На Камергерском поздняя зима:
Снежинки, растопырясь лапами мохнатыми,
Кладут белила, дворники с лопатами
Фольклорно сетуют, что ожидает их с утра.
Притворно сетуя, что ожидают нас с утра
Заносы, слякоть, острый визг клаксонный,
С прищуром глядя в город полусонный,
Мы пьём портвейн у самого окна.
Мы пьём портвейн у самого окна,
Он пахнет летним зноем пряно-мятным,
Играет золотом, и вот уже понятно,
что нас несёт девятая волна.
Девятая волна - раскалена,
Столы под зонтиками прут на мостовую,
Над ними в блеклой сини диск ликует,
Он тоже раскалённый до бела.
Белесым светом до красна прокалена -
Мохито? Лед? - Ах, Боже мой, неси скорее! -
Я изнываю жаждой и потею,
И растекаюсь по поверхности стола.
Стекая вдоль поверхности стола,
Вокруг его неровного овала,
Срываюсь в бездну - памяти провал -
Взлетаю пеплом отгоревшего костра.
Мой Камергерский, снисходительный свидетель
Моих падений и карабканий наверх,
Постигший их тщету за долгий век,
Но мы того не знаем - и шалим как дети.
Ах, Камергерский, мне б сейчас ладошкой
Погладить сколы на булыжной мостовой,
Где я лишилась кожи с босоножка
И вовсе обескожилась –
Тобой.