Князю нашему девка глянулась. Светимира соседская. С детства ее, егозу, я знал. Веселая, шустрая, завсегда смешливая. А запоет – заслушаешься, себя забудешь. Как выросла – за Суморока замуж пошла. Он бондарем был. Рукастый парень. И в помощи никому не отказывал. Иной от просильщика отмахнется – иди, мол, без тебя своих дел хватает. А Суморок не отказывал. Славная у них вышла свадьба. Всем концом Корчагинским у них за столом песни пели. Горшок били – желали им детей по числу черепков. Выкуп шутейный с жениха требовали. А сами смотрели – нарадоваться не могли: всем бы нам такая любовь.
Да кто же беду-то учует?! Месяца не прошло – на глаза князю Светимира попалася. Он к ней-то и пристал с уговорами. Иная девка чести такой рада-радешенька, а эта – нет, муж ей люб. Сбежала. Князь не стал кланятся. Ночью с ближниками в дом к молодым ворвался. Мужа избили – чуть живой лежал. А Светимиру князь к себе в терем уволок. По утру ее, окровавленную, уже хладной на снег выкинул. Что ему жизнь чужая да счастье? Наступить сапогом расшитым – потеха. Он ведь при власти, ему так тешиться дозволено.
А мы что? Криков светимириных что-ли не слыхали? Верховых при оружии не видали? Мы ж рядом все жили! И рвались иные, да жены в ногах висли:
- Не пущу!!! Убьют тебя!!!
И скинуть бы с себя дуру-бабу, да бежать ворогов бить, а от бабских слез и теряешься. Иной кто-то и бежал, да у самых дверей сробел: «с самим князем рубиться-то! Что потом будет?» Кто и плакал, слыша светимирины крики и стоны битого Суморока, да про себя думал: «а ведь мне завтра то и то сделать надо! Вот ввяжусь – когда ж с делами управлюсь-то?» А и те были, кто разбуженные ворчали под теплым одеялом: « а чего дура орешь? Порадовалась бы да нам поспать дала!»
Поутру друг на друга не глядели. Схоронить Светимиру ребят отрядили, да Сумороком занялись. Думали его водой облить да вином споить. А он сам встал. Посмотрел на нас, как ножом по глотке полоснул. Да и ушел в разоренный дом.
Князь в примирение шубу ему свою соболью выслал. Суморок посла в той шубе в полынье утопил, да в леса подался. А князь оскорбился: смерд да его подарком побрезговал!
Да не долго князь обижался. Суморок его среди бела дня на глазах у всех топором порешил. Мог бы ночью по-тихому все сделать. Нет, показал, как человек поступать должен. Мог бы сквозь толпу бежать: ужель бы мы его выдали? Нет, побрезговал нашей помощью, остался с ближниками княжьими биться. Повязали его, да на другой день и зарубили.
Шли мы с той казни, молчали. А чего говорить? Суморок сам захотел, чтоб мы его казнь видели, для того и остался. Показал нам, соседям своим, кто мы есть, коли Правду человечью разменяли на тихое свое мышинное благополучие.
НЕЛЮДИ.