Эти недели были каким-то разрушительными. То тут, то там на ровном месте и казалось бы из ничего возникали вооруженные конфликты. Все ругались со всеми. Дома возникали потопы, из холодильника с соответствующими последствиями выпадали жирные и жидкие продукты, ручки всех дверей и шкафов с невиданной яростью цеплялись за рукава и карманы.
Студенты смеялись над Бельмондо в «Профессионале», потому что, очевидно, считали его пожизненным комиком и маялись от скуки на «Апреле» Иосилиани.
Я не говорю уже
об абстрактной анимации Мак-Ларена и интегральной кинематографии Жермены Дюлак.
Проблемы одна за одной возникали из воздуха. Я обнаружила, что при том расписании, какое мне составили на март на заочном отделении, я буду работать ровно за проезд до работы, причем четыре, а то и пять раз в неделю.
Когда я пыталась объяснить это начальству, крик стоял такой, что стекла дрожали. Смолкало оно только для того, чтобы предупредить, чтобы я не вздумала идти в учебную часть, где меня просто могут убить.
Так же я обнаружила дырку в задних зубах, разглядеть которую не могла, но она точно казалась мне величиной с Австралию. А когда пришла к стоматологу, оказалось, что их даже две, не считая всего остального, каждая пломба по цене моего февральского аванса. Но это было совсем немного, и тут-то меня как раз и успокоило.
А завершающим штрихом во всей этой феерии было то, что прямо на моих глазах на полке в кухне упала коробка с чаем, задела стоящий рядом стаканчик в форме мыши, мышь поддала маленькую фарфоровую свинку и та улетела с полки прямо в чашку с чаем и тут же пошла ко дну, пуская дырочкой пузырьки.
Я выловила свинку, вытерла и поставила на полку – пусть жизнь, наконец, налаживается.