Нашим отцам, дедам,
прадедам посвящается...
Ох, уж этот дядя Ваня! Для кого-то – дядя, для кого-то – дед, а для деревенских бабуленек всё еще Ванечка. Весёлый и добрый старичок. Сидит себе на лавочке и закручивает табачок в папиросную бумагу. Никто не знает, сколько ему лет. Кажется, что он всегда здесь сидел и еще сто лет просидит на этой самой лавочке. Его добрая улыбка провожает и встречает прохожих. Для всех у него находится доброе слово и мудрое напутствие. Со всеми одинаково ровен и приветлив.
Старушку свою год как схоронил. Дочь с сыном в город перебрались, а он – здесь, где же еще ему быть?..
Дом у него ладненький, ухоженный, просто загляденье. Вон и дачники на него глаз положили, всё не угомонятся: «Продай, да продай…» А зачем же он будет продавать? Ведь внучок Витя подрастает, пусть ему всего десять лет, а настанет время, и переедет в дедушкин дом. Бог даст, сюда же и молодую жену приведет. А дядя Ваня всё в аккурат и сохранит для них.
Дети у дяди Вани выросли хорошие, переживают за отца, зовут к себе в город.
- А на кой мне ваш город сдался? Сидеть в четырёх стенах и в окно глядеть, разве же это занятие для меня? – ворчит дядя Ваня.
А здесь - рай!.. Утречком проснётся дядя Ваня, не торопясь, обойдет свои владения. Всё здесь родное и кровное, по этому клочку земли еще его прадед мальчишкой бегал. Разве же дело, на старости лет родные места оставлять? Так и текут его деньки, как бальзам по сердцу.
Здоровьем дядя Ваня не обижен. Хоть и хиленький с виду, а жилка деревенская крепко в нём сидит. Всё аккуратно приделано: дровишки, и те по сортам уложены. Во всём чувствуется слаженность и хваткость его рук. Правда, скотину год как не держит, да и много ли надо одному?.. Вон, курочек с десяток бегает, и хватит, куда ему всё это добро. Сыну не надо, только отмахивается, а дочка вовсе на какой-то «диете» сидит. Слово-то какое новомодное, дядя Ваня отродясь таких слов не знает, придумают ведь!.. Где это видано, что бы деревенское молоко и сметана здоровью вред наносили?.. Дочь, когда маленькой была, литрами это молоко пила, а теперь говорит, что там какой-то холестерин имеется.
- Я вон пью, и ни разу в глаза не видел этот самый «холестерин», а дочка, где-то видит, - недоумевает дядя Ваня.
Вот и распрощался дядя Ваня со всей живностью. А ему добрые бабуленьки и так каждое утро принесут. Он у них в особом почёте!.. Хоть и девятый десяток дяде Ване, а они до сих пор платочки поправляют, когда к нему по делу идут. А у дяди Вани глаз на них намётан: прищурится, прикуривая, и изучает с головы до ног. А душой – порядочный, никогда не обидит женщину непристойностями. Поговаривают, что ходок был, еще тот!.. Опять-таки, только поговаривают, никто лично за рукав не ловил. Видно, не зря про него говорят, что красив душой. От того и проступков не видно, и плохое к нему не липнет.
А жену свою, Марью Митрофановну, он уважал, и жила она у него как у Христа за пазухой. Когда все женщины зимой и летом в поле да на ферме работали, дядя Ваня её ни разу туда не отпустил, и работать за трудодни напрочь запретил. Митрофановна поплакала и согласилась, уж больно крепко было слово дяди Вани.
- За хозяйством следи да ребятишек береги, вот мой весь сказ, - повторял он, сидя во главе стола.
Дом строил сам. Потихоньку, полегоньку - брёвнышко за брёвнышком, так и достроил.
- Дворянский дом!.. – хвалили его односельчане.
И ведь завистников-то у него нет. Что бы ни сделал, честь и хвала его золотым рукам. За что ни возьмется - всё спорится и делается как надо. В помощи никому не отказывает, любое дело начинается с благословения дяди Вани. Посидит, посмотрит, прищуриваясь, закурит свою папироску, и дела у всех в гору идут. Вот и зовут его всюду, лишь бы поприсутствовал и на доброе дело благословил.
Молодежь в деревне его уважает. Время от времени он их на путь истинный направляет. А как же иначе? Вот прожил он немалую жизнь, а крепче кваса ничего в жизни и не пил. А эта шантрапа какую-то гадость из железных банок пьет, да еще без дела по деревне слоняется. Пригрозит им дядя Ваня крепким кулачком, те и расходятся. Не принято в деревне не прислушиваться к дяде Ване.
Так и живет дядя Ваня в любви и уважении: и сам никого не обижает, и другим плохие поступки не позволяет.
А останется он один, так и окатывает его волна воспоминаний. И так защемит сердце, что спасу нет. И рвётся его молодая душа, и бежит без оглядки туда, назад в прошлое, где оставил он ту единственную и неповторимую любовь… И сияет от этих воспоминаний счастьем его красивое лицо, и нет моложе и краше души, когда он мысленно уходит в свою фронтовую молодость…
Войну дядя Ваня прошел от начала и до конца. Вражеский осколок задел его лишь раз, крепко засев в голени.
Вот тогда и влюбился дядя Ваня в молоденькую медсестру. Да так крепко, что белый свет стал не мил. «Где это видано, чтобы из-за какой то девчонки всё нутро горело?», - думал он. Впервые в жизни дядя Ваня переживал незнакомые порывы своей души. Сердце трепетало от одного шелеста её юбки, а смотреть в её глаза он вовсе не смел. А ведь он никогда не был стыдливым и опыта по женской части еще до войны набрался. Ох, и немало он сеновалов умял с крепкотелой Зиной…
Девушка, видно, из городских будет, деревенские - они другие. С ней заговорить-то не знаешь как, вдруг какую–нибудь деревенскую глупость сморозишь. А имя у неё какое красивое: Анастасия!.. Это тебе не Маруся, и не Зоя, и не Зинка!.. Вон она какая хрупкая и нежная. Разве же место ей здесь, среди стона и крика солдат? Эх, нарядить бы её в шелка да кружева, да и любоваться ею с утра до ночи. А как бы они жили: Иван да Настя!.. Детишки бы бегали на радость им, и похожи были бы они на неё!..
Так и промучился дядя Ваня, так ни разу и не заговорил с ней об этом. А потом его снова на фронт отправили. Когда закончилась война, он метнулся за ней, да не успел. Сказали, что она уехала к себе в Ленинград.
Знал ли тогда дядя Ваня, что пронесёт эту любовь через всю свою долгую жизнь? И сколько чувств будут разрывать ему сердце и играть на струнах его растерзанной души.
…И дочь свою назовет Анастасией в её честь, и любовь свою нерастраченную, всю-всю без остатка, отдаст своей дочери…
…И курит и курит дядя Ваня, сидя на лавочке, свои папиросы.
И вспоминает он свою потерянную любовь. И сияет от этих воспоминаний счастьем его красивое лицо, и нет моложе и краше души, когда он мысленно уходит в свою фронтовую молодость…
Фото из Интернета