Утро, показав розовый язык, поднялось над проливом. В паутине солнца билось белое пушистое облако. Стараясь выбраться, оно обхватило горб старой сопки и, наконец, выпутавшись, скатилось вниз, разорвав подол своей накрахмаленной юбки. В окна лился потоком свет и с ним небо стекало в комнаты, окутывая меня покоем и теплотой. Мы с друзьями решили сегодня порыбачить и погода благоволила нам. Я услашал звук подъезжающей к моему дому машины, и вышел во двор. В машине сидел полный, лысый улыбаюшийся Василий, за рулём сидел Витёк, худой, загорелый и длинный как жердь. Он вышел из своего старого жигулёнка и спросил:
- Ну, что, готов?
- Готов,- ответил я.
- Ты смотри, возьми половник, а то в тот раз уху кружкой разливали.
- Да всё вроде взял, - сказал я, складывая в багажник сеть, сумку с закуской и водкой и всё, что требуется для хорошей рыбалки.
Я сел в машину и мы поехали. Доехав до места, где речка впадала в пролив, мы остановились. Я надел рыбацкий костюм. Привязав грузила к концам сети, потащил её подальше от берега, благо был отлив. Когда вода была уже выше пояса, я блосил грузило в воду и пошёл к берегу.
- Василий, ты бы понамку одел, что ли, а то комары лысину накусают, вон она как блестит,- сказал, улыбаясь Витёк.
- А я мазью от комаров намазался, пусть попробуют.
Василий резал колбасу, а Витёк колдовал над салатом. Когда колбаса была нарезана, а салат из огурцов и помидор томился в сметане, Витёк предложил выпить за хороший улов. Мы выпили по стопке, закусили, сели на тёплый песок и стали глядеть в воду. Тощие комары, давясь слюной, летали над лоснящимся потным лицом Василия. Сбросив, тень скуки в пустую стопку, он громко крикнул:
- Гляньте, попалась, видите, как бьётся! Сейчас уху будем варить,- и обращаясь ко мне,- Колян, давай, лезь в воду, тащи её к столу.
Я снова надел рыбацкий костюм, и пошёл вдоль сетки, поднимая и просматривая её. Я дошёл до горбуши и стал её вынимать из сети. Она била хвостом и никак не хотела утихомириться. Наконец, я вытащил её из сети, взял за жабры и потащил к берегу. Витёк принялся варить уху.
Мы выпили ещё по рюмке за уху и сидели на берегу и глядели, как плавают чайки на отмели, о чём-то крича друг другу. Чуть дальше от берега росли старые корявые берёзы, шиповник и рябина. Качая ещё зелёными гроздьями, она звала южный ветер, который безмятежно спал под простынью синего неба. В высокой сочной траве цвели жёлтые лилии, ирис и мышиный горошек.
Начался прилив. Сетку надо было чуть притянуть к берегу. Я надел рыбацкий костюм и пошёл по проливу. Вдруг я попал в небольшую впадину, нога запнулась о мою же ногу, и я упал в воду. Вода навалилась на меня. Она заполнила мой костюм, он стал неподъёмным, я не мог его оторвать от дна, он как магнит притянул меня, и никак не хотел отпускать. Я почувствовал себя рыбой,пойманной в сети, которая бьётся, рвётся на волю изо всех сил, но ничего не может поделать, с той силой, которая зовётся смертью. Вдруг я почувствовал, что кто-то тащит меня к берегу. Это Витёк и Василий тащили меня волоком за руки на берег. Я снова увидел небо и был несказанно счастлив. Выбравшись с того света, я стал благодарить своих друзей. Повесив одежду сушиться, я присел к огню, что развёл Витёк. Василий тут же предложил тост:
- Давайте выпьем за дружбу.
Мы ещё выпили.
- Я думал, что ты золотую рыбку решил поймать,- сказал Витёк, улыбаясь.
- Ага, серебряную,- пробурчал я.
Витёк разлил по чашкам уху, и мы, выпив за жизнь, смачно стали есть уху. У меня не было больше желания лезть в воду. Она глядела на меня серыми холодными глазами, подбираясь всё ближе, желая схватить меня за ногу и утащить в свою холодную муть. Мы выпили за нас, потом за тех, кто в море, потом за женщин. Прилетел южный ветерок, гладя прохладной ладонью серебристую спину пролива, он пытался поймать за хвост уплывающий день, а тот как рыба, плеснув серебристым хвостом, медленно уплывал всё дальше от берега.
Когда было всё выпито и съедено, мы стали собираться домой. Витёк и Василий пошли вынимать сеть, а я стал собирать посуду в сумку. Я посмотрел на пролив, который безмятежно развалился у сопок, обмывая их каменные ноги. Мне было так хорошо, от того , что я могу всё это видеть и наслаждаться жизнью. Витёк положил в багажник мешок с сетью, сверху положил ещё один с костюмом, и три рыбины, которы принёс Василий. Как раз каждому по одной горбуше.
- Рыбалка нынче неважная, но сам процесс мне понравился. А давайте прокатимся на тридцать второй километр с ветерком? - предложил Витёк.
- На твоей колымаге без ветра хоть бы доехать,- загрустив, сказал Василий.
- Не кисни, дружище. А мы сейчас посмотрим. Давай Витёк, жми,- сказал я.
Машина заворчала, но поддалась хозяину, и мы поехали по пыльной дороге, изъеденной дождями, временем и безхозностью. Вдруг на повороте машина подпрыгнув, повернула вправо и, взвизгнув, не поехала, полетела вниз на высокую крепкую ель, которая охнула и, обняв машину, положила мягкие зелёные лапы на сгорбленную, сдавленную кабину. Всё случилось так неожиданно и быстро, что я не почувствовал боли, и даже не понял, что умер.
Обернув солнце красной шалью, к нам спустилась ночь. Она закинула чёрные шёлковые сети и, поймав мою душу и душу Витька, потащила на корм круглой серебряной рыбе со звёздыми плавниками и звёздным хвостом. Я не знал, что Василий, ещё жив, что он проживёт ещё два дня, а потом умрёт в больнице, не приходя в сознание. Никто из нас не поймал золотой рыбки, она лукаво махнув хвостом, скрылась в солёных водах пролива, и круги растворились на его серебристых волнах.