«У него нет пошлости!» - вскрикнул то ли в восторге, то ли в досаде Чехов, прочитав пьесы Ибсена. Под пошлостью наш драматург подразумевал описание обычной жизни, которого действительно нет в символических произведениях норвежца. Ибсен писал о сильных нордических характерах, героических страстях, а Чехов больше всего ценил подробности, мелкие и ничтожные, но такие необходимые в нашей повседневной жизни. Мне всегда интересны именно они, бытовые подробности, и, конечно, чувства обычного человека, не героя, а обывателя, лучше, жителя определенного города или поселка. Сейчас задумала очерк о большом городе. Итак... бытовой путеводитель без названий и имен захотелось создать о городе, в котором однажды я заблудилась.
Стокгольм доступен, если у вас есть Шенгенская виза. В моем случае все проще: достаточно удостоверения личности, небольшой суммы на кредитке и желания путешествовать. Из Хельсинки ежедневно курсируют паромы. Однодневный круиз с выходом в город – самый популярный маршрут не только для резидентов Финляндии. Туристов заманивают услугами на самом корабле, а выход в город зачастую означает организованный поход по местам боевой славы, в нашем случае части Старого города, живущей только за счет однодневок. Для туристов это означает знакомый девиз: ни шагу в сторону от проложенной коммерсантами тропы.
Так вот, если приехать на пароме, смешаться с толпой изможденных ночью, проведенной на корабле, туристов, утром понурой толпой плетущихся по неизбежному маршруту, и вдруг с большого перепоя свернуть с нее, и даже подумать в приступе похмелья о возможности невозвращения, то я вас уверяю: можно открыть пласт культуры мирового масштаба. Оказывается, в огромном мире всегда есть место маленькому подвигу отдельного заплутавшего гражданина. Иногда нужно замести следы, спрятаться на дне мегаполиса, тем более, если речь о Стокгольме. Можно утверждать, что я нашла свое место. Это случилось, конечно, против моей воли. После беспорядочной ночи на пароме вдруг захотелось начать сначала, выражаясь громко. А если по-тихому, без пафоса: я просто заблудилась, потеряла дорогу и опоздала на корабль. Что значит отбиться от стада в чужом городе? Не скрою, была паника, но только первые минуты. Облегченно вздохнула, когда нащупала во внутреннем кармане куртки заветную карточку, кредитку. Если с вами VISA, будет и ночлег, и ужин, и даже возможность маленькой авантюры. В этом я убедилась на собственном опыте.
Первым делом для поднятия духа решила подкрепиться, для чего зашла в пиццерию. Запах знакомой пищи и привычный вид темноволосых мужчин, старательных и безотказных – а куда им, беженцам, деваться? – заставили почувствовать себя в своей тарелке. Взяла их фирменное блюдо, а именно нарезанное с помощью агрегата мясо, сдобренное майонезом и красным перченым соусом, завернутое в листья салата и лепешку. Удовольствие дешево стоит, но привычка, вторая натура, есть гарант безопасности и даже относительного чувства домашнего комфорта, даже если вы находитесь в абсолютно незнакомом месте. Эмигранты сделали свое дело: Европа доверилась им, правда, бывают и конфликты. Согласно моим наблюдениям, трагедии случаются, когда европейская демократичность теряет чувство бдительности. Так была убита министр иностранных дел Швеции, женщина, перемещавшаяся по стране без всякой охраны, на своем примере показывавшая, что она – всего лишь жительница Стокгольма. Напомню, ее жизнь прервал мужчина, эмигрант, который не смог жить по законам приютившей его страны. Собственно, я тоже эмигрантка, и весь этот свободный мир должен быть мне глубоко чуждым, потому что я родилась черт знает где, а именно в СССР. Но мои гены переселенца, почти что вечного жида, оказали неплохую услугу: я научилась жить без корней, и нашла в этом свою маленькую радость на всю оставшуюся жизнь.
Итак, расплатившись с помощью заветной кредитки – верного спутника всех перекати-поле, палочки-выручалочки в любой стране – уселась у окна. Конечно, я видела в основном ноги, а не прекрасные виды Стокгольма, потому что пиццерия расположена в подвальном помещении. Интересно, утром выпал снег, но на теплых улицах, на булыжных мостовых и на асфальтированных тротуарах и в помине нет остатков снега в виде бурой каши, столь привычной для жителей Питера. Секрет в том, что Швеция все же страна умеренного климата, хотя и северная. Великий Гольфстрим обогревает ее неустанно, совершенно бесплатно. Ну и конечно культура ухода за состоянием городских улиц, она высока, как и вся организация быта в Скандинавии. Под звук спешащих сапожек, шаркающих бутсов, индифферентных, то есть бесполых, предметов обуви, о владельцах которых я могла только догадываться, открыла свой видавший виды рюкзак. Как хорошо, что не оставила лаптоп на корабле! Как будто почувствовала поворот в судьбе. Под немые сцены передвижения нижних конечностей жителей и гостей столицы я уплетала восточное блюдо, испытывая привычное чувство насыщения от обезжиренного мяса и сильно перченого соуса. Я очень уважаю саму себя за нетребовательность! Одновременно искала в Гугле гостиницы. Меня интересовала возможность переночевать в приюте уровня хостела. Если бы я имела информацию о ночлежках для бедных, я бы непременно воспользовалась. Но великий Стокгольм воспринимает меня как туристку и предлагает услуги. Я привыкла экономить, потому что вовлечена в игру «Продавец-Покупатель» уже много лет, клюю на всевозможные приманки, выработанные обществом потребления. Экономия в развитых странах доходит до маразма, как всякая директива, спускаемая свыше. А у нас, обычных потребителей, всегда остается иллюзия, что сможем обмануть, увернуться, сэкономить. Студенческим билетом я пользуюсь уже лет пятнадцать. Он остается в силе до тех пор, пока я выплачиваю ежегодные членские взносы, весьма приличные в цифровом эквиваленте. Боюсь, если начну подсчитывать личную выгоду от льготных билетов, сумма взносов все-таки окажется больше, поэтому мой студенческий – это из области доктора Фрейда, вероятно, закамуфлированное желание вечной молодости. Однако студенческий, выданный гуманитарным факультетом Ювяскюльского университета, что в Средней Финляндии, обладает и правами, а именно: небольшой скидкой в европейских хостелах. В Гугле я нашла подходящий, недалеко от того места, где сейчас поедаю перченый кебаб. Увы, за простыню и уборку нужно платить, но видит бог, если бы я потащила на себе еще и постельные принадлежности, я попала бы в книгу рекордов Гиннесса, как абсолютная жертва экономического чуда, читай маразма. «Нищета не страшна сама по себе, а вот эта самая экономия...», - так перефразировала бы я знаменитую фразу героя Достоевского, кстати, очень городского писателя.
Немцы, жители самой благополучной страны ЕС, воруют* остатки пищи в гостиницах во время завтрака, стоимость которого входит в общий перечень услуг. Спрашивается, у кого воруют? Тем более, сами же эти немцы разработали санитарные правила, согласно которым несъеденные остатки пищи подлежат уничтожению. Наверное, акт кражи несчастного бутерброда воспринимается потомками варваров как героический поступок, столь характерный для истинных арийцев? Но хрен их разберет, этих потомков. Именно с таким настроением я написала электронное письмо в хостел. К радости, получила сразу ответ, что свободных мест предостаточно, можно прийти хоть сейчас. Тем более, там сдаются велики, а я знаю, как клево кататься на велосипеде по Стокгольму. Даже для меня, пуганной неоднократно транспортной дебилки, это очень безопасно: на городских и пригородных трассах имеются разметки для велосипедистов.
Путешествуя по Финляндии, всегда спрашиваю дорогу у прохожих. Это общение! Оно помогло мне в изучении языка, психологии, да и просто поднимало настроение, потому что не было случая за двадцать лет, что бы мне нагрубили или не пошли на контакт. Сейчас я понимаю феномен: жители маленькой страны уже изначально польщены, что иностранец интересуется, да и вообще обращается за помощью. Сегодня благодаря разработанным поисковым системам нет необходимости в живом общении, достаточно кликнуть на маршрут. Получив достоверную инфу о том, что два километра придется топать на своих двоих в район Сёдермальм, я отправилась в путь. Этот район известен по мировой литературе как пристанище богемы или как гнездо сексменьшинств. Там они устраивают свои знаменитые прайды. В Старом городе, в виду королевского дворца, кишка, пардон, еще тонка, хотя ... не стоит так грубо о предмете вожделения! Кстати, церковь Швеции уже давно не государственная, а браки и усыновление детей между однополыми супругами привычное здесь дело. Страна торжествующей толерантности, одним словом. Простому народу, например, финскому, трудно это понять. Когда финский муж узнал, что я учу шведский, иначе, как «хурри», он меня не называл. Надо пояснить игру слов: финское «хуора» обозначает буквально «****ь», но смягченное «хурри», восходящее к невинному шведскому «как?» - настолько на слуху у финнов, не желающих учить в принудительном порядке шведский язык, не родственный, не похожий, совершенно чужой и бесполезный, так вот это словечко воспринимается простым людом как ругательное. Финский народ против обязательного шведского в начальной школе, но правительство, в котором буржуазия, пусть и современная, набрала большинство голосов, упорно настаивает на необходимости изучения шведского школьниками, а потом и студентами. Государственную должность без знания шведского в Финляндии не получишь! Но таковые страсти кипят в Финляндии, в городе Стокгольме о финнах судят, как и о русских, сирийцах, то есть иностранцах. Статус горожанина иногда важнее статуса родившегося в стране, то есть лица определенной национальности. Я расскажу о шведе и о финне, проживающих совершенно на равных в одном городе, Стокгольме.
А пока перенесемся в пиццерию, расположенную в подвале на одной из центральных улиц Стокгольма. Я чувствую себя здесь комфортно, потому что внешне мимикрировала. Ну действительно, кто обратит внимание на женщину среднего возраста, европейской, то есть никакой, наружности, одетую в прогулочный костюм, кроссовки, с рюкзаком? Женщина или мужчина, какая разница? Богатая или бедная – определить невозможно. Шкала догадок варьируется от премьер-министра до бомжа. Важно, что человек белой расы, то есть европеец, это написано на лице. Именно по этой причине ко мне подсел подвыпивший швед. В городе так много цветных, что каждый «европеец» воспринимается аборигенами, то есть шведами, как свой. Несмотря на аванс доверия, я воспринимаю такого рода знакомство настороженно, проще сказать – избегаю. Сейчас, видимо, что-то заставило меня остаться за столиком и поддержать беседу. Пожилой, с рыжеватой бородкой, курносый, щуплый, напоминает солиста любимой группы «Абба», представился «Густав». Конечно, он сразу меня вычислил. Но создалось впечатление – и в результате прежних поездок сюда - что в Стокгольме дефицит женщин. Не важно, какой они национальности, возраста и социального статуса. Как будто потомки викингов соскучились по бабам! Так вот этот викинг бесцеремонно уставился в мой распахнутый лаптоп.
- Так, так*, - неожиданно для себя выдала я. Возможно, от смущения, что ничего больше не помню по-шведски, только «спасибо». Но меня поняли неправильно! В этом пришлось убедиться, когда сосед по столику поднялся, направился к прилавку и вернулся с двумя бокалами пенящегося жизнерадостного пива. Оно было холодным, и это решило его участь. Я благосклонно приняла бокал, сразу отхлебнув. На шведское «Скол!» последовало мое магическое «Так-так».
Уже через полчаса я знала историю города в изложении его коренного жителя. Густав провел детство в той части, куда я собираюсь на ночевку. В прошлом Сёдермальм представлял собой рабочую окраину, вроде Замоскворечья или Невской заставы по-нашему, средне-советско-европейскому. Моему вынужденному собутыльнику - а как еще назвать приятеля в пивбаре? – особенно запомнился ресторан «Пеликан», в котором царили удивительные порядки. Официанты перед тем, как принести портвейн или пиво постоянным посетителям, интересовались с материнской заботливостью, поели ли господа. Если следовал отрицательный ответ, предлагалась дешевая или даже бесплатная еда, лишь бы клиенты не напивались на голодный желудок. Высшая степень гуманности, не правда ли? И все это происходило в загнивающем обществе, о котором все мы, советские, имели исчерпывающее представление. Фишка была проста: умиротворенные едой завсегдатаи вели себя прилично, не принося непредвиденных расходов владельцам забегаловок, да и маркетинг уже тогда заявил о себе: постоянные клиенты – постоянный доход. Густав владеет английским на шведском уровне, то есть хорошо. По-фински знает отдельные фразы, так как знаком с финнами-эмигрантами, приехавшими сюда в конце 60-х годов. А вот выходцы из Сирии, это явление для него чуждое. Сейчас они разговаривают по-своему, иногда переходя на ужасный шведский. Лучше бы не говорили, потому что у этих южан своя манера общаться, перебивая друг друга, жестикулируя, повышая и без того скачущую интонацию. Для шведов, говорящих ровно, с чувством собственного достоинства, слушать такую похабень невыносимо. Именно поэтому Густав в знак протеста показал сирийцу указательный палец. Но сириец посмотрел на меня. Глаза налились кровью, я мгновенно схватилась за рюкзак. Чисто инстинктивно. Пока Густав ходил в туалет, закрыла лаптоп, собрала вещи и «сделала ноги», то есть вышла на улицу.
Вечерний Стокгольм с закрытыми сувенирными лавками, бутиками, без туристов, показался притихшим провинциальным городом. С замиранием сердца, крадясь, я петляла по узким улочкам Старого города. Боялась разрушить внутреннюю тишину. Я умею ценить таинство, приоткрытое на миг средневековым городом. В окнах многоэтажных желтых – именно так, под цвет луны, - домов появлялся свет. Одинокие велосипеды остались на ночевку у подъездов. Булыжная мостовая и крошечные тротуары опустели.
Осенний и зимний Стокгольм никогда не отличался душевной теплотой, ветра вездесущей Балтики пробирались в самые сокровенные уголки раннего средневековья, нарушая даже рыцарские уставы. В этот вечер на улицах-желобах я почувствовала себя частью декорации. Вот бреду, согбенная под тяжестью рюкзака, одинокая, спотыкаясь о булыжники. Чья я? И куда путь держу? Где дом, семья? Кому нужна? Кто отогреет, приголубит на сон грядущий? Но это звучит так красиво, как и подобает театру. Мистика города между тем продолжается. В замкнутом пространстве средневековых улочек, казалось, нет места ветру, а также самой госпоже Зиме. Ну действительно, в Европе зима, а здесь что? От снега ничего не осталось, лишь камень, рукотворный, согретый дыханием, возможно, таких же бедняков, как я. Булыжник, стены и небо в узком проеме между домов, как в тюрьме. Но, заметьте, стокгольмской! В сумерках Старый город покрыт мистической вуалью. Редкие силуэты случайных прохожих издалека кажутся скрюченными от бед фигурками чиновников, но непременно в сюртуках, при параде. Это вам не Петербург, где Акакий Акакиевич страдает от потери какой-то шинели! Здесь все на порядок выше, уж если сожалеть, то о фраке или сюртуке. У бедного человека в Стокгольме больше возможностей даже в момент самоубийства. Кругом – идеальные для этого места, глубокие холодные каналы, мосты и бесконечные набережные. Все больше, длиннее и шире, поэтому и прощание со своей ничтожной жизнью кажется более пафосным, театральным. Ах, русская натура, не там ты прилагаешь свои силы. Что тебе Сибирь и Ледовитый океан? Это все природа, нерукотворное дело, с ним шутки плохи. Искусство миражей живет здесь, в Европе. Интересно, что говорит статистика: где больше совершается самоубийств, на родных просторах или все же по-человечески, в цивилизации? Безумные мысли внушил мне вечерний Стокгольм. Слишком шикарный, необъятный. Конечно, Сити, деловая часть города, и есть Сити. Деловой, холодный, мрачный, но не бездушный. Я это знаю и поэтому стремлюсь преодолеть тусклое беззвучное пространство опустевших улиц, чтобы добраться до той части, где вырос Густав, живой человек, а не призрак. С призраками Стокгольма знакомиться опасно. Именно они, искусители, дежурят у королевских ворот, отслеживая неудачников на мосту. Для призраков каждое самоубийство – обед, ведь они питаются новой бедой. Призраки мстительны, невзирая на благородное происхождение.
Поздним вечером, при свете огромной желтой луны, я наконец достигла цели. Хостел – расположенные на первом этаже шестиэтажного здания апартаменты очень напоминают нашу питерскую коммуналку, как и весь дом, включая набережную и канал, ну совсем берег Пряжки.
Белобрысая фрекен вручила мне ключ от группового помещения с десятком двухъярусных кроватей. Я расположилась внизу и захрапела сразу, отчаянно, как полагается в моем возрасте. Храпела я с чувством гордости за свою здоровую генетику, я заработала отдых!
Уже в шесть часов была на ногах. Опустила ключ от комнаты в деревянный ящик, стилизованный под почтовый, и выскочила на улицу, с наслаждением потянувшись в предвкушении нового дня. Ни капли усталости, море энергии, и мир, такой понятный и в то же время полный секретов. Сейчас моих сил хватит на все и на всех!
Позавтракала банально на первой попавшейся бензоколонке, с брендом Shell. Я к нему привыкла, а он ко мне – вот и весь секрет! Ароматный кофе, правда, чуть разбавленный, мне приятнее, чем изысканный напиток в дорогом ресторане. Я в Стокгольме, ну и что, не брезгаю Шеллом. В лапландской тундре или прериях эта забегаловка – единственный очаг цивилизации, надо помогать развивающимся регионам и предприятиям!
Тем более утренний Стокгольм ну ничем не отличается от любого другого жизненно-активного пункта нашей планеты. Такая же спешка на работу, учебу, хлопанье ставнями и открывание дверей, подготовка к начинающемуся дню. Тот же вирус простуды, я уверена, те же плевки на асфальт или утрамбованную землю, то же покашливание и почесывание, те же утренние процедуры в туалете. И вода так же, как в любом пункте планеты, журчит в унитазе или аналогичном ему подспорье.
Мы справляем потребности каждый день, дышим и смотрим, думаем и страдаем. Говорим, пишем, поем, слушаем. Работаем. А еще мы путешествуем!
Что в данный момент делает Густав, мой вчерашний знакомый? Конечно, спит, и снится ему, наверное, Россия, потому что он познакомился вчера со мной, женщиной из далекой России.
Я поспешила к порту. Конечно, можно было бы посмотреть расписание отправления парома по инету, но по утрам я привыкла спешить. Влиться в поток, почувствовать себя горожанкой, обрести это незабываемое ощущение единения с городом. Я – часть целого, неважно, города, в котором родилась, или города, в который только что приехала. Важно стать частью, и важно, чтобы это целое тебя приняло. Жить в едином пульсе с городом, страной, это ведь и есть счастье для человека, существа стадного. Необитаемый остров, остров изгнания или одиночества, это ведь на самом деле смерть для человека, дитя социума. Тюрьма, даже добровольная, все равно отторжение, лишение самого главного права, права на человеческое общение.
Вчерашняя эйфория схлынула, я больше не хотела быть одной, первооткрывательницей, я трусливо и пошло засобиралась домой.
Холодный и безумно красивый Стокгольм, как произведение искусства, картина, висящая на стене музея, никак не отреагировал на мое предательство. О, я знаю, эта лисица Стокгольм иначе отнесся бы к дезертирству своих детей, таких, как последний пьяница Густав! Призраки перевернулись бы в гробу и восстали, чтобы остановить исход своих.
Мне же оставалось бодро шагать по бесконечным набережным под крики откормленных и всегда недовольных чаек. Наверное, это справедливо, что хозяин безразлично выпроваживает случайного гостя. Что я знаю об этом Густаве, о шведах? Ничего, кроме обмана, привитого с детства. Я имею в виду «Полтавскую битву», которую нас заставляли заучивать, восхищаясь мастерством стихотворца. А что он знал о королевстве, о том же самом Карле? Пушкин никогда не бывал ни в Швеции, ни в Стокгольме.
Я имею к Швеции косвенное отношение, через финнов. Вспомнилась переписка с писателем, уехавшим в Стокгольм чтобы написать роман о городе. Я не верила, что получится.
На семинарах по драматургии в нашем финском университете мы все умилялись стариковской манере заслуженного лектора, профессора Юкки Амонофф. Он приходил на лекции во фраке и в лакированных ботиночках, предназначенных для танцев. Прямо перед аудиторией он устраивал представление: исполнял финскую популярную после войны песню и танцевал. Танец был грустным зрелищем, потому что предполагал парное исполнение. Ни одна из студенток не могла составить пару, стеснялись. И вот я, совершенно чуждое явление, русская по духу и форме, пожалев несчастного старика, поднялась и решительно направилась к кафедре. Юкка остолбенел вначале, но все же, чтобы не обидеть даму, согласился вальсировать со мной. Так мы подружились, стали обмениваться письмами, даже тогда, когда профессор уехал из Ювяскюля.
Почему я вспомнила о нем? Да потому что Юкка Амонофф живет сейчас в Стокгольме и издает один роман за другим.
В справочном порта меня ждало разочарование: ближайший рейс в Хельсинки поздно вечером. Мне предстоит целый день скитания по городу!
Электронная почта оперативно вывела меня на Юкку, я черкнула пару слов, мол, привет из северной столицы, как продвигается написание романа? Ответ последовал незамедлительно: «Я рад, что мы дышим одним воздухом, хотелось бы и смотреть на мир одними глазами». «Невозможный старикан!», - проворчала я и хотела закрыть письмо, но глаза уже прочитали: «О каком по счету романе упоминает мадам? Смею сообщить, что сегодня заканчиваю восемнадцатый!»
Мгновенно перемещаюсь в поиск и читаю, что Юкка Амонофф опубликовал больше пятнадцати романов! Автор пишет о Швеции, ее столице, переселенцах, отправившихся в Америку, о самой Америке и так далее.
Мы встретились в ресторане «Opera k;llaren». Конечно, это не было моим выбором. Я вас умоляю, как можно в походном виде явиться в королевскую трапезную! Правда, днем здесь было много туристов и людей, внешне одетых так же маргинально, как и я. О, я знаю, что для шведской кухни, да и вообще всей культуры в целом, характерна эта особая демократичность. В кулинарном деле она проявляется даже на уровне меню. В нем наряду с изысками французской кухни можно найти рецепты шведской крестьянской, так называемой «husmauskot».
Любуясь поистине королевским дизайном, роскошным интерьером, мне не очень хотелось отведать знакомый «летний салат» из замороженных овощей, или яичницу с жареной картошкой. Эти блюда как раз являются теми самыми домашними, пиком сезона. Правда, есть и фазаны в меню. Но птичку жалко! Задумалась на миг, вспомнив, как соседка в городе Сало гневно отзывалась об этих «засранцах». Птицы гуляют вальяжно по дорогам, гадят во дворах, и толку от них никакого, как от наших городских голубей. В ресторане фазанов готовят в соусе из сидра и белого вина, но все равно, мяса с гулькин нос, да и к тому же такая критика!
Устрицы и прочие дары моря также предлагаются. Но в яркий солнечны день мне не хочется ни дичи, ни деликатесных морепродуктов. Зеркала, паркет, монархия и я сама на фоне королевского шика, - все это не способствовало аппетиту. К тому же Юкка заметил, что если мы сейчас встретим членов королевской семьи, обедающей здесь в данное время, не стоит смущаться. После такого предостережения я почувствовала себя неумытой Золушкой в деревянных башмаках посреди королевского бала.
Роскошная сервировка и мой потертый рюкзак, который я не доверила даже королевскому гардеробщику, не сочетались в радужном свете февральского дня.
Юкка, как все писатели, говорил о своих творческих замыслах. Он работает над новым романом о человеке, потерявшемся в мегаполисе. Я чуть не поперхнулась, проглатывая нежную салаку. Какое совпадение! Откусывая горячую гренку, пропитанную чесноком, я стала рассказывать о вчерашнем приключении.
Хочешь не хочешь, а когда тебе подают рыбу и белый хлеб, обильно натертый свежим чесноком, то пальцы еще долго сохраняют характерный запах. Вот интересно, если придется здороваться за руку с коронованной особой – к моему собеседнику подходят леди и джентльмены, он знакомит и меня с ними – надо ли вытереть руки? Боюсь, что никакая ткань – здесь салфетки льняные, с вышитым вензелем, - не поможет убрать кружащий голову аромат.
Этот запах, сплошная «вкуснятина», заставляет обильно выделяться слюну и повышает аппетит. Не знаю, как готовили гренки, а вот филе салаки – напоминающей кильку, правда, без томат-пасты, - выдерживали шесть часов в холоде в специальном маринаде, состоящем из сливок, приготовленного по особому рецепту майонеза и прочих деликатесов.
Спросила рецепт у Юкки. «О, это фирменное блюдо стокгольмского ресторана КВ. Опера купила лицензию только потому, что принцессу Викторию во время беременности потянуло на соленое», - отвечает писатель, обмениваясь воздушными поцелуями с элегантной брюнеткой, сидящей за соседним столом. Кстати, несмотря на представительный вид, фирменную «кофту»* в стиле кардиган, мадам раскинула лаптоп на столе, безапелляционно сдвинув королевский сервиз.
После салаки, чесночных гренок и белого вина бежать с рюкзаком в порт расхотелось. Роскошь развращает в считанные минуты, и я потребовала продолжения банкета.
* «так» по-шведски означает «спасибо».
*шв. kofta означает предмет дамской одежды, правда, звучит более респектабельно, чем у нас.
* Видела немцев в многочисленных турах по Скандинавии, имела честь завтракать в отелях и наблюдала ВООЧИЮ, как чересчур экономные бюргеры складывали еду с так называемого "шведского стола" в сумки. На эту тему подробнее в ветке обсуждения, отклик Владимира Эйснера:
http://proza.ru/rec_author.html?milsin
На фото свежая салака.