Побратим

Леонид Черненко
"Светлой памяти мамы..."

Мои братья старше меня более, чем на десять лет. Значит я маленьким был окружён заботой уже больших ребят, братьев. О сестре будет отдельный разговор.

Мама рассказывала о том, как братья дружили, дружили с казахскими ребятами. У братьев, у каждого, были побратимы из казахов, и отношения у них носили романтический оттенок. Всегда рассказывались случаи доброй, почти родственной связи. Это не было лицемерием, потому что взросление ребят, руководимое старшими родственниками, происходило в условиях сурового времени, военного и послевоенного, времени, которое срывало маски всякой лжи, делая отношения чистыми, чище, чем в настоящем, сегодняшнем мире. 

Моих братьев наверное сегодня можно было бы подозревать в симпатиях к Сталину, такое свойство их поколения. Чего не скажешь обо мне. Но братьев уже нет, и я помню, что при их жизни они мне не выказывали подобной симпатии. Этого не требовалось, это сегодня «требуется», потому что власть «рыхлая», не хозяйская, в стараниях сделать страну сильной мало «подозреваемая». Это однако и болезнь времени, «простуда», которая пройдёт. Болезнь, потому что сила власти пока понимается не правильно, не человечески, фашистски. Конечно фашизм у нас не возможен, но симпатия как «простуда» есть. Не даром у Гитлера была поддержка в народе, поддержка за «благополучие» нации. Желание благополучия нации свойственно и молодёжи России, но это уже «простуда» по влиянию взрослых.

Нация не возможна. Однако язык, русский, возможен и возможен русский народ, как вместилище всех народностей и традиционных национальностей, которые стремятся сохраниться как самобытные, ценные своим уникальным народным опытом, религиозным в основе.

Почему мне приходится говорить о национальном вопросе в рассказе о побратимах? Мудрствовать тут не приходится, сегодня это стало не популярно, не принято говорить о дружбе национальных представителей… фу! художественного образа не нашёл… дружба «национальных представителей» – это побратимство и это художественный образ, который незаслуженно оказался в тени. Сегодня дружить городами стран принято ещё, но выбирать себе побратима в другой стране – забыто. Но и дружба городов становится под вопросом, эрозия образа возможна. Не буду анализировать причины. Коснусь лишь прошлого моих братьев и своего опыта.

Итак, у братьев были «братья»-казахи, побратимы. Это было почётно, составляло честь поколения моих братьев. Я знаю имена побратимов моих братьев и помню много рассказов о том, как семьи, связанные побратимством, помогали друг другу в тяжёлые времена. Но детство моё хранит память о счастливых моментах взаимоотношений, не заостряется на трудностях. Поэтому я переживаю свою трагедию побратимства, как личную. В чём эта трагедия?

Я тоже должен был вырасти с побратимом. Это был Кайыр, мальчик, который слишком рано стал сиротой, попал в трагичную ситуацию и умер рано, его жизнь вся в чёрном, неблагодарном свете заброшенного дитя, которого не научили говорить по-русски, не научили грамоте. Это произошло уже, когда Сталина не было, пришли другие… Другие оказались неумелыми хозяевами, поэтому страна пришла к краху.

В результате краха я потерял своё детство, я оказался в «другой стране», там, где я не рос, где не моя родина.

Мои домашние не понимают моей трагедии и не переживают её так, как переживаю её я. Я не сумел привить своим домашним любовь к своей родине детства. В этом я одинокий. Мне близка ностальгия русского зарубежья, о котором мы слышим в проповедях митрополита Сурожского Антония и других. Но ностальгия эта навыворот, не по России, не по русской действительности. Это ностальгия по казахской речи… и культуре, которую я сумел впитать в себя в детстве.

Мне остаётся только умереть с моей ностальгией, переименовав себя, как я сделал это в своём паспорте. Я – Кайыр, я побратим Леонида. Кто-то воспримет это как болезненное воображение и где-то будет прав, но ошибётся, если только откажет мне в праве быть личностью, примет мой недуг как патологию. Да, я манкурт, шкура на голове давит на мозги, я не могу уже вернуться на родину к матери, я в рабстве у русских, потому что они не сумели сохранить мою честь, честь побратима Кайыра.

Однако, я благодарен, что некоторые начинают понимать меня и в Казахстане и в России. Это дарит надежду на то, что уснув под православным крестом когда-то, Кайыром я буду вечным. Может ли быть канонизированным в православный именослов новое имя – Кайыр? Этому я посвящаю остатки своей земной жизни…