Фото автора. Рабочее общежитие завода Ростсельмаш и клумба перед ним. В 1967 году стелы в центре клумбы и магазина в общежитии не было.
Мы с Ванькой друзья со школы. Куда я, туда и Ванька. Всегда и везде вместе: на гитаре, в баскетбол, и бокс. Водку пить - мы тоже первые! Поэтому и поступили в один институт. Я прагматик, а Ванька романтик. Однажды на математике, рассматривая в окне весеннее небо с плывущими облаками, вдруг, не с того не с сего, как запоет:
- У любви как у пташки крылья... - все так и грохнули. А математичка Валентина Ивановна, любившая Ваньку за отличную успеваемость сказала:
- Посмотрите ребята, какие чувства может вызвать теория относительности!
Вообще надо сказать, мы с Ванькой учились очень весело и хорошо. Ванька был круглый отличник, а вторым за ним шел я: у меня были две четверки: одна по математике, которую влепили еще на втором курсе и одна по гидравлике за уравнение Бернулли.
После окончания института на распределении мы могли выбрать лучшие "точки", как тогда называли места будущей работы. Из больших городов, куда все стремились попасть, самыми привлекательными были Ростов-на-Дону, Орел и Тирасполь. Остальные - куда Макар телят не гонял... В Ростове и Орле были по два места, а в Тирасполе одно. Мы с Ванькой выбрали Ростов. Иван в Ростсельмаш – там требовался старший инженер с окладом сто двадцать рублей и предоставлялось общежитие, а мне досталась сторублевая должность механика в транспортном цехе мебельной фирмы и без жилья. Но я все равно был доволен. Во-первых, мы с другом, а во-вторых, когда тебе двадцать один год, то все видится в другом свете!
Ростов приятно поразил нас обоих. Раньше ни мне, ни Ваньке бывать в нем не приходилось. Это был огромный, просторный город с южным колоритом. Все нам нравилось. Люди, огромные площади, широкие проспекты, с революционными названиями: Кировский, Буденовский, Ворошиловский, плавно переходящий в стройный мост через «Тихий Дон»! Гранитная набережная, буйная южная зелень парка Горького…
Ивану действительно дали должность старшего инженера, правда не механика, как это значилось при распределении, а в отделе охраны труда и не с окладом в сто двадцать рублей, а сто десять. Зато с общежитием не объегорили: оно было рядом с заводом через дорогу под путепроводом, добротное, кирпичное пятиэтажное здание, а мое место механика уже заняли и мне предложили место диспетчера с окладом восемьдесят рублей и без жилья или открепление на получение свободного трудоустройства. Убираться восвояси я не захотел. Что же я вернусь домой? Как ненужная побитая дворняжка!
В расстроенных чувствах вечером я встретился с Ванькой как и условились у проходной Сельмаша. Взяли бутылку водки в сельмашевском гастрономе и получив на сдачу лотерейные билеты отправились в общежитие обмывать новоселье.
В общаге была драконовская пропускная система. При посещении, приходилось оставлять на вахте документ, а после двадцати трёх часов делался обход и выгоняли всех чужих, а у меня ни кола, ни двора! На мою зарплату не прожить, снимая жилье в частном секторе. Сдавались в Ростове, как правило, флигели в частных дворах и далеко от центра. Плата за них составляла двадцать пять - тридцать рублей в месяц, а жить на что? Поэтому, не раздумывая долго, я нелегально поселился у Ивана в общежитии, где мы спали с ним «валетом» на одной кровати.
Ванька открывал мне окно в туалете на первом этаже, куда я влезал, минуя проходную общаги. Так и жил. Бросал камешек в окно второго этажа (сотовых телефонов тогда не было) и показывал Ваньке или тому, кто был дома, что пора открывать! Квартирант прибыл! В Ванькиной комнате проживало четверо. Гришка с Лёхой работали в сборочном цехе на главном конвейере, а Фома экспедитором в отделе снабжения. Все трое учились на вечернем отделении ВТУЗа при заводе и против моего проживания не возникали. Правда, казаки говорят, что «конь познается в езде, а друг в нужде»! Входили в положение! Их специально так селили в общаге, чтобы учащиеся в заводских образовательных учреждениях проживали вместе. Общага рабочая и народ там был разношерстный.
Лёха, из нашей комнаты, дома практически не бывал. Он недавно женился и искал себе жилье в частном секторе, так как встречался со своей молодой женой у нее в общежитии и надоел там всем как горькая редька. Гришка был родом из станицы Боковской, а Фома с Кущевки. Все трое в пятницу сматывались по домам, и я спал как король на Гришкиной кровати – она была у окна слева, а справа место занимал Фома. Это было лучшее место в комнате, потому, что с этой стороны был большой простенок и Фома повесил туда книжные полки, а у Гришки кровать заползала на окно и зимой там дуло.
Фома Филаретович был здоровенный белобрысый куркуль лет под тридцать с маленькими черными глазками и постоянно шевелил губами, как бы пришептывая сам с собою, даже во сне. Учился он на философском факультете потому и получил прозвище «Философ» - прямо как по Гоголю! Но Гоголя Фома не читал, и других писателей тоже. Был туповат и косноязычен, но хитер и жаден. Гуманитарий из него никакой! Во всяком случае, печати интеллекта у него на лбу я не заметил. Что его понесло на философский?
Как то в пятницу после работы мы с Иваном решили пойти в парк Островского погулять. Зашли в магазин, купили бутылку водки и хамсы. Хлеб набрали в столовой бесплатно. Раньше во всем общепите на столах стояли тарелки с хлебом, солью и горчицей. Я частенько, когда денег не было, обедал бесплатным хлебом с горчицей, а чай с лимоном стоил восемь копеек!
У Ивана и у меня с деньгами всегда была напряженка. Правда, Ванька получал больше меня, но тоже сидел «на бобах» постоянно, поэтому старались не шиковать, только самое необходимое.
В общаге сели за стол. Пили из пробки графина. На столах во всех комнатах стояли такие замечательно удобные графины для воды. В них была пробка в виде стопаря – на стол не поставишь! Надо в руке держать. Головы от хамсы складывали по студенчески в кулек на завтра, если вдруг денег не останется и утром жрать будет нечего! Тогда в ход шли и головы. С хлебом и с голодухи, очень даже… Фома, сидя на кровати, проверял лотерейные билеты, которые всучивали тогда, где только можно! Он водил пальцем по газете, рвал краюху хлеба и чавкал домашнее сало с прослойками розового мяса. Ванька вежливо пригласил его выпить с нами, но Фома был не дурак! Он отлично понял, зачем его при сале зовут, тем более у него всегда водилась свойская горилка, настоенная на перегородках грецкого ореха. Вещь отменная, вкуснее я ничего не пил, поэтому Фома просто отмахнулся от нас, всем своим видом показывая, что гусь свинье не товарищ.
Тут я вспомнил, что на сдачу нам с Ванькой в гастрономе всучили два лотерейных билета и пять коробков спичек! Была раньше такая манера, вроде мелочи нет и, давали на сдачу билеты денежно – вещевой лотереи и спички. Это они так хитро распространяли свои билеты потому, что их никто добровольно не покупал. Их давали при выдаче зарплаты, профорги ходили в цеха и уговаривали купить, так как у них это было в порядке нагрузки. Были и другие метода распространения – не о них речь. Все равно это были выброшенные деньги! Я и попросил Фому проверить наши билеты. Они частенько выигрывали по рублю, а поскольку руки у нас с Иваном были в хамсе и, кругом тоже была она – Философ сам достал билеты из ящика Ванькиной тумбочки.
Фома любил во всем комфорт и порядок. Водрузившись животом на кровать, и шевеля губами про то, что мол, москали, ленивые (это про нас) вечно норовят на казаках проехать, засопел и полез в газету. Вдруг он хрюкнул и сел на кровати.
- Быть того не может! – проголосил Философ, - здорово зоревали! Везет же москалям голодранцам! На базУ ни хрена, а они в одночас и выиграли!
- Не томи Философ! Че там, рупь? – спросил Иван.
- Зараз не рупь хлопчики, тут мотик ломится!
- Брешешь Фома, все укусить норовишь, - Ванька набычился, - все тебе «москали да москали»! Поперек! Чтоль?
- Да зря ты Вань, к берегу прибивайся! Извиняй, обидеть не хотел, а мотик и вправду выиграли, тяжелый – он чуешь сколько стоит? Вмиг обустроитесь!
Мы с Ванькой чуть хамсой не подавились, вскочили, руки Вечеркой утерли и бегом смотреть. И, правда, в газете было напечатано: мотоцикл К-750!
Иван даже «ура» закричал! Плясали, орали, а потом начали соображать, что делать? Иван предложил покататься пока лето, может на море съездить или в Липецк, домой, а потом продать тысячи за две с половиной, а то и за три, если повезет! В те времена тяжелый мотик К-750 с коляской был недостижимой мечтой любого сельского жителя, а то и городского. Иван говорил, что его сосед вез из родительской деревни, на таком мотоцикле четыре мешка картошки! Тот пер только так! Стоил он тысячу восемьсот пятьдесят рублей, но в те советские времена только выкати - его за две с половиной с руками оторвут! Причем не надо прикладывать никаких усилий!
У Фомы от нашего выигрыша даже зубы заболели и он сразу, видать, сообразил своими куркульными мозгами, что надо попробовать облопошить москалей. Он сходу предложил за лотерейный билет ящик водки с полной закусью и своим шматком сала в придачу сейчас и две тысячи в понедельник, когда вернется из станицы, куда должен съездить к отцу за деньгами.
И главное, гад, что сообразил! Сказал, что море наше пролетает, потому, что сразу только кошки родятся, а мотик мы получим через два – три месяца после сдачи билета, а может и больше. У них, мол, в станице тоже один казак выиграл велосипед и ходил за ним месяца два. Правила такие, что сразу не получишь, а если товар дефицитный, то люди ждут получения до тех пор, пока в Облпотребсоюз не поступят эти мотоциклы, а можно прождать и год! А ему, Фоме не к спеху. Может и подождать. Кроме того по закону выигранный мотоцикл как имущество не делиться при разводе с женой, а ему это и надо!
- Вот ведь гад ты, Фома! - сказал Иван, сплюнув, - ты же не женат!
- А может, женюсь, - ответил Фома, - вот заосеняет, а там видать будет! И пулемет в станице не помеха!
Нам с Ванькой, вообщем-то была по барабану женитьба Фомы, а вот правил отоваривания лотерейных билетов мы не знали, да и все то, что Фома гутарил, было очень похоже на правду. Кроме того перспектива выпить как следует на халяву, да еще с таким салом и колбасой, а не столовские котлеты и оладьи со сливовым джемом, которые уже стояли попрек горла, замаячила с непреодолимой силой!
Дожал нас Философ тем, что начал перед носом резать свое сало с прожилками аккуратными ломтиками и достал стоящий под кроватью штоф коричневой от орехов самогонки. Глумился, как мог, садист проклятый! Когда показался штоф, Ванька не выдержал и, глотая слюну, крякнул:
- Хрен с тобой, забирай билет и катись в гастроном!
- На что Фома изрек, что «материальное и есть основа марксизма», слетал за Жориком из пятьдесят второй и они вдвоем погнали в гастроном. Хоть Ванька со мной и не посоветовался, я тоже не был против надвигающихся событий и ухватил кусок сала. Услышав, по беспроволочному телеграфу о выигрыше к нам в комнату потянулись «бойцы». Через час пил уже весь этаж, кто конечно домой не уезжал, все-таки пятница была. Пока я еще соображал, два пузыря под матрац закатил, а то ведь все вылакают и помрем мы с Ванькой поутру! А вот что было дальше – провал. Ничего не помню и Ванька тоже. Очухался не пойму где…
Тишина такая! Воздух прозрачный и прохладный, но не холодно, самый раз.
- А в Ростове жарко,- смикитил я, - небо голубое, с небольшими облачками и покачивается слегка. Ощущение тела совсем нет, только парение.
Чувство невесомости охватило меня и понесло, а кругом цветы! Бабочки летают, стрекозы, какие-то жучки копошатся! И тут я подумал, что это диво дивное может быть только в раю!
Вдруг меня как молнией обожгло: да это же, наверное, рай и есть! Весь атеизм вмиг слетел! Конечно рай, а что же еще? Скорее всего, вчера нас по пьяне или под автобус занесло, или в парке Островского подрались с «химиками» и нас с Иваном порезали. Там зеков полно шляется. Каждую неделю происшествия. При советской власти осужденные по некоторым, не очень серьезным статьям, сидели у себя по домам, но работать были обязаны принудительно. На сельмаше таких было пруд-пруди! За ними следили и отмечали, но они все равно куролесили! Поэтому влезть в какую ни будь драку, мы могли запросто! Уже не первый раз! В прошлом месяце мне ухо разбили – до сих пор гудит! Тут я, наконец, спохватился, что Ивана рядом нет!
- Неужели меня одного?.. Да вроде не должно: мы с Иваном везде вместе. Он друга не бросит, так же как и я, - и тут промелькнула мысль:
- А что если его в рай не пустили? Может, грешил больше? Хотя все грехи его я знаю… а может договориться не сумел? Наверное, до сих пор в чистилище ошивается холера! Он в таком виде упорным становиться. Надо идти выручать! Думаю, что с апостолом Петром я лучше договорюсь. Ванька, когда выпьет вообще даже плохо разговаривает, а может и драться полезть – тогда упекут его, в какую ни будь небесную вытрезвиловку!
Надо идти, а руки и ноги не поднимаются. Одни мозги работают, да шустро так! И вдруг «слышу» запах рядом такой родной и знакомый… Голову повернул, а там Ванькина нога прямо у моего носа. В ушах, что - то завжикало: вжик, а потом через 3-4 секунды опять вжик! Но я особо не вслушивался, так как обрадовался, будто опять этот лотерейный билет выиграл. Главное мы вместе! Все остальное уже не так страшно.
Надо было определяться, что делать? Этот извечный русский вопрос! Начинаю вспоминать, что я о рае кроме Евы и змея помню? И приходит в голову совершенно очевидное: надо двигать к яблоне. Кисленькое сейчас в самый раз. Дернул Ивана за ногу, а он никак. Тогда я сел, чтобы удобнее было Ваньку тянуть.
Глянул... Батюшки мои! Лежим мы с Ванькой в клумбе возле общаги. Утро видать раннее и дворник метлой об асфальт вжикает! Мутит жутко, а тут еще Иван как бревно, еле растолкал. Под глазом у него фингал и одного ботинка нет! А у меня палец указательный болит. Куда я им тыкал? И ноготь синий. Наверное, слезать будет. Объясняю популярно Ивану, что мотать надо, а то менты загребут – Первомайское отделение через два дома, а он, паразит мычит что-то, штиблету ищет. Года не прошло, как купил! Совсем еще годные штиблеты были, но разве теперь найти?.. Еле я в окно влез, так мутило.
Сел на Гришкину кровать, слышу Иван с бутылкой заначной возиться. Ни черта не помнит, штиблету потерял, а про пузырь не запамятовал! Выпили грамм по сто пятьдесят и завалились спать, а часов в десять слышу, бутылка зазвенела, сразу подумал, что зря оставили на столе, выпьют обязательно! Глаза продрал, в висках стукает, а Ванька разливает. Фома тут же, а закусить то и нечем! Все помели. Хорошо хамсиные головы остались. Подобрали огрызки хлеба, допили бутылку и головы слопали. Я Ивану на пантомимах подмигнул, что, мол, второй пузырь не вынимай пока Философ не уйдет – он намылился с утра в сберкассу с лотерейкой узнавать, что к чему. Иван, молодец, все усек и воздержался. Фоме все равно в станицу за бабками мотать, а нам с Иваном надо еще день до них продержаться. В кармане у Ваньки осталось полтора рубля. Как раз на банку кильки в томате и «кошачью» колбасу.
Мы решили еще по сто грамм, а остальное под килечку, когда Фома уедет. Сидим. Слегка отпустило, даже любо стало, как сказал бы Философ. Радуемся, что менты нас не сняли, а могли запросто. Планируем покупки. Иван – туфли и костюм серый, ходить-то не в чем. В одной штиблете – не поймут, а я решил куртку прикупить, кожаную с четырьмя карманами, как у моего главного. Смотрим, Фома идет быстро, быстро. Морда кривая, глаза выпученные, потный как мерин в упряжке и орет на нас сходу, еще порог не переступил:
- Сволочи! Вражины! Ящик водяры сожрали! Хады! («г» казаки произносят оглушено, как бы между «г» и «х».) Иван его сразу так интеллигентно спрашивает, что, мол, у вас стряслось? Неужели билет потеряли? Или может в кассе скомуниздили? Держать надо было карман! Шпаны много, но звиняйте, нас это не касается – бабки все одно гони! Не дуркуй! А Фома еще больше распалился. Орет:
- Подавитесь своим билетом, москали голоштанные! – И билет нам бросает. Мы с Иваном переглянулись и решили на примере показать Философу как он не прав. Но тут уже и он сообразил, что сейчас его будут бить, и потому хрипло проорал, что облом случился! В газете была плохо восьмёрка пропечатана похожая на тройку и сошлась только серия, а номер нет, и Фома выиграл рубль вместо мотоцикла. Он его и получать не стал, взярился!
Тут-то до меня доехало, что мотик наш накрылся медным тазом! У нас с Иваном, будто из сердца вынули! Фома что потерял? Ящик водки? Так это чепуха для него, они со своим батяней только на помидорах три мотоцикла настрогают, а мы с Ванькой потеряли гламурную жизнь, еще не начав ее. На что теперь штиблеты купить? А Философ сам виноват. Билет он проверял! Мы с Ванькой никаких цифр не разглядывали.
Тупой, тупой, а до него тоже доехало, и он с катастрофической быстротой понял, что ему ничего не светит! Денег не вернуть! Сам пил, и все общежитие обмывало его приобретение. И у нас горе великое. Все обмишурились, кожанки мне не видать, да Ванька без штиблет. Где теперь он найдет? Разве, что в мотоцикле!
Матерился Фома мастерски, с полным знанием вопроса - я даже зауважал. Может и выйдет с него гуманитарий! Не зря учиться! Всех наших с Иваном родственников вспомнил, до пятого колена! Потом устал и начал утихать, а тут как на грех Петька Пескарь из комнаты напротив, зашел опохмелиться и говорит:
- Философ, не будь жлобом, сходи за бутылкой, а то мотоцикл сломается! Что тут началось! Понеслось по новой.
Меня слегка разморило, мы же допили с Ванькой и я уже в дреме с нежностью вспоминал, как прекрасен рай! Бабочки, жучки...прохладно и никакой суеты. А главное – тихо!