Жили-были….
Жили-были Баба-яга, Костяная Нога, Леший и Водяной, кикиморы и русалки, а также шишиги, лесавки и прочая лесная нежить.
– Секундочку! Я сказал: «Нежить?» Нежить – от слов «не жить». Что же это получается? Как же может жить-быть то, что не живёт в принципе? Такое разве что в сказках возможно. Секундочку! А что это я вам сейчас рассказываю, как не сказку? Сказка и есть! А как сказки начинаются? Да вот прямо так и начинаются: «Жили-были…!»
Итак! Жила-была сначала Баба-Яга, дама примерно бальзаковского возраста. Ну, может чуть постарше, веков, этак, на пять…или шесть. Жила она в тёмном дремучем лесу, в избушке на ножках Буша. Причём, обе ножки – правые. Хотя сама Баба-Яга предпочитала всё левое. Однако налево ни разу не ходила, потому, как не от кого было ходить в этом направлении, ибо жила-была она одна-одинёшенька. Семьи и детей, баб-яжат то бишь, у несчастной женщины не было. Зато такое чувство, как лубовь, в своё время не обошло стороной и её.
Когда то, по молодости, был у неё бурный роман с Лёшкой Лешаковым, по прозвищу, да и по профессии – Леший. Дело, было, к свадьбе шло. Но стала как-то Дева-Яга примечать, что скромняга Лёшка стал всё чаще навеселе наведываться. Поставит, бывало, весЕло у избушки, и давай себе всякие вольности позволять по отношению к честной и порядочной девушке. К излишествам нехорошим склонять пытался. О том, что Яга девушка честная, что «до свадьбы ни-ни…вот поженимся, тады…», и слушать не желает. Тут-то и смекнула умная девушка (а что она была умная, достаточно в аттестат заглянуть, чтобы удостовериться – одна «пятёрка» по химии чего стоит): «Видать зельё приворотное потребляет? Ничего понимать не хочет. Абсолютно! Так и есть! Вон бутылка «Абсолюта» из кармана торчит!»
Хоть и была у неё «пятёрка» по химии, ей она предпочитала не пользоваться. А вот травки разные уважала. Надо, думает, лечить Лёху. Пропадёт ведь паря. Ну и предложила как-то ему травку. И так понравилась ему травка, что начисто забыл он не только про зелье приворотное, да и на саму Ягу внимание перестал обращать вовсе. Дымит, что твой самовар! И всё-то ему хорошо и весело, и всё-то ему нипочём после травки. Потом, правда, настроение у него резко падало. Он приходил к Яге (весЕло пришлось продать, на травку не хватало), падал в ножки Буша, которые в абстинентном состоянии принимал за ножки Девы-Яги, клялся, что это было в последний раз, прощения просил…и травки. Даже плеер, отнятый у туриста-грибника, предлагал ей в знак искренности своих намерений. Но надоело это Яге, да и послала она Лешего к Лешему. А тому с бодуна и невдомёк, как это, мол, я к себе самому пойду. Покрутился вокруг себя, да и побрёл к Кикиморе.
Ох, и страшна же была Кикимора! Ох, и страшна! Не чета, Бабе-Яге, красавице, которая с той поры мужиков, как мужиков, на дух не переносит. Зато мясцо ихнее в жареном виде шибко уважает.
– Ну что же ты страшная такая?
Ты такая страшная!
Ты ненакрашенная – страшная …
И накрашенная! – напевал Леший по дороге к Кикиморе.
Пришёл, а та «позавтракать совсем уж было собралась» На сковороде – грибочки галлюциногенные, нежареные, на листе лопуха пирожки с глюквой, а в жбанчике – отвар из мухоморов. А сама глазками: один – тёмно-зелёный, другой – тёмно-чёрный, так и зыркает по сторонам. Да ещё прищурилась так, что как две капли воды на батюшку своего, тёмная ему память, стала похожа. Власть, на его родине, в Корее, захватили…собаки. Вот и пришлось ему ноги делать оттудова. Никто не помнит, когда появился Ки Ким Ор в наших лесах. Но прижился каким-то образом, причём, не имея ни паспорта, ни вида на жительство, не говоря уже о регистрации. Умел так морок навести, что менты не только его не трогали, но даже и честь отдавали при встрече. От Ки Ким Ора и пошли потом кикиморы…
… Не зря, видать, зыркает. Не иначе, что-то худое задумала? Так и оказалось! Попробовал Леший грибочков, отпил из жбанчика отвару мухоморного, после того, как по его приказу: «Отведай ты сначала из своего кубка!» – кикимора тут же лихо хлобыстнула до дна свою берестяную ёмкость! Да как переколбасило нашего Лешего! Сию минуту всё поменялось местами. Кикимора красавицей стала. Зайчики-мальчики в кенгуров превратились. Белочка-девочка, что давеча шишку сосновую грызла, таперича уж не белочка (да уж и не девочка, наверно), а злобный птеродактиль. В когтях его страшенных уже не шишка сосновая, а бомба атомная, которую птеродактиль так и норовит Лешему в глаз запустить. Уворачивается Леший от подлого удара, а сам ржёт, хохочет. Прикольно, блин! Зайцы на кенгурей поменялись, белочки на птеродактилей, шишка на бомбу. Так недолго и ориентации поменяться. В таком состоянии делайте, нелюди недобрые, с правильным пацаном Лешим, что хотите! Накаркали! Так и вышло. Поменял он ориентацию. Только не ту, о которой вы все подумали, а ориентацию в пространстве. Заблудился наш Леший. В собственном лесу, как в трёх соснах, заблудился! Пошёл в одном направлении, в сторону лесниковой избушки, настойкой какой-нибудь разжиться у лесника Дормидонта, а забрёл на болото. Да так там и сгинул!
А как же всё хорошо начиналось! Первая любовь, первые цветы….
Секундочку! Не было никаких цветов! Вот если бы он сразу,
«когда яблони расцветут
Я приду к тебе с цветами
ты посмотришь в окно - я уже тут
стою с босыми ногами», пришёл к любимой девушке с цветами, или стихами, или, на худой конец, горсть ирисок-барбарисок каких-нибудь принёс. Глядишь, оно бы всё и склеилось! А так и сам сгинул, и девушке сердце разбил навеки! Наркоман несчастный! Эх, Лёха, Лёха! Говорили же тебе: « Наркотики и бабы доведут тебя до цугундера!»