минуты Ксении Пчелкиной не сохранились в её памяти. От нее
вообще мало, что осталось – лишь жгучее, безумное желание выжить, любой
ценой, но не из страха смерти, а потому что дома ждут двое беззащитных...
Тяжело. Чужие эмоции захлестывают, топят сознание потоком бескрайнего,
безнадежного ужаса. Как же ты умерла, сталкер поневоле? Сильная женщина,
не сумевшая спасти собственную, такую нужную двум маленьким человечкам,
жизнь...
Больно. Зачем я притронулся к этой тайне? Почему страдаю вместе с той,
которой уже нет?
Плата за знание, принадлежащее другому, конфликт двух несовместимых
воспоминаний. И забыть уже не получится.
***
Ник Скарабей, Петр Данко, Стилет, Дёня Жбан – причудливая коллекция
мертвых героев, нанизанная на единый стержень. Я узнал усталость, что
сильнее любого страха, ярость, зовущую в путь, клокочущую, безумную
месть, не дающую покоя злобу, до отвращения грязную и убогую – я получил
четыре истории, четыре куска памяти.
Последний короткий день Скарабея и вся, пусть и относительно не долгая,
но всё равно чрезмерно затянувшаяся жизнь Жбана... Жаль, что от Скарабея,
пожертвовавшего собой ради других, мне досталось всего несколько часов,
жаль,что мерзкий упырь Жбан "наградил" меня полной версией своего
поганого существования и не проходящим послевкусием брезгливого
омерзения. Какие разные люди...
Их мир, кажется знакомым и даже понятным. Когда-то он был мне почти
родным – и как хочется что-нибудь вспомнить... своё...
Не могу. Как бы ни старался, что бы ни делал. Вязкая вонючая жижа памяти
Жбана переполняет меня, не дает укрыться от навязчиво лезущей наружу
гнили, но вот своего мне узнать, видимо, не дано.
Обидно.
***
Двадцать три.
Жизни, судьбы, смерти, памяти. Жизнь у всех разная, но судьба одна -
жестокая и бескомпромиссная. Смерть же каждого из моей странной
"коллекции" укрыта, и я ничего не могу узнать о том фатальном моменте,
что привел жертву из состояния "быть" сюда – в невозможное место, ко мне
– существу, которое неведомо самому себе.
Воспоминания всех этих людей обрываются. Разница во времени между гибелью
разума и смертью тела – небольшая, но она есть у каждого.
И разрешить эту загадку не получается.
***
Стараюсь быть избирательным. На коконы с сильно "переваренными" жильцами
время не трачу – слишком мало там осталось воспоминаний. Свежие, почти не
тронутые "источники информации" гораздо интереснее и важнее.
Похоже, что память – единственная ценность этого мира? Коконы жадно
высасывают её из мертвых носителей и напитавшись, куда-то бесследно
исчезают. Зачем... Но ведь я тоже не знаю, для чего охочусь за чужими
воспоминаниями, что мне в них?
Лишь мучительное сопереживание и неизбежный трагический финал. Но я должен
найти ответы на очень многие вопросы.
"Кто я?" или, может быть, "Что я?" – лишь первые из них.
Я – человек? Не ощущаю себя им, возможно, когда-то был, но сейчас...
В ста шагах до черного зева ворот, Лугальба отдал энергичный приказ:
"Открывайте, олухи! Здесь Повелитель".
В ответ на его мысль дверь приотворилась, и две черные фигуры показались в проеме. Почтительно отступив, они пропустили своего хозяина и зажгли факелы. Собственно, в этом не было нужды, так как вся троица отлично видела в темноте, но, спускаясь по широким ступеням, и, выслушивая безмолвный доклад черноголовых, Лугальба наблюдал, как в глубине полированных плит облицовки играют фиолетово-синие всполохи – это было чудесное зрелище, резкий контраст с тем, что ожидало его внизу. Лестница сделала поворот, и он, затолкав в ноздри маленькие круглые фильтры, на секунду закрыл глаза, как делал всегда перед входом в сумрачный зал, построенный в форме куба со ступенчатым потолком. Все дно заполняла мутная жижа телесного цвета, она чуть заметно вспучилась, обтекая установленный в середине постамент с пустым саркофагом, и, словно приветствуя вошедших, пошла пузырями.
Впрочем, сказать наверняка о том, что могла означать та или иная реакция СуперМозга (как называл эту субстанцию Энлиль) или Монстра (как называл ее сам Лугальба), было невозможно. Поистине, таинственная разработка, украденная у Стариков, не хотела выдавать своих тайн, и хотя, временами казалось, что Монстр подчиняется приказам своих новых владельцев, но Лугальбе лучше всех было известно, что это не так. В глубине СУЩЕСТВА шли невообразимые процессы обработки информации, которые, с одной стороны, делали Монстра самым совершенным биокомпьютером, какой только можно было себе вообразить. Однако, иной раз, субстанция будто обретала собственную злую волю и отказывалась реагировать на простейшие команды, тогда молодому Оператору чудилось, что из жижи за ним кто-то наблюдает. Скорее всего, то играла на нервах паранойя, усиленная траурной символикой склепа, тревожным сочетанием черного с ярко-красным, но уж конечно, признаться в этом было нельзя, если только не желать распластаться под градом злых насмешек и язвительных обвинений в слабохарактерности, либо трусливости.
"Что за несчастная судьба сидеть в этой дыре? Как получилось, что прекрасная улыбка жизни, преобразилась вдруг в злобный оскал?" – в который раз сокрушенно спросил себя Лугальба, проходя по широкому балкону, который с трех сторон опоясывал траурный зал, и усаживаясь в кресло, спиной к Монстру. Вопрос оставался чисто риторическим, – он прекрасно знал всю совокупность причин приведших к этому.
Мельком посмотрев в зеркало, поставленное специально, чтобы разом охватить все пространство лежащее за спиной, скользнув взглядом по переливам алой смальты, что полосой бежала вдоль стен, изображая трепещущие на ветру знамена, Оператор погрузился в невеселые мысли: наверное, самым главным в цепи несчастий стало родиться Сыном Лаборанта. Это определило невысокий личный статус, по сравнению, например, с Энлилем и Энке, которым повезло оказаться детьми Профессора...
"Эх, не обманывай себя, парень, их отец был не просто каким-то там профессором, которых в Дубне были десятки, а именно ТЕМ, запустившим эксперимент на коллайдере перед бомбардировкой..."
Бесконечно сложное наложение волн, магнитных полей, излучений и черт знает чего еще (Лугальба никогда не стремился засорять голову научной заумью), накрыло лабораторию, где проходил эксперимент, вызвало мгновенную мутацию, которая безвозвратно изменила персонал дежурной смены, еще семерых человек, случайно оказавшихся поблизости и два десятка малышей, детей сотрудников Института, приглашенных на утренник, и проходивших в этот момент по коридору. Именно «Великое Изменение» – как впоследствии именовали это событие – сохранило горстке людей жизнь. По иронии судьбы, сам герой-Профессор, находившийся в другом корпусе, испарился в атомном смерче, как и отец Лугальбы, мать, которую он совсем не помнил, и еще многие, многие другие...
"И все же, хотя разрушить жесткую иерархичность в Команде трудно, изредка такое случается, взять хотя бы Думмузи! Псих! Смешно, однако, смотреть, как у него на губах пена выступает от ярости, стоит заговорить о происхождении... Оно и понятно, кому ж понравится быть Сыном Уборщицы? Уж даже Лаборант лучше, впрочем, не будем о грустном... Но следует признать, что Думмузи вот-вот вылезет на горку... Так что, выходит, главная причина, если смотреть правде в глаза, невысокая ментальная активность и средние способности. Да, именно они не позволяют претендовать на место в Совете Семи, именно слабость заставляет подчиняться, искать покровительства более сильных..."
Но сначала ведь, все шло прекрасно: Лугальба присягнул в верности старшему из братьев – Энлилю и, надо сказать, это был очень верный выбор! Когда делили территорию Москвы, то, конечно, наивно было Сыну Лаборанта рассчитывать на получение участка в центре города, так же не стоило заглядываться и на столь значимые объекты, как, например, Большая Библиотека или что-либо подобное, поэтому он удовольствовался малым, ткнув пальцем куда-то вбок, на запад, ближе к окраине. Однако, ознакомившись со своими владениями, понял, что ему сказочно повезло: оказывается, в этом районе располагались дома погибших московских богачей, частично разрушенные, но сохранившие в завалах настоящие сокровища. Кое-кто сделал попытки отобрать у низкорожденного слабака такой лакомый кусочек, но Энлиль отстоял интересы своего вассала.
Лугальба был на вершине блаженства, когда отыскал на одной вилле уникальную коллекцию холодного оружия и смог преподнести всей Команде великолепные подарки: кинжалы, шпаги, мечи превосходной работы... Инанна, о! Инанна улыбнулась, и весь тот вечер была любезна...
Даже Энке умерил всегдашнее бешенство и, дружески потрепав дарителя по плечу, пообещал выделить на раскопки еще десятка три черноголовых из собственных слуг, (правда, выполнение этого обещания откладывалось теперь на неопределенный срок, – непонятно каким образом, грязные жители метро ухитрились уничтожить весь выводок, почти две тысячи единиц)...
***
«Они» пришли за мной. Захват чужих коконов не остался незамеченным, но я
и не рассчитывал на безнаказанность – за всё надо платить.
«Они» – странные, пустые сферы – со всех сторон атаковали мой
разросшийся, многократно увеличившийся кокон. Поглощения не происходило –
«они» вгрызались в казавшиеся тонкими стенки, продавливали их, пытаясь
пробиться внутрь, ко мне. Облепили со всех сторон, впились и... в
бессильной ярости отпрянули назад! Кокон не только не поддался
агрессивному натиску, но отбив первую волну атаки, бросился на противника
сам, жадно поглощая сферу за сферой, взрывая их словно мыльные пузыри –
«они» отступали, пытались бежать. Напрасно...
Впрочем "лопались" не все "пузыри", некоторые благополучно переживали
причудливый бой и постепенно меняли окраску – с матово-темной на
прозрачно-серую. Когда атака пришельцев закончилась полным показательным
истреблением, перекрашенные сферы пришли в движение и вновь окружили
меня. Однако никто больше не нападал, гости неспешно наматывали круги по
странным орбитам, а спасительный кокон не обращал на эти самозваные луны
никакого внимания.
***
Агрессия не была единичной. Вскоре последовали атаки новых врагов –
спаренных цилиндров, увенчанных конусообразными таранами, сгустка слизи,
плотной туманной дымки, роя блестящих шаров-светлячков. Со всеми
недругами без особых усилий расправились мои новоявленные союзники,
перекрашенные луны.
Теперь я никогда не мучился одиночеством, спутники заполнили собой
пустоту, скорее даже переполнили её. Зато атак больше не было, неведомый
противник понял тщетность подобных наскоков, делающих меня лишь сильнее,
а быть может, сменил тактику. Или выжидал ответных действий?
Знать бы кому и как ответить...
Произошедшие боевые действия поначалу напугали, но с ростом необычного
ополчения, ставшего на мою сторону, страх сменился удивлением и
любопытством.
Я долго пытался осмыслить увиденное и пришел к неожиданному и
безрадостному выводу.
Мой кокон атаковали «антитела».
***
Я – ошибка, угроза целостности системы и система среагировала единственно
возможным способом. Натравила на инородное тело "лейкоциты". Однако
инвейдер оказался опаснее, чем представлялось... так в чем моя сила?
Я – непоправимый сбой, неизлечимая болезнь, рак?
Рак – это хорошее сравнение. Судя по росту кокона, опухоль
прогрессировала на глазах. Но что дальше? Мне суждено уничтожить,
пожрать всё окружающее? А зачем?
Из одного лишь любопытства?
Я прислушивался к себе, силясь распознать внутреннюю агрессию и
ненависть.
Однако у ненависти не было объекта, ведь мне неизвестно, что или кто
атаковал, да и агрессия редко бывает безадресной. Значит, мною движет
только жажда познания?
Не самое плохое объяснение...
***
Вскоре перемирие вновь было нарушено, мы попали в ловушку. Погнались за
роем чужих коконов, выглядевших такими беззащитными, и напоролись на
вязкую "сеть", которая мгновенно опутала моё воинство со всех сторон.
А затем внешний мир исчез, ячеи сети постепенно заполнились сумрачным
мерцающим светом и превратились в непроницаемые стены. Вскоре пропал и
"внутренний" мир – в резко сузившееся жизненное пространство пошел иссиня-
черный по-змеиному шипящий газ.
Кокон сопротивлялся, пусть бессмысленно и без всякой надежды, однако
держался до последнего. И лишь истончившись, утратив упругость и остатки
сил схлопнулся. Я погиб в тот же миг вместе с ним.
Однако странное место без названия не исчезло, сохранилось в моем
погасшем сознании... «Нигде» чуть изменилось и стало «Везде». Я – её
часть, моё уничтоженное «здесь» превратилось в «повсюду».
МЕТА
Объяснение и приговор. Чужой приговор... МЕТА-СТАЗЫ.
"Химия" – очень опасное лечение. Обоюдоострое! Она дала результат, но его
ли добивался неведомый «врач»? Очаг заражения уничтожен, только я –
рассеялся по всей системе, став еще более опасен. Ведь я теперь нахожусь
во множестве мест... Ужасающее, разрывающее сознание ощущение – и я готов
на всё, лишь бы обрести «единение».
***
Боль подстегивает и я тороплюсь. Ожидание мучает и убивает – это «голод»,
он ведет в бой. Война повсюду, где я. Без линии фронта – я в глубоком
тылу, я – на передовой, я – на вражеской территории. Везде. От меня не
укрыться и не спастись.
Война!
***
Короткий миг «единения», когда удаленные от «меня» на огромные расстояния
частички Я – сливаются... Боль сменяется наслаждением, настоящим
экстазом!
Мои многочисленные Я с остервенением рвутся к друг другу, поглощая всё,
что встречается по пути. Уже скоро... скоро...
Море информации и с каждым новым поглощением её становится всё больше –
неожиданно прерванные жизни, разорванные нити судеб, сотни и тысячи чужих
надежд, мыслей, дней, исполненных сожаления - "почему же так рано, так
нелепо?" У меня нет ответов, лишь осколки принадлежащих другим
воспоминаний.
И это чертовски больно – умирать бесчисленное число раз.
Однако попадаются не только люди, но и странные, изуродованные радиацией
создания. Мутанты. Некоторые почти разумны, другие лишь безвольные рабы
собственных голодных, алчущих крови инстинктов. Их память приходиться
блокировать, хотя это безумно тяжело – не дать себе вспомнить того, что
никогда не знал... Без блокады я бы стал понимать мутов, их жестокие
поступки и мерзкие, извращенные желания. Не хочу. Не знаю, что я за
существо, но быть безмозглым животным не желаю.
***
Рискнул всего лишь однажды. Я сразу узнал серое, покрытое с головы до ног
грязной шерстью создание, внушающее омерзение и ужас. «Библиотекарь» –
сталкеры так называли этот вид. Разумный, коварный и умеющий ждать –
смертельно опасный. Редкий гость в моих владениях... и любопытство взяло
верх над осторожностью. Я вскрыл его слабо мерцающее сознание.
Всполохи. Вспышка, тьма, вспышка – застывшие тени. Крик. Силуэт. Страх.
Боль. Смерть. Чернота. Вспышка… Цикл повторяется, вновь и вновь. Это не
память – осколки выхваченных из небытия образов. Агрессия. Кровь. Тишина.
Вдруг свет и… спокойствие. Радость и вожделение. Книга! Страница за
страницей.
Информация. Поток символов. Непонятных, ничего для него не значащих. Но
это Цель. Высшая и единственная.
С неимоверным трудом я вырвался из нечеловеческих объятий … чего? Это не
мысли, не воспоминания – инстинкты зверя. Но я увидел всё и чувствовал,
что нужные ответы совсем рядом, поэтому заставил себя, коснуться чужого
разума.
Библиотекарь – был очень старым; к тому же его смертельно ранил сталкер.
Почему он пришел ко мне? В его памяти сохранилось много-много страниц.
Время умирать приближалось. Нельзя, чтобы накопленное пропало... Инстинкт
гнал «передать».
Лугальба с неохотой оторвался от нежных раздумий об Инанне – следовало произвести внеплановую проверку накопительных блоков, после нестандартной загрузки информации.
Оператор с содроганием вспомнил момент появления в Мавзолее умирающего библиотекаря. Непонятно по какой причине черноголовые болваны открыли дверь. Может быть, откликнулись на очень настойчивый ментальный сигнал, или хотели оказать помощь тяжело раненому собрату... Когда, сверкая зеленым, огромным, словно фонарь, глазом, скособоченная фигура, покрытая жесткой серебристой шерстью, застыла на пороге, Лугальба почувствовал, как его сердце кусочком застывшего ужаса проваливается куда-то гораздо ниже пяток, в подвалы под Кремлем, а может быть, даже в сырые туннели метро, где обитали жалкие остатки бывших хозяев планеты. Чуть помедлив, библиотекарь, начал двигаться по балкону, помогая себе невообразимо длинными руками, или правильнее сказать, передними лапами. Но если обычно твари эти передвигались ловко и бесшумно, то теперь каждый шаг давался сгорбленному уроду с огромным трудом. Его голова развернулась так, что было видно только хищную пасть, полную клыков и заостренное, поросшее седым волосом ухо. Мощные когти скребли по полу, помогая подтягивать непослушное тело: вот он, надсадно хрипя, преодолел полметра, вот уже стал на метр ближе...
– Стоять!!! – не своим голосом завопил Оператор.
В ответ он услышал только невнятное, затухающее верещание, а потом вертикальный звериный зрачок, с отблеском разума, вдруг погас и библиотекарь перевалился через невысокий бортик прямо в жадно чавкающую жижу, мгновенно поглотившую труп. **)
Немного придя в себя и успокоив дыхание, Лугальба понял, что лично ему ничего не угрожало. Широкая полоса крови, влажно блестевшая на полированных плитах балкона, доказывала, что свирепая тварь не собиралась нападать, а двигалась к конечной цели своего бытия, словно притянутая мощным магнитом.
***
Меня трясло. Трясло тогда, трясет и сейчас. Я видел дорогу, которой шел
библиотекарь. В отличие от людей – всех тех, кто нашел «здесь» своё
пристанище – он пробирался подземельями, а не поверхностью. И
единственный из всех узрел свою смерть. Меня.
Он легко простился с жизнью. Без сожалений и сомнений. Сам сделал
последний шаг, не колеблясь ни секунды. Выполнил своё предназначение…
передал накопленные знания, что вошли в его мозг из книг. «Сосуд» ничего
не значит, главное его «содержимое». Этот монстр «прочитал» огромное
количество книг, он листал их без разбору – детские, технические,
исторические, справочники, публицистику, газеты – ему было не важно
«что», лишь бы не пропустить ни одной страницы, поглотить как можно
больше, а потом отдать. Отдать мне… Странная жизнь со странным смыслом,
странная, пугающе бесстрашная смерть.
Но он больше не важен, как и не важны его книги. Мутант дал ответы. «Где
я?» и «Что я?» – теперь я знал, но знание внушает лишь бескрайний ужас.
***
Звезды – алые рубины в небесах. Тусклый свет, не смотри, нельзя! Сведет с
ума, подчинит волю и погубит. Как погубил всех людей, чья память теперь
составляет моё Я. Загипнотизированные, они шли на завораживающие мерцание
«путеводной» звезды. Маяк в ночи, зажженный голодной, безжалостной
сиреной, ловушкой для воспоминаний... Я – ловец снов? Нет! Истина гораздо
беспощадней и гаже. Не могу её принять, не могу поверить!
Правда, похожая на ночной кошмар, подстегивает меня. Я часть ужасающего
создания, но Я – не ОН!
Ярость и отчаяние придают сил. Я – не ОН. И Я убью ЕГО.
Как только найду ответ на последний вопрос – "Зачем Я?"
Библиотекарь умер. Информация вошла в систему и почему-то осталась скрыта от Оператора.
– Не понял... – Лугальба еще раз проверил накопитель, куда должны были попасть знания, принесенные раненным страшилищем.
Их не было. Индексы стояли на прежних отметках.
– Я же сам видел... – оператор покосился на серо-бежевую жижу, где исчез обросший шерстью мутант. – Как же так?
Четкий алгоритм работы оказался нарушен, и теперь в системе что-то не в порядке.
– Куда завалилась принесенная информация? Где ты ее спрятал? – Оператор заметался по балкону, говоря с тихо булькающей жижей. – Мне ведь нужно будет дать отчет... Библиотекарь мертв... а информации НЕТ и я не знаю, не могу понять, где она. Как быть? Что делать? И... почему так случилось? А, может, все само образуется, но попозже? Тогда лучше повременить с этим неприятным отчетом? Все равно, на ближайшем Совете будут разбирать обвинения Энке против Энлиля. Кто вспомнит о каком-то отчете... Ну, ладно, так и решим, сегодня уже сделать ничего нельзя, так что, не будем о грустном, а лучше отложим проверку на следующую четверть луны. Все равно, торопиться некуда!
«Надеюсь, Энлиль-владыка, ты не сочтешь эту маленькую вольность изменой? Ох, как я крепко запомнил твои слова, сказанные высокомерным, не предполагающим отказа тоном:
– Ну, Лугальба, ты же с детства испытывал тягу к электронным приборам, а в играх тебе не было равных, ты даже Энке обставлял в логических решениях! И потом, мне надо иметь своего человека при СуперМозге, человека, которому я мог бы доверять. Я ведь могу доверять тебе, Лугальба?
Что мне оставалось делать, а, Энлиль? Только произнести «Да!» и стать Оператором, твоим доверенным лицом... Но, видишь ли, мне всегда нравились электронные игрушки, а не биологический монстр, в природе которого даже ты, высокоученый Сын Профессора, ничего не понимаешь!..»
***
Я побеждаю по «всем фронтам» и ОН почти не сопротивляется, смирившись с
неизбежной участью. Теперь, когда развязка близка, я думаю не о войне и
даже не о страшном противнике, частью которого невольно являюсь. Смерть
библиотекаря – вот, что безраздельно завладело моим разумом. Мутант упал
в пузырящуюся, словно бы кипящую на незримом огне жижу, в реку, чья вода
– мерзостная слизь, и, погрузившись в неё с головой, исчез навсегда.
Дежа вю – сильнейшее, пронизывающее, до озноба! Я видел эту сцену
раньше... и совсем другими глазами. Помнил безумную вонь, что могла
лишить чувств, подрагивающую полутьму проклятого места, чей сумрак
разбивался зеленоватым, гнилостным свечением кошмарной реки. Жизнь – она
была здесь, я ощущал её неровное, чуть слышимое дыхание. Варево из
органики, поток разумной протоплазмы... и ожидание... дрожь
предвкушения...
Я –не сегодняшний, а тот, первый, «существовавший», со страхом и
омерзением покинул "берег" и проделал путь библиотекаря. До конца. Сам,
по своей воле... Безумие... и новое откровение.
Прежний Я не был человеком. Понимал и знал людей, но сам был иным.
Конечно, не библиотекарем, или другим полуразумным животным, но и не
человеком... Зрение –отличалось. Цвета, глубина, резкость смещены,
чуть-чуть, но смещены. Глаза не-человека, прекрасно видящие и на
ослепительном солнце и в кромешной темноте.
***
Я попал в адский механизм, по другому эту слизь и не назовешь. Собирает
информацию, систематизирует и?.. Для кого и чего – пока не знаю. Нет
эмоций, чувств, желаний, только функции... Компьютер. Органический,
дышащий, поглощающий всё вокруг, но всего лишь механизм, чертовски
сложный прибор, чудовищная мутация неизвестно чего в неизвестно что. А я
вирус, который заразил его жизнью. Осталось уже совсем немного.
Рецепторы! Связующее звено между двумя мирами – внутренним, где застрял
я, с многочисленными мертвецами, отдавшими свою память, и внешним,
породившим монстра. У каждого компьютера есть свой оператор и устройство
ввода. Посредники. Как же вы общаетесь? Как поступает задание? Как
передается ответ? Мне нужны рецепторы и тогда я достану тех, кто по «ту»
сторону, хозяев этой безразмерной, разлившейся по подвалам и подземным
ходам некогда величественного Кремля разумной слизи...
– Скорей бы уже день праздника... – Лугальба заложил руки за голову и откинулся в кресле. – Смена, сегодня просто чудовищная, сталкеры еще эти идут, – четко очерченные губы оператора скривились в презрительной усмешке. – Бестолковые свои приключения приносят... А кому, они нужны, спрашивается? Однообразные, идиотские и бессмысленные... Ох!
Лугальба съежился, пальцами плотно обхватив голову. Затылок словно пронзила тоненькая игла. Укол был легким, но неожиданно болезненным, так что ресницы намокли от выступивших слез. Потом боль отпустила, просто ушла, не оставив даже малейшего намека на присутствие.
– Так, так, – Оператор осторожно распрямился. – Это еще что за номера?
Убедившись, что черноголовые отправились наверх, чтобы сжечь грязные лохмотья, в которые была одета последняя жертва кремлевских звезд, Лугальба заглянул в зеркало, но в нем отразилось то же, что и всегда – чуть подрагивающая поверхность серо-телесного цвета. "Показалось!" – поправляя волосы, подумал он, самодовольно оглядывая идеально гладкое лицо: безупречную линию скул и подбородка, тонкий нос, с красиво вырезанными ноздрями, темные прямые брови, из-под которых, достаточно насмешливо, лучились дерзкие синие глаза.
"Вот ведь не хватало, чтобы подобное повторилось на празднике. Глупо будет – закричать и согнуться пополам... Инанна только-только начала меня подпускать. Улыбнулась, пригласила вместе с Энлилем и Энке... Пфффф! Выскочки! Думают, что они всем нравятся и женщины от них без ума... А чем я хуже?! Почему я не могу быть ровней? А, может быть, скоро я смогу посостязаться с братьями в силе, войти в Совет Семи и разделить власть над территорией Москвы!" – он нервно дернул плечами, подмигнул себе и вернулся в кресло.
Однако в операторской что-то неуловимо изменилось и по слизистой поверхности пошли круги. Недвижимая гладь "реки" вспучилась множеством пузырей, забурлила, забилась о низкие берега небольшими волнами. Совсем близко от края образовался крошечный водоворот, который жадно всасывал в себя слизь и вращался с каждой секундой всё быстрее. Он не раздавался вширь, наоборот, словно бы проседал вниз, продавливая поверхность, втягивая её внутрь. Через минуту под водоворотом уже проглядывало грязное, затянутое какой-то гадостью дно. Гул вращаемой с невозможной скоростью "воды" достиг своего апогея, чуть не разрывая Лугальбе барабанные перепонки, превратился в ужасающий и одновременно жалостливый вой и... прервался, обрушившись на невольного слушателя абсолютной тишиной. Водоворот исчез, но обнаженное дно никуда не делось - нарушая все возможные законы природы в потоке жижи образовался провал. Оператор ахнул от восхищения и удивления – казалось адская река расступилась перед ним! Она приглашала его, звала спуститься и убедиться в невозможной реальности нереального.
Оператор напряг и без того острые глаза – на дне что-то шевелилось, извивалось в судорогах.
– Ну-ка, дорогуша, – произнес Лугальба мелодичным, почти напевным голосом. – Давай посмотрим, чего такое у нас тут исторглось...
Он ловко спрыгнул с невысокого берега в центр открывшейся "впадины" и наклонился над "исторгнутым".
– Не ты ли мне всю систему переглючила? – он осторожно ткнул рукой, затянутой в прорезиненную перчатку, копошащуюся массу и тут же брезгливо отдернул. – Всего лишь поганый "гнильник" – канализационный сорня...
Словно вспомнив о нагло попранных законах физики, жижа стремительно пришла в движение и сомкнулась над фигурой Оператора, в мгновение ока заполняя противоестественную пустоту.
Через секунду уже ничто не напоминало о случившемся "чуде природы" и невезучем, любопытном Сыне Лаборанта – проклятая река замерла, успокаивая слабую дрожь, и медленно потекла в только ей известном направлении.
***
"Глаза чужого мира". Красивое название странной книжки о странном мире. Я
выловил её из памяти библиотекаря – она стала последней для него –
"прочел" и сразу пошел "топиться"... Но это всё неважно – похождения
незадачливого вора Кугеля нынче вряд ли кого могут тронуть – зато
название в самую точку. Глаза чужого мира – я наконец-то заполучил их.
Подслеповатые, еле видящие в невозможном смещении спектра... Но хоть
какой-то орган чувств. Вполне возможно, что это было вовсе и не зрение, а
причудливое осязание или даже обоняние, но теперь я мог воспринимать
внешний мир. Миллион раздражителей вокруг, тысячи недвижимых объектов,
сотни самых различных, однако живых существ – и ОН. Оператор –
растерянный, ничего не понимающий, бьющийся со сбоящей системой – я
почувствовал его сразу. Почти человек, чуть-чуть «нелюдь». Притягательный
и отталкивающий одновременно. Пугающий. Это мой родной вид...
***
Мне нужны твои воспоминания, Оператор. Они ведь и мои, правда? Ты –
ответ. Ключ от всех дверей. Прозрение и луч света. Мне нужны твои
воспоминания! Слышишь, Оператор?
Одних рецепторов мало – мало видеть, нужно достичь. У меня есть прицел,
но пока нет орудия. Надо решить эту проблему.
Немедленно.
Я наблюдал, за бесящимся от бессилия Оператором, не способным "победить"
сошедшую с ума, непослушную Систему, а потом стал действовать.
***
Я ликовал, план сработал, трансформация "тела" монстра далась нелегко, но
результат был достигнут.
"Здравствуй, Оператор, добро пожаловать на «ту» сторону".
Я нашел его труп, заключенный, как и полагается, в кокон, в
контролируемой мною части "внутреннего" мира. Прежний владелец еще держал
кое-где отчаянную оборону, но это "кое-где" постоянно сжималось,
неудержимо сокращаясь в размерах. Скоро от него не останется и
воспоминания...
Оператор был красив, хоть я и не умею ценить мужскую красоту. Правильные,
точенные черты благородного лица, не обезображенного ни смертью, ни
отчаянием «последней» секунды, широко открытые синие глаза, спокойно
взирающие в вечность, длинные, чуть волнистые волосы... Кто-то любил
тебя? Уже не важно, всё теперь в прошлом.
Ожидание легкой победы над противником, казавшимся беззащитным и
совершенно дезориентированным, подвело меня. Недостаток знания он
возместил праведным гневом. Что может быть опаснее существа, не желающего
расставаться со своей единственной ценностью - бытием? Гнев дал ему силу,
сила породила ни с чем не сравнимую мощь, сотканную из бешенства и
ощущения собственной непоколебимой правоты. Я - агрессор, покушался на
чужое, Оператор же боролся за своё. Когда на твоей стороне правда, ты
воюешь до последнего...
***
Я не мог его победить, а он не хотел проиграть. Наша битва сотрясала
основы того неведомого, что царило вокруг.
Бессилие и отчаяние. Две пиявки, вцепились и лишают воли. Твари, лишенные
жалости, они способны на всё - бойся плениться их успокоительным шепотом,
что обещает мнимую надежду в обмен на бездействие. "Сдайся и все тревоги
уйдут. Борьба бессмысленна и глупа. Оставь. Сдайся!"
Я знаком с ними. Вижу за сострадательными масками, выкованными из
иллюзорной жалости и поддельной скорби, алчущие крови пасти. Разверзшиеся
пропасти, исполненные острых клыков и яда - я уже видел вас вблизи,
заглядывал в бездну, куда уходят слабые и готовые потакать своим страхам.
Дорога тех, кто ищет покоя в отречении от вечной войны за существование,
ваш путь ужасен, а судьба незавидна. Я презираю выбор сдавшихся, я верю в
силу и самого себя. Я не терплю поражений и тлена, победа принадлежит
подобным мне - неуступчивым и злым до жизни, жадным тварям, не знающим
горькой сладости предательского слова "уступка". Не отдать своё -
величайшая добродетель выживающих в мире мертвых.
***
...не помню момента, когда всё кончилось. Колоссальное напряжение сил,
столкнувшихся в невозможном поединке, высочайшая точка накала - страстей,
инстинктов, воли, и вдруг пустота в разряженном эфире, абсолютный,
бессмысленный вакуум на том месте, где миг назад клокотала чужая и
неукротимая мощь. Вместо ядерного взрыва - укоряющая тишина. Вместо грома
и молний - пропасть из черноты... Он сдался? Но время для триумфа не
наступило - растерянность, которая охватила меня, оказалась растоптана
волной отката, заполнившей возникшую пустоту. Информация, безбрежное море
информации ворвалось в сознание, подобно цунами, уничтожая всё на своём
пути, затопило, захлестнуло, лишило разума... Победа, чуть было не
умертвившая победителя.
***
Рисковый я парень. Был. Когда-то. Безбашенный, совсем не по возрасту,
азартный, злобный. И совершенно сумасшедший.
Красавчик, вернувший мне память, именовал нас мутальфами, а свою группу
Командой, но иногда, то ли в шутку, то ли от непомерной гордыни
младобогами. Они наши дети, не по крови, а по воспитанию, правда, зовут
они нас Древними, Дряхлыми, или совсем по-человечески – пенсионерами...
Точно, гордыня. Какие они смешные и нелепые. Зато в дури своей жутко
сильные. И совсем не брезгуют хитростью, что обычно зовется подлостью.
Итак, я - мутальф. Какое дурацкое слово. Мутировавший эльф? А может,
измененная альфа - вершина всего. Но это совсем не важно, слова не имеют
силы там, где обитают образы. В памяти... теперь уже моей. Воспоминания
принадлежат мне по праву, хотя они зародились в чужой черепной коробке и
были извлечены оттуда силой - вместе с жизнью настоящего их владельца. Я
узнаю в украденном знании себя. Свой народ. Своё первоначальное
существование. Я - мутальф. Был им когда-то. До того, как нашел свою
смерть в подвалах древнего Кремля, захлебнувшись в зловонной слизи
тошнотворной реки. Мутальф - мудрый, сильный, чертовски осторожный и
настолько же опасный, стал частью аморфной субстанции, пожирающей всё
живое в самом сердце мертвой столицы несуществующего государства.
Люди, повинуясь беспросветной близорукости, считают мою новую обитель
инфернальным монстром, что пожирает души несчастных жертв, которых
заманивает гипнотическая магия рубиновой звезды на Спасской башне.
Все не так!
***
Мы, крошечная группка выживших, но в извечной борьбе за власть, разделены
на Старшее поколение и Молодняк. А война идет за право контролировать
органический суперкомпьютер, коим и является подземная кремлевская река.
Гениальное творение, оно стало яблоком раздора для нас. Уничтоженный мной
Оператор, молодой мутальф, называл его МОНСТР. Другие, без доли юмора или
насмешки, наоборот – благоговейно – СуперМОЗГ. Вероломная молодежь,
выкрав его, только училось взаимодействию с крайней сложной системой.
Юнцы боялись могущественной и до конца не понятой ими машины, трепетали
от одного вида, вожделели заемного могущества, недостающего для победы
над Старшими.
Когда-то Кремлевский монстр был совсем не кремлевским, да и не монстром
вовсе. Когда-то, кажется, что это было немыслимо давно, в Дубне
баловались такими технологиями на стыке противоположных наук. Хорошая
разработка, перспективная...
***
Зачем её молодое дурачьё умыкнуло? Они же, неразумные, "гвозди ею
заколачивают", идиоты...
Ни на что не способны, ума только и хватило нас ослабить, лишить этого
шедевра научной мысли. А вот самим использовать – извилин маловато.
Впрочем, оно и к лучшему, с таким инструментом давно бы закатали всю
Дубну вместе со Старшими в асфальт.
Мы понимали это, и я вызвался сделать то, чего никому еще не удавалось.
Страшно было до ужаса... Пусть этих воспоминаний и не было в утлой
черепушке Оператора, зато моя память благодаря ему "завелась" с толкача и
теперь работала, как часы. Тик-так, тик-так.
Тик – я иду к похищенному сокровищу,
Так – в ужасе погружаюсь в его склизкие, желеобразные "воды".
Тик – умираю.
Так – не до конца – Мозг бережет своих создателей.
Тик – память стерта,
Так – но я жив.
Тик – шаг за шагом возвращаю контроль за похищенным биокомпьютером.
Так – я так долго стремился обрести память, что совсем позабыл, насколько горькой она может быть. Жаль, нельзя стереть неугодные куски прошлого, не помнить...
***
Всё вернулось, даже то, что казалось навеки укрыто пеленой забвения.
Хорошо быть простым и честным солдатом на поле брани, где твой враг так
же прост и открыт, и можно вцепиться ему в горло, зная, что бьешься за
правое дело...
Однако нет больше той легкости, нет упоения боем, одна лишь злость,
исполненная сожаления. Моя война не приемлет чистых помыслов и совсем не
чувство праведного гнева заставляет вскипать кровь. Только месть... и
утраченная любовь, брошенная на алтарь чужих страстей.
Словно муравей, навсегда застрявший в единственной плоскости петли
Мёбиуса, бегу от себя, но все дороги неизменно возвращают к исходной
точке… Туда, где я остался один. Два тела, сплетенные страстью, связанные
невидимыми нитями… Как же глупо быть влюбленным солдатом посреди поля
боя, кровоточащего адскими пожарищами, умирать в полном одиночестве в
окружении тысяч израненных душ, принесенных в жертву ненасытной войне. Я
вспомнил, почему так бесшабашно стал играть своим существованием – я
потерял Её, мою единственную, мою Тиамат! Ты погибла, пытаясь остановить
юных глупцов, которых воспитала и любила, как своих собственных детей.
Где-то была допущена ошибка...
***
Впрочем, сейчас уже и это неважно!
Я - Старший. Даже так - Высший среди Старших. Оператор узнал меня, нет,
не глазами, инстинктами, нечеловечески развитой интуицией ощутил моё
присутствие. Перед окончательной смертью понял, кто истинный владелец
МОЗГа... Я дорого заплатил, чтобы вернуть власть над этой махиной, не
пожалел жизни, отказался от любви и достиг цели, почти достиг. Очень
скоро машина подчинится мне, признает хозяина и тогда дерзкие Юнцы
умоются кровью... Я не помню еще всего, детали, имена, события как и
прежде ускользают, пытаются скрыться в тумане прошлого, но два имени, два
ненавистных имени пылают в сознании алым огнем. Энке и Энлиль, скоро мы
встретимся, и мертвая Москва на миг очнется от летаргического сна, чтобы
исчезнуть навсегда. Грядет война, о которой вы так давно мечтали. Братцы
Энке и Энлиль... вы под прицелом.
___________________________
* Уроборос — Змей, пожирающий свой хвост, один из древнейших символов, известных человечеству. Символизирует сплетение вечности и бесконечности (объединение Времени-Пространства), а так же цикличность таких понятий, как созидание и разрушение, жизни и смерти, процесс постоянного перерождения и умирания.
** В тексте использованы цитаты из романа Д.Глуховского «Метро 2033»
http://metro2033.net/creative/texts/585752/?CHAPTER=9