Глава 11. Рассуждая о туризме.
- Нет, Милочка, ты посмотри на этот стол! – имитируя искреннее возмущение, воскликнул Нюма, обращаясь к жене. - Чувствую, что вся моя трёхчасовая диета пойдёт сейчас насмарку!
Эта фраза была высказана вчера в нашей квартире, где мы с Нюминой семьёй по новозаведённой советскими евреями израильской традиции встретили христианский Новый год. Застолье, шампанское, советская искусственная ёлка с раритетными игрушками – родительское наследство, но с современнейшей электрической гирляндой, вытворяющей световые чудеса. А уже сегодня я с утра заглянул к Нюме поболтать. Мы сидели на кухне, и Нюма с аппетитом доедал остатки еды с праздничного стола, которые моя жена, предварительно разложив по коробочкам, насильно сунула ему, когда они с Милочкой уходили домой (Наум, безостановочно заклиная, что ничего под страхом смерти не возьмёт, скромно отвернувшись, держал тем не менее полиэтиленовый мешок широко раскрытым).
- Я тут с утра немножко «тяпнул» под ваши кебабы, - признался Нюма, – я их на сковородочке разогрел – отменная, доложу тебе, закуска (это он взял от русских, для которых слову «закуска» придаётся особый смысл и которой становится любая еда, а не только та, что подаётся перед горячим блюдом; прим. автора). Ну, как продвигается твой роман? – неожиданно спросил он. - Я недавно прочёл ещё пару глав в компьютере и остался доволен собой любимым. В них я, наконец, не кажусь таким жлобом, каким иногда у тебя выгляжу…. Но вот Моня считает, что материал подаётся излишне концентрированно.
- С романом я собираюсь закругляться, ибо историй у тебя много, они постоянно прибавляются, и книга может оказаться бесконечной. Я же, что глупо исключать, рискую отправиться в лучший мир, не дождавшись её завершения. А насчёт концентрации…. Ты предлагаешь чем-нибудь разбавить, долить воды?
- Нет, не стоит уподобляться классикам, подробно расписывая природу, людей и обстановку – современные авторы давно уже этим не занимаются.
- Да что ты говоришь? Вон у тебя я вижу на полках Дина Рубина, куда уж современней! Но порой такое загнёт в области стиля и словотворчества, что Лев Толстой представляется косноязычным.
Нюма удивлённо посмотрел на меня, а я встал и начал перебирать книги Рубиной на полках.
- Так, «Вот идёт Мессия» - хорошая книга. Ух, ты! У тебя уже есть «Синдром Петрушки» - блестящее произведение, а вот
«Белая голубка Кордовы» - отличная вещица, правда как обычно намудрила в развязке, пытаясь изобразить этакий триллер в стиле Дэна Брауна. Попробую сейчас в доказательство что-нибудь тебе накопать.
Нюма, что-то непрерывно жуя, пару минут терпеливо следил, как я вчитываюсь в текст.
- Ну вот попёрли финтифлюшки с загогулинами: «под синим вздыбленным, со сметанными островками небом … улица виляла всё кудрявей, совершила два плавных пируэта, … споткнулась и разлеглась небольшим грунтовым пятачком…». Смотри, не вру: более двух страниц (!) описание сада, дома и обстановки в нём. Ага, вот здесь, например. Это не совсем тот кусок, что я хотел найти, ну да не так важно, сойдёт и этот, читаю:
«… в углу развалилась большая плетёная корзина с луком…». Сразу предупрежу тебя и своего читателя, что за корзину переживать не стоит. Она абсолютно цела и вовсе не развалилась на куски, как кому-то могло показаться. Но у уважаемой Дины – приступ словоблудия, и она начинает одушевлять неодушевленные предметы. Она вполне бы могла написать: «В углу, как сытый кот, раскинув ноги, вальяжно развалилась большая плетёная корзина с луком…». Нет, лучше: «В углу, не обращая ни на кого внимания, в вульгарной позе развалилась напоминающая видавшую виды падшую женщину, давно уставшая от обыденности и тщетности впустую прошедшей жизни большая плетёная корзина с луком…». Таким образом, длину предложения можно увеличивать до бесконечности.
Хочешь сказать, что я преувеличиваю, что это уже не её стиль, тогда пойдём дальше вслед за героем, который, буквально через две строчки текста натыкается на кресло. Рубина пишет (только не свихнись, а если будешь читать вслух, не сломай язык): «Гора драпировок заваливала кресло, атрибутировать которое псевдо-антикварным оставалось только по изысканной витой ножке, кокетливо глядящей из-под складок бурого пледа». Ни прибавить, ни убавить! ... Хотя убавить не мешало бы…
А, кстати, лично тебе никогда не приходилось строить глазки ножке от стула? ... А перемигиваться со стульчаком от унитаза? ... А не было такого, чтобы тебе кокетливо подмигивала из-под изящно накинутой крышки ручка от ночного горшка? … Слава богу, значит, ты ещё не окончательно свихнулся и не станешь по одной только ручке «атрибутировать» весь ночной горшок как предмет столового сервиза.
Рубина – прекрасная, едва ли не лучшая сегодня писательница и умнейшая женщина, но вот эти её оборотики… Красиво это, поэтично, нужно? Не знаю, тебе решать. Я не в восторге, хотя Дине это, естественно, по барабану. Но лить воду в своей книге я не намерен…
Кстати, дорогой читатель, хочу на секунду отвлечься. Дело в том, что чуть позже я ещё раз поднял с Нюмой тему Рубиной, для начала спросив его: «Как ты относишься к литературному стилю Довлатова?»
- Замечательно! Я его обожаю!– воскликнул Нюма. - Меня потрясает лаконизм его предложений, порой доходящий до абсурда – ни одного лишнего слова. Критики пишут о Довлатове, как о «мастере сверхкороткой фразы».
- Именно это я и хотел от тебя услышать, - подтвердил я, - но вот в своей «Зоне» он пишет так: «Неожиданно закипел чайник». К чему здесь слово – «неожиданно»?
- Ну, это уже придирки…. Хотя где-то ты прав – можно было ограничиться двумя словами: «Закипел чайник», тем более что вряд ли это произошло так уж неожиданно.
- Совершенно верно! Так следовало бы сократить?
- Наверное…
- А теперь прочти сам, как о том же физическом процессе парообразования в жидкости пишет Дина Рубина. - И я, взяв с полки книгу «Синдром Петрушки», открыл её на фразе, начинающей 5-ую главу. - А это можно было бы сократить?
Нюма с удивлением прочёл вслух следующее: «Чайник вздохнул, будто вспомнил что-то своё, стариковское, пригорюнился на две-три секунды и вдруг встрепенулся и басовито забормотал, всё горячее и убедительней, кипятясь, то и дело срываясь на сиплый вой, пока не заголосил во всю ивановскую…»
- Ну, как? – поинтересовался я.
- Пожалуй, слово «неожиданно» у Довлатова справедливости ради можно оставить…
- У меня тоже не выходит так уж всё «концентрированно», как ты изображаешь, и знаешь, что пришло мне недавно в голову? Мне кажется, я рисковал, когда начинал писать юмористическую книгу о туризме и путешествиях, ведь в этих вещах по определению нет ничего смешного. Ты не находишь?
- Что значит «не нахожу»? Я абсолютно уверен, что только что совершённый тур, как и прослушанное классическое музыкальное произведение, вообще невозможно и не нужно обсуждать.
- ?!
- Ты удивлён? Ладно, ты вернулся после отпуска на работу и первый вопрос к тебе: «Где пропадал?»
- В Италии (это я к примеру), - коротко отвечаешь ты. Не начнёшь же ты в самом деле её описывать.
- А-а-а! – восклицают сослуживцы, с видом знатоков медленно и уверенно кивая головами. Это обозначает, что они там не были, но о стране такой слышали. Ибо если кто-либо из них, не дай бог, случайно там бывал, он посчитает своим святым долгом тут же тебя перебить и предпочтёт в двух словах и весьма бездарно самостоятельно рассказать о своём собственном туда путешествии.
Узнав, где ты отдыхал, основное большинство слушателей ограничивается единственным дополнительным вопросом:
- Ну, как там было?
Обычный в таком случае односложный ответ традиционно не предполагает большого числа вариаций: «Хорошо!» («Отлично!», «Красиво!»).
Этим разговор и исчерпывается. Редко кто ещё поинтересуется стоимостью тура, но, услышав сумму в долларах, поленится переводить её в местную валюту: «Мне это надо? Я что туда уже еду?».
Вопросов больше нет, и если кому-то придёт ещё в голову задать последний: «На сколько дней?» - ответь на него, но тут же убегай от этого товарища подальше, ибо перед тобой явный зануда (в Израиле таких называют «нудник» - ивритское слово, которое все «наши» евреи почему-то уверенно употребляют как русское).
Вот я и возвращаюсь к тому, с чего начал, то есть к классической музыке. Если, выходя в приподнятом настроении из филармонии, ты услышишь от своего приятеля что-то вроде: «Я сейчас по-новому воспринял лирическую кантилену из «Allegro ma non troppo» шубертовского квинтета до мажор», беги от этого зануды подальше, ибо с живого он с тебя не слезет. Не успел убежать – заткни уши. Не успел сделать и этого – тогда прими моё соболезнование и выслушивай своего приятеля-нудника до конца:
- Так ты обратил внимание, что эта кантилена переходит к скрипке, вступающей в канонический дуэт с альтом, и лежит в основе разработки, передавая в канонических секвенциях обновлённой репризы какое-то свежее настроение, веющее как
ветерок в осенних Альпах…
Нюма сделал паузу:
- Что ты глаза трёшь?!
- Нет-нет, говори, мне очень интересно!
- Я это заметил! И поэтому утверждаю, что впечатления от турпоездки, как и то, что навеяло музыкой Брамса или Шёнберга, умные люди носят в себе…. Ещё больше, правда, меня раздражает, когда человек, не побывавший в указанном тобой месте, пытается тем не менее «поддержать базар», находя, так сказать, собственную аналогию.
- Был я не так давно, - говорю, - в Венеции…
- Знаю, - перебивает этот умник, - у нас в этом году в селе после дождя канализацию прорвало - всю улицу затопило, только в болотных сапогах и перейдёшь, а продмаг залило по щиколотку – три мешка муки полностью отсырело! Не мука - тесто! Папиросы – и те курить невозможно! Корова выдаст блин – тот и поплыл. Куры по заборам сидят, квохчут, собаки на крышах воют - натуральная Венеция! Во как!
- Да, ассоциации потрясающие, - согласился я с Нюмой, - площадью Святого Марка и дворцом Дожей можно пренебречь! А бороздящие Гранд-канал роскошные и богато украшенные, сияющие разноцветными лаками многочисленные гондолы легко подменяются единственной дырявой и ржавой плоскодонкой участкового полиционера. Но это ещё что, я слышал даже такой оборот:
- У меня, говорит, смывной бачок потёк, а недавно ещё и унитаз треснул, аж к соседям протекло. Так и у нас, и у них дня три сортиры такие были, что ихняя Венеция отдыхает …
- Однако сравнениями с Венецией дело не ограничивается, - поддержал Наум. - Недавно получил письмо от друга из бывшего Союза. Я умышленно не буду называть сам город, в котором я когда-то жил, и не потому, что боюсь кого-то обидеть, а просто уверен, что это болезнь буквально всех постсоветских городов. Друг восторженно пишет: «Приезжай! Ты не узнаешь сейчас нашего города. Все первые этажи зданий – сплошные кафе. Просто Париж!». Ну, конечно! Чистый Париж, а что же ещё! Начнём с того, что не мешало бы сначала проверить на ком-нибудь, чем травят в этих кафе. Я уже молчу, что Париж – это, наверное, Елисейские поля, базилика Сакре-Кёр на холме Монмартр, собор Парижской Богоматери, Лувр и десятки потрясающих музеев и театров на всякий случай. Версаль, опять же, построен, надеюсь, не из свежего кизяка шайкой таджикских гастарбайтеров.
Ладно, пусть там внизу сплошные кафе. Однако не дай вам бог поднять голову и посмотреть наверх – вы увидите оставшиеся 4 этажа старой блочной серой советской облупившейся пятиэтажки со всей вызывающей тошноту атрибутикой: сушащимся на верёвках и давно уже утратившим белизну бельём, балконами, заставленными всяким хламом – банками из-под краски, табуретками, стеклотарой и прочими аксессуарами бурной деятельности. А также увидите личное хозяйство небритого Николая Ивановича, вышедшего покурить на балкон в трусах…
- Нюма прав, - подумал я, - рестораны не показатель. Основной ценностью любой поездки является всё-таки изучение достопримечательностей посещаемого города.
Но и тут я усомнился в своих выводах, вспомнив историю, произошедшую как-то в Зальцбурге, где все мы очередной раз отдыхали, живя в Мониной старой квартире. Как-то утром мы обнаружили, что дома не хватает кое-каких продуктов, и я вызвался сбегать в магазин. Выйдя из дома в старой, центральной, части Зальцбурга, я удивился, увидев группу людей, стоявшую буквально в десяти метрах от нашего подъезда. Все они, как по команде, задрали головы и рассматривали что-то на третьем этаже соседнего от нас дома. Там на маленьком балкончике росли какие-то цветочки, а рядом висело что-то вроде мемориальной доски. Меня привело в искренний восторг то, что экскурсия была русскоязычной! Гид рассказывала туристам о том, что в этом доме несколько столетий назад останавливался король Англии, по-моему, Карл и тайно встречался там с … - имя женщины потрясло так, что я, переполненный эмоциями, не смог дослушать увлекательнейшую историю до конца.
- Боже, какие мы идиоты! – додумывал я уже на бегу. - Живём в нескольких метрах от таких исторических мест и даже не подозреваем об их существовании. Нет, я в жизни больше не поеду «дикарём» - только организованные туры с гидом! За одну минуту столько нового узнать! Я бегом влетел в магазин, набрал всё необходимое и бегом же вернулся домой, чтобы немедленно поделиться распиравшими меня ярчайшими впечатлениями.
- Ну, вы и придурки, - запыхавшись, презрительно выпалил я с порога, - живёте здесь десять лет, ни черта не знаете, а я слушал сейчас русского гида.... Так оказывается в соседнем доме, буквально в двух метрах отсюда, не помню уж когда именно, король Англии или что-то вроде этого, Карл, что ли?... Короче, он там, кажется, тайно встречался со своей любовницей… или кто она там ему была?… Что они там делали - не понял, был какой-то заговор, что ли, а вот как звали эту женщину – я, к сожалению, забыл…. А может быть, то был вовсе и не Карл?! ...
Я так разволновался, что даже моя знаменитая память полностью мне отказала.
- Ну, так что, - флегматично поинтересовался вальяжно растянувшийся в кресле Нюма, - ты узнал что-то невероятное? Тебе слили очень важную информацию, без которой ты не мыслил своего дальнейшего существования? Намного ли ты поумнел или поднял свою эрудицию?.. А происходило ли всё то сверхъестественное, о чём ты забыл, именно в этом доме? А имело ли место всё произошедшее вообще? Пусть даже что-то там и случилось, а догадаться, чем именно они могли заниматься в комнате, можно без всякого гида, но какое всё это имеет сейчас для нас принципиальное значение?.. Ладно, не переживай, я тебя выручу, - наконец с серьёзным видом успокоил он меня, - ибо случайно знаю, что там произошло на самом деле. Просто несколько веков назад Карл I–ый, находясь в Зальцбурге, тайно переспал в этой квартире с Карлом IX-ым, отчего у них позже родилась дочь Клара, укравшая впоследствии у Карла X–го его кларнет. Вот и всё…. Привет Карлу от Клары!
Позже я прочёл изумительную фразу, здорово напомнившую мне тот Нюмин монолог, у Михаила Веллера в его замечательной «Долине идолов», о постановке «Ревизора» в современном театре: «Голая городничиха, трясущая сиськами перед Хлестаковым – обычная ныне театральная оригинальность. Вскоре мы увидим, как Хлестаков на авансцене трахнет Городничего. Привет Гоголю от Моголя»…
- Насколько я понимаю, ты, Нюмочка, считаешь, что туризм не имеет познавательной ценности?
- Абсолютно никакой! Вот ты сейчас сядешь с чемоданами в такси, собираясь, к примеру, в Барселону, а я в это же время открою Интернет, и не успеешь ты ещё доехать до аэропорта, как я буду знать о Барселоне гораздо больше, чем ты узнаешь о ней за двухнедельную поездку, даже в том случае, если тебе повезёт с гидом. Причём увижу сотни фотографий, отзывов и впечатлений. Ну, а если прочесть о Барселоне книгу…
- Ну, а как быть с твоими личными ощущениями?
- Погоди, не передёргивай! Ведь ты спросил о познаниях – вот я тебе и ответил.
- Но, сидя в Интернете, ты не можешь попробовать кухни той страны, как бы ни были привлекательны фотографии блюд на сайтах их ресторанов, - съехидничал я (кто меня тянул за язык поднять эту тему!), - иногда люди совершают так называемые «гастрономические туры»!
- Чего там «совершают иногда люди»? – Нюма вытаращил глаза. - Оставь и не корчь из себя миллионера! В том же Париже решил я раз «кутнуть» и в маленьком кафе заказал себе и Милочке по чашечке кофе и по паре круассанов. О происхождении чашечек, в которых нам поднесли кофе, я догадался чуть позже – это были привезённые эмигрантами первой волны из России фаянсовые расписанные финифтью сувенирные напёрстки. Я отслюнявил за это удовольствие вместе с чаевыми 24 евро, то есть в 24х5=120 шекелей! За такие деньги я мог бы здесь, в Израиле, съездить за 15 минут в галилейскую Кфар-Канну и купить там в местной фалафельной 1 килограмм (!) готовой шуармы, пакет с питами, а также коробки с фалафелем, с кучей салатов, солений и прочего. А потом устроить себе и минимум четверым прожорливым друзьям у себя в доме настоящий гастрономический тур. А на сдачу сварить двухлитровую кастрюлю отличного турецкого кофе и пить его из пивных кружек с неограниченным количеством круассанов! Нет, ты постой, постой! В Каннах (не галилейская Канна, про которую я сейчас упомянул, а Канны, что во Франции, близ Ниццы) как-то чёрт меня дёрнул устроить второй завтрак. В обычном уличном кафе (а не в парижском ресторане «Конвульсии чревоугодника») я заказал не «омаров в трюфелях», не печёных улиток, не лягушачьи лапки и не пищащих во время употребления королевских устриц, а всего лишь варёные куриные яйца себе и жене (в количестве по одной штуке на брата!) с обычной булочкой. Эти две «таблетки» можно было принять не запивая, поэтому, учитывая печальный опыт, от кофе я отказался. Счёт тем не менее был таким заоблачным, что, увидев его, я даже всердцах выкрикнул Милочке: «Выплюнь, мы съели с тобой яйца Фаберже!»…
Гастро-тур - лучшая диета. Возвращаешься из него во всех отношениях налегке – кошелёк облегчен до одной оболочки, тело также представляет собой оболочку, набитую бренчащими костями, и его вес, нажитый за всю жизнь непосильной едой, презренно сброшен. Ну, а название «гастро-тур» - полностью себя оправдывает, ибо гастрит - это единственное, что ты привозишь домой из тура в качестве сувенира.
Кстати, есть отличный анекдот, касающийся «гастрономического туризма»:
«Сидит «крутой» турист в Мадридском ресторане. Вдруг посреди вечера приглушается свет, и в зал с помпой входит хозяин ресторана в окружении официантов. Они проходят к одному из столиков, ставят перед посетителем огромное блюдо, торжественно снимают крышку, а под ней какое-то изумительно украшенное овощами и зеленью блюдо, по форме напоминающее два огромных яйца.
- Что это? – подзывает этот крутой турист одного из официантов.
- Дело в том, - разъясняет тот, - что рядом с нашим рестораном проходит коррида и у нас есть эксклюзивное право взять яйца поверженного быка. Мы тут же запекаем их под особым соусом – это потрясающе вкусное и исключительно благоприятное для мужской потенции блюдо! Вы можете записаться на следующую неделю.
Турист записывается. В назначенный день приходит в ресторан. Посреди вечера снова приглушается свет, повторяется знакомая сцена, но на сей раз блюдо подносят ему, торжественно открывается крышка, под ней всё то же самое, только вместо двух огромных - два небольших яйца.
Турист возмущается:
- Но почему мне такие маленькие, в прошлый раз были…
- Синьор, мы просим нас извинить, но не всегда побеждает матадор…»
- Так о чем это я? - вспомнил Нюма. – Ах, да! Насчёт кулинарии заморских стран.
В Италии, точнее в центральной части Венеции, в ресторане мы ели их знаменитое спагетти. Запоминай рецепт: сварить обычную лапшу-спагетти, которую можно купить сегодня в любом российском сельпо. Залить подсоленной водой, изображающей бульон и положить сверху столовую ложку поджаренного в томат-пасте куриного фарша. Всё, bon appetit - можешь начинать давиться. Но лучше послушай балладу о пицце. Её мы «ели» тем же вечером, но уже в северной Италии, в Кортина-де-Ампеццо. Кафе-пиццерия, нужно отдать должное, внешне было потрясным, особенной красотой поразил туалет, облицованный алым кафелем, в стенах которого я с наслаждением провёл лучшие минуты своего итальянского турне. Нужно признаться, что туалет для путешественника – предмет особой роскоши. Никогда, находясь дома, ты не получишь от посещения этого заведения такого удовольствия. Особенно если он бесплатный. Порой в туристической поездке ради наслаждения посидеть в тишине туалета, стоит проглотить пару кусков пищи неизвестного тебе происхождения в любом западном ресторане или сходить на любой театральный спектакль, идущий на неизвестном тебе языке. Это не те советские туалеты, что описаны мною и Владимиром Войновичем. Впрочем, давай вернёмся к столику.
Красиво было бы начать повествование с того, что в качестве официантки нас обслуживала пышногрудая, роскошная и сексапильная молодая итальянка. Тем самым я моментально заинтриговал бы мужскую половину твоих читателей. Таким приёмом всегда пользуется Эдуард Тополь, у которого все девушки по определению красотки, он тут же с ними знакомится, и этим же вечером они «занимаются любовью». Но я человек простой и честный, поэтому вынужден признаться, что нас обслуживал пожилой, нескладный мужичок с какой-то помятой мордой, даже отдалённо не напоминавший Челентано. Он притащил меню и встал у нас над душой.
В меню, как я сообразил, были сплошные пиццы – не менее 50-ти наименований. Я слаб в итальянском языке, так что ориентироваться мог только по ценам. Названия каждой пиццы состояло не менее чем из шести слов, а часто и намного больше. Первой в меню стояла что-то вроде: «Санта Лючия рондо капричиозо Сакраменто бамбино пикколо» (Нюма употребляет бессмысленный набор итальянских выражений и слов разной тематики; пикколо бамбино – маленький ребёнок, прим. автора). Ещё круче звучало название следующей пиццы. Искать и выбирать было бессмысленно, поэтому мы заказали первую и вторую пиццы из списка: съедим по половине, а потом поменяемся. Далее началось действо по её изготовлению. Повар, не вызывающий почему-то моего доверия, у всех на глазах не менее десяти минут колдовал над двумя блинами: что-то там резал, тёр, чем-то мазал, чем-то посыпал. Затем положил один из пирогов на несуразного размера ухват, длина которого составляла не менее четырёх метров, и проворно затолкал свой кулинарный выкидыш сквозь бесконечный туннель в полыхающую где-то вдали печку. Какой смысл придаётся такой конструкции печи – я не понимаю по сей день. Вслед за первой «уехала» в преисподнюю и вторая пицца. После весьма долгого и нудного ожидания две эти увесистые лепёшки оказались, наконец, на нашем столе. Привыкший к мягкой и сдобной израильской пицце, я имею в виду ту её часть, что делается из теста, я с удивлением отметил, что «настоящая» итальянская пицца очень тонкая и по твёрдости не уступает алмазному диску для резки металла. У меня даже возникло подозрение – а не бухнул ли случайно этот «макаронник» цемента, вместо муки?..
Не обнаружив на столе зубила, молотка и тисков, я с ужасом понял, что попробовать этот блин, не сломав при этом челюсть, мне не удастся. Однако надежда поесть всё же оставалась, ибо на пиццах лежал трёхсантиметровый слой начинки, весьма, правда, сомнительной по виду и составу. Пицца, доставшаяся первой Милочке, была исполнена в коричневых тонах, нежная же пена, покрывавшая мою пиццу, была абсолютно белой. Я опасливо попробовал…. Не берусь описать, мягко выражаясь, «странный» вкус и той, и другой, но, брезгливо ковыряясь в них, я подумал, что лучше бы я заказал кусок хлеба с маслом. Было сильное желание размазать эту пиццу на голове ехидно улыбающегося повара, а затем, прикрутив освободившийся диск пиццы к электрической дрели, отпилить ему руки. Ко всему прочему пена, обильно покрывавшая пиццы, была весьма солёной и горчила так, словно он от души плеснул в неё полынной настойки…
- Как там называлась одна из пицц, - спросил я у жены, когда мы с пустыми желудками вышли на улицу, - «бамбино пикколо»?
- Не помню, - призналась Мила, - что-то в этом духе.
- Честнее было бы назвать коричневую «Бамбино какало», а белую – «Бамбину вырвало»…
Но на этом итальянские гастрономические приключения этого дня не закончились. Пройдя несколько десятков метров по Кортина, мы увидели усатого итальянца, торговавшего прямо на улице курагой (сушёными абрикосами) потрясающей красоты и удивительного размера. Огромной горой лежали эти полупрозрачные оранжевые фрукты размером чуть ли не в вяленый персик, прикрывая торговца так, что виднелся лишь один его нос, окаймлённый чёрными усами снизу и чёрными глазами сверху. Мы, не сговариваясь, тут же решили купить полкило, сколько бы нам это ни стоило. Продавец начал набирать нам сухофрукты в бумажный кулёк, а я по советской привычке решил заглянуть с другой стороны и посмотреть, что он там накладывает. Я был абсолютно уверен в честности этого симпатичного дядьки и в том, что итальянец никогда не будет уподобляться дешёвым приёмам кавказцев с Даниловского рынка. Однако, увидев склоны горы кураги со стороны продавца, я впал в состояние шока от этого жалкого зрелища. Итальянский же бандит спокойно и нагло накладывал нам в бумажный кулёк крошечный, пересушенный урюк (сорт мелких абрикосов, произрастающих в средней Азии; прим. автора), максимальный размер которого не превышал в диаметре двухкопеечной монеты. По сравнению с этим гадом азербайджанские мафиози, торговавшие когда-то сухофруктами на бывшем Черкизовском рынке, представлялись грудными детьми, возящимися в песочнице в обделанных подгузниках.
Я пулей метнулся назад, схватил несколько крупных вяленых абрикосов и попытался закинуть их в его кулёк.
- Пиано, пиано (piano - тихо; итал.), - искренне возмутился итальяшка, привычным движением отправив все то, что я ему кинул, назад на противоположный ему откос горы. Этим «художеством» он, должно быть, занимался целыми днями, а я, видите ли, пытаюсь разорить ему «витрину».
- Какое тебе ещё, урод, фортепиано?! – взорвался я.
Жена удивлённо смотрела на меня, и мне пришлось объяснить ей своё поведение. Дело в том, что в Израиле покупатель сам может набрать себе буквально по одному любые из приглянувшихся ему овощей, фруктов или сухофруктов. Возможно, избалованный этим, я, задыхаясь от негодования, не задумываясь, выпалил:
- Ты посмотри, Милочка, какую мерзость накладывает нам этот педераст!
В тот момент мне и в голову не пришло, что я от волнения вдруг чисто и без акцента заговорил по-итальянски. Во всяком случае, торгаш безошибочно понял мою фразу.
- Ио педерасто, ио педерасто (io – я; итал.)?! – истерически, бесконечным рефреном вопрошал он, стуча себя в грудь.
Тут я с удивлением обнаружил ещё и то, что не только прекрасно говорю по-итальянски, но и дословно понимаю сказанное, во всяком случае, сразу понял его навязчивый вопрос:
- Ты, ты, гад, не я же! Но ты не одинок. Могу познакомить тебя с твоим сексуальным партнёром из пиццерии! – выкрикнул я, но, увидев, что он всё ещё указывает мне, как правильно раскладываются фрукты, резко добавил на чисто итальянском языке где-то услышанное ранее выражение:
- Не учи отца – и баста.
- Basta, basta, addio! (Достаточно, достаточно, до свиданья; итал.) – огрызнулся тот.
До драки дело, как понимаешь, не дошло, ибо торговец урючными кожурками побоялся оставить без присмотра свою мусорную кучу, но спать я пошёл голодным, даже не пытаясь в четвёртый раз в этот день проглотить хоть что-нибудь съедобное.
Теперь на минутку вернёмся в Испанию. Заказали мы как-то в ресторане Ллорет де Мар (Коста Брава) испанскую «паэлью». Попробовать, что это такое. Ну, что тебе сказать – хреново приготовленный жирный и дрянной плов, да ещё с добавлением рыбы. А потом уже дома я поискал в Интернете рецепт их паэльи – нашёл этих рецептов более полутора тысяч. Приготовил по первому попавшемуся. Так это же был совсем другой «компот». А по вопросу приготовления итальянской лазаньи, к примеру, в сети – 1 миллион 890 тысяч ссылок. И так далее в том же духе.
Вот тебе и гастрономические туры.
- Боюсь, что если я намекну тебе, что существуют ещё так называемые «секс-туры», ты со своим Интернетом вообще разнесёшь меня в пух и прах! И какой же ты после всех этих рассуждений «знамянити пятюшественик»?
- Так это ты сам и выдумал! А я скажу тебе так: к чёрту постсоветское пространство, к чёрту всё, включая европейские столицы и прочие города. Ничего не способно заменить мне отдыха на природе!
Возможно, Нюма здесь и не лукавит. Но интересно отметить, что у него, человека невероятно коммуникабельного и ярко выраженного экстраверта, человека, который двух шагов не может пройти, чтобы не остановиться с кем-нибудь потрепаться, излюбленной похвалой является восторженная фраза: «Там не было ни единой души!»
- Ну, как было сегодня на озере?
- Просто чудо, ни одного человека!
Он так часто это повторяет, что, кажется, спроси его: «Как прошёл спектакль в театре?», услышишь: «Прекрасно! Представляешь, не было ни единого зрителя в зале!!!».
Озеро – вот Нюмина стихия.
- Если я утону, - торжественно кричит он счастливым голосом, ныряя в воду с четырехметровой высоты, - считайте меня коммунистом, а если всплыву, - добавляет он чуть тише, пока его Милы нет рядом, - считайте меня говном.
- Уж лучше всплывай, - крича в ответ, весело советуют ему друзья и родственники, - не хватало ещё стать коммунистом на старости лет.
- Я помню, - напрягает память Наум, - Губерман писал, что любит отдыхать на природе. Не могу с ним не согласиться…
- Нет, Нюмочка, ты же передёргиваешь фразу, из-за чего теряешь сам контекст. Губерман просто играет словами:
При хорошей душевной погоде
В мире всё гармонично вполне.
Я люблю отдыхать на природе,
А она отдохнула на мне.
- Ну, это он скромничает! А вот с такой памятью, как у тебя, Бэрл, я бы лучше удавился!.. Впрочем, нет, я тоже могу кое-что вспомнить, ведь это Довлатов писал, что евреям подавай любую природу, так как своей у них нет…
- Нет, я бы определённо не советовал тебе кого-либо цитировать, потому как ты изначально не способен запомнить ни чужих, ни собственных высказываний. А Довлатов в своём «Заповеднике» написал ровно наоборот: «Говорят, евреи равнодушны к природе…. Своей, мол, природы у евреев нет, а к чужой они безразличны…. Что ж, - пишет он, - может быть и так. Очевидно, во мне сказывается примесь еврейской крови…»
- Тогда я, стало быть, вовсе не еврей. Видимо, в роддоме было два новорожденных лысых и в очках, и нас перепутала поддатая акушерка, - подытожил Нюма, не слишком при этом расстроившись.
- А вот меня природа даже угнетает, - тоскливо отозвался я, - особенно если я нахожусь на её лоне один. И чем красивей эта природа, чем гуще её тишина, тем большую тоску она во мне вызывает. С трудом могу представить себя одного в горах, в лесу или на пустынном пляже, хотя я куда в большей степени мизантроп, чем ты, Нюма. Ты как-то назвал южную Баварию раем на земле, и я тогда придумал на этот счёт грустный анекдот-вопрос, используя отчасти идею Михаила Жванецкого:
«Чем отличается южная Бавария – рай на земле - от обычного, теологического рая?
В обычном раю выпил – не опьянел, добавил – тот же результат, застрелиться – невозможно…. А в южной Баварии можно и «нажраться» и повеситься!»…
Наум снисходительно улыбнулся и изрёк:
- У каждого свой вкус, - сказал индус и … женился на обезьяне…. Нет, никого конкретного я здесь не имею в виду.
Нюма на секунду замолчал, но вдруг его как будто осенило:
- Вот тебе первый признак, по которому можно отличить туриста от домоседа: настоящего туриста изначально не раздражают (представь, не просто не раздражают, но часто ему даже нравятся!) сами по себе сборы в поездку: многомесячная «торговля» с женой по вопросу предполагаемого места отдыха, приобретение авиабилетов, обмен валюты, выбивание отпуска на работе, приобретение подарков всем тем, кого он решил «осчастливить» своим посещением на тот случай, если сам план его путешествия предполагает «сесть кому-то на шею». Паковка чемоданов, во время которой обнаруживается, что у его жены давно уже выцвел купальник, слишком старенькая куртка, а кроссовки неприличны для поездки за границу. Всё это она тут же с недовольным лицом в доказательство надевает на себя, и он действительно видит, что купальник не только выцвел, но и врезается в увеличившуюся грудь, чего он раньше не замечал, ибо обращал внимание на фигуру своей жены только в тот момент, когда та случайно вставала между ним и телевизором. Так что требуется быть готовым к непредвиденным затратам вплоть до срочной замены старой зубной щетки и самих чемоданов. Беготня по магазинам и закупка товаров согласно бесконечным спискам, отягощённая заботой - как со всем этим скарбом добраться до аэропорта? Распределение на время поездки по разным знакомым и родственникам сдуру заведённой им когда-то живности: домашних животных, птиц и детей (кто чем богат), с обеспечением всех распиханных как минимум едой. Уговаривание соседей поливать его комнатные и балконные растения, выдача им ключей от квартиры и раздача ЦУ по этому случаю (необходимо иметь в виду, что всем тем, кому он всё это распихал и поручил, равно как и всем его близким родственникам и знакомым, придётся везти из-за границы подарки и сувениры, которые отнимут минимум половину обменянной им валюты и львиную долю его жалкого отпуска). А так же (с возрастом) посещение врача, выписка рецептов и закупка лекарств на весь период отпуска. Опустошение холодильника и очистка дома от всех скоропортящихся продуктов путём заталкивания последних в себя…
- Всё, хватит! - умоляюще перебил я Нюму, который явно не собирался останавливаться. - Я уже никуда не еду и очень надеюсь, что ты пожалеешь мои нервы и не станешь сейчас описывать второй и последующие признаки отличия туриста от домоседа! Знаешь, ты напомнил мне сейчас концерт Жванецкого, где он примерно так начал своё выступление:
- Раньше я выходил: листик бумаги. Читал. А сейчас, с возрастом, всё вынимаешь: лекарства, клизму, порошки, очки…. Отход ко сну, как отъезд в другой город…
- Подписываюсь под каждым словом! Могу себе только представить, с чем Жванецкий умудрился бы сравнить отъезд за границу.
- А как насчёт отдыха со старыми друзьями в своём родном советском городе, который ты покинул более 20-ти лет назад?
- Ни приведи господь! Я же сказал, что у меня нет здоровья столько пить!
- А ты не пей!
- Как не пить?! Ведь они наливают! Ведь они требуют! Они настаивают! У них там традиция! Вековая! Да и неудобно перед людьми нахально жрать закуску, не опрокинув стопочки.
- Так признайся им, что ты болеешь.
- Пробовал. «А нас, - спрашивают, - ты не за здоровых ли, случаем, держишь? Нет. Но ведь мы-то пьем! И ты не должен трястись за своё здоровье, хотя бы потому, что ваша израильская медицина вмиг потом из тебя снова человека сделает, если чё. Это нам, несчастным, не на кого рассчитывать – пьёшь всю жизнь, стараешься: «за здоровье», «за мир во всём мире». А где он, «мир», где оно, «здоровье», и где их грёбаное медобслуживание? Сдохнешь, и градусника никто не поставит…. На могилу».
- Погоди, Нюмочка, но я что-то не припомню, когда это ты успел побывать у себя на родине?
- Да нигде я не был, но отлично себе представляю, как это может происходить, печенью, можно сказать, чую. Ну и по опыту уже побывавших…
Нюма вымокал хлебом остаток салата.
- Так вернёмся к проблеме отпуска, - Нюма вернулся к оставленной теме, - дело в том, что существует два вида отдыха – активный и пассивный…
В этот момент вошла Мила. Нюма, неловко оправдываясь, с жертвенным лицом пробурчал, что никто в этом доме ничего не ест, вот он решил покушать за компанию, с трудом «спасая» три килограмма подсунутой ему вчера прошлогодней пищи (под словом «за компанию» он, видимо, имел в виду «за всю компанию»; прим. автора).
Чтобы не мешать Милочке, мы перебрались в зал и какое-то время болтали на разные темы. Тут Нюма напряг лоб, вспомнив вдруг, что мы говорили об отдыхе и туризме.
- Да, так на чём я давеча остановился?
- На активном и пассивном, - серьёзно напомнил я.
- Правда?! – у Нюмы глаза полезли на лоб. – Неужели мы сейчас об этом говорили?
- Ну да, о двух видах отдыха.
- Тьфу, ты меня напугал! – успокоился Наум. - Так вот, если ты, проводя отпуск, ходишь в походы, купаешься, проплывая в день по нескольку километров, носишься на велосипеде или байдарке, лазишь по лесам, горам и тому подобное, это называется пассивным отдыхом, а если едешь в туристическом автобусе, выполняя единственное упражнение по разминке шеи под команду гида: «Посмотрите налево, посмотрите направо» - это уже активный отдых, то есть туризм. В таком случае по общепринятым представлениям я ратую за так называемый «пассивный» вид отдыха.
- Но, Нюмочка, - вставил я, - ты как бывший гид должен знать, что «упражнение по разминке шеи в автобусе» выматывает так, что вечером в гостиницу тебя всякий раз заносят ногами вперёд, так как, ни только в реанимацию, но даже в морг в таком состоянии уже не принимают.
- Да, ты прав. В бытность, когда я был экскурсоводом, я не только за рубль мог воробья в чистом поле до смерти загонять, но и за 7 рублей зверски замучить вплоть до летального исхода группу ни в чём не повинных туристов. Но почему ты обозвал меня «бывшим»? Нет, гида из меня уже не вытравить. Ты знаешь, какой экскурсовод просыпается во мне, когда я нахожусь на территории Германии или Австрии? Да и здесь, в Израиле, тоже. Помнишь, недавно к нам на один день приезжали гости из Питера? Так за этот день мы накатали хороших 400 км, плюс набродили пешком километров 20. Ну, и жрали, вестимо, и купались до одури. Мы были в арабском Назарете, посетили гору Тавор, побывали в Тверии, объехали вокруг Кинерета, посещая там все христианские святыни, были в Цфате. Потом поехали к морю в Акко, в Хайфу. Я, забывая подышать, трепался добрых 14 часов эфирного времени. Питерцы вернулись домой без сознания и в полной прострации (я уже как-то упоминал, что Нюма традиционно вымарывает букву «т» из этого слова; прим. автора), в противном случае, если бы медицина имела возможность откачать моих гостей, их восторгам, уверен, не было бы предела. Вот чем отличается настоящий туризм от просиживания пружин на диване!
- Так сколько же потребовалось времени, чтобы довести любимых гостей до преждевременной кончины? Неужели не нашлось более лёгкого и дешёвого способа добиться того же результата? – поинтересовался я.
- Мы вышли из дома в 7 утра и вернулись в первом часу ночи. Ты же знаком с моим основным критерием оценки людей: человек, встающий позже 6-ти утра – мой личный враг. Уже в восьмом часу утра мы сидели в Назарете напротив Благовещенской церкви на той самой скамейке, на которой сиживал Гоголь, и завтракали шуармой.
- Кто сиживал?
- Гоголь, Николай Васильевич.
- С чего ты это взял? Там что висит подтверждающая этот факт мемориальная доска?
- Настоящий гид не станет дожидаться момента, когда кому-нибудь придёт в голову прицепить мемориальную доску к скамейке, что вряд ли когда-нибудь произойдёт. Но я точно знаю, что Гоголь в середине 19 века бывал в Палестине и, в частности, в Назарете (поездка его не слишком впечатлила, и, воспоминания о ней он называл «сонными»). И он, несомненно, сидел на скамейке подле той церквушки, которая была сооружена вокруг источника, из которого, в свою очередь, Дева Мария набирала воду, когда архангел Гавриил сообщил ей «благую весть» о её невероятной беременности. Гоголь со злобным лицом сидел на этой скамье, закинув ногу на ногу, а мимо проходили загаженные и вонючие ишаки с аналогично выглядевшими на их спинах грязными и небритыми арабами. Эта сцена прямо-таки стоит у меня перед глазами.
- Но почему ты решил, что это была та самая скамейка?
- Во-первых, она весьма ветхая, во-вторых, никакой другой скамейки рядом нет, а, в-третьих, что ты такой нудный? Какая разница, на какой скамейке он сидел? Пусть он вообще ни на чём не сидел, а просто проходил мимо, проклиная, как некоторые советские евреи-репатрианты, Палестину и свою дурацкую прихоть сюда припереться. Гид не должен зацикливаться лишь на том, что ему доподлинно известно – всегда должно оставаться пространство для воображения. А что касается мемориальных досок, то даже на Назарет их не напасёшься. Давай вешать на каждом углу: здесь был Иисус Христос со своими родителями, его крёстный Иоанн Креститель, Понтий Пилат, Ирод Агриппа, апостолы, естественно, пусть и неполным составом и так далее. Несчастный Николай Васильевич в тесном кругу таких именитых предшественников рискует сильно поблекнуть. И вообще, чего ты прицепился ко мне со своим Гоголем и мемориальными досками в его честь? Может быть специально для тебя в доказательство его посещения Назарета изваять и установить в городе «конный бюст» Гоголя. Ты, по всему видно, Гоголь-моголя в детстве досыта не наелся!
Хотя справедливости ради стоит отметить, что, если в Назарете поставили бы рядом памятники Гоголю и, к примеру, Марии Магдалине, мол, «они здесь были», турист из России обратил бы внимание исключительно на первого: «Ежу ясно, что эта их Магдалина постоянно здесь околачивалась, но какого чёрта нашего родного Гоголя сюда занесло?». Арабов тем паче возмутило бы появление этого нового носатого еврея в их городе, и сам этот факт стал бы отличным поводом для нового витка вооружённой интифады. Иди потом доказывай им, что он не столько еврей, сколько антисемит. Не веришь - почитай его роман «Тарас Бульба», не адаптированный под школьную программу.
Так что, Бэрчик, ничего я не выдумал. Воскреси сейчас самого Гоголя, и тот под страхом повторной смерти не вспомнил бы о такой мелочи, на какой из скамеек (если бы она даже была не в единственном экземпляре) он тогда сидел. Зато ощутил бы ты накал той получасовой дискуссии о писателе, начавшейся сразу после этого моего объявления. Вспомнили «Ревизора», «Шинель», «Мёртвые души», помянули кинофильм «Вий» и как неотразима была Наталья Варлей в роли панночки-ведьмы, и что она, несмотря на свои 60 с лишком лет, совершенно с тех пор не изменилась и даже похорошела…. Это ещё что, ты посмотри на Эдиту Пьеху. Какой страшненькой она была в молодости, а сейчас!.. Я старался угомонить их пыл, пытаясь направить отвлечённый трёп в нужное русло и напоминая, что раньше на этом же самом месте стояла другая скамейка, на которой сидели в своё время Иисус Христос и прочие вышеупомянутые товарищи…. Тем не менее самым ярким для них впечатлением от Израиля стало именно то, что мои гости, благодаря прекрасному гиду в моём лице, только здесь смогли воистину прикоснуться к истории собственным задом, посидев на гоголевской скамейке.
Вообще об экскурсоводах можно писать многие тома. Я как-то рассказывал тебе о своей недавней поездке в Питер. В Екатерининском дворце, что в Царском Селе, гид пенсионного возраста, строгая, высохшая бабка с сильно затянутыми в фигу волосами и в огромных старомодных очках, сидевшая, видимо, до пенсии в «тройке», а позже преподававшая где-то историю КПСС, завела нас в очередной дворцовый зал. Богатство и роскошь, огромные картины в тяжелейших позолоченных рамах. Растрелли явно не пожалел золота на покрытие им бесчисленных плафонов, лепнины, фресок и панно, использованных в пышном декоре зала, обогатив его и без того шикарное внутреннее убранство.
- Этот зал, - старческим, гнусавым голосом оповестила бабка - экскурсовод, - недавно подвергался реставрации. Кто может предположить, сколько золота потребовалось реставраторам на его восстановление?
– Пару килограммов – как минимум, – прикинул я, всматриваясь в сплошную позолоту, – не считая, разумеется, разворованного. Но меня опередила Милочка, пребывавшая в тот момент в чудесном настроении. В приступе своей природной щедрости она наивно выпалила:
- Пять килограммов!
Бабка с фигой на голове вздрогнула и искривилась так, словно ей своей собственной башкой пришлось отразить удар указанного веса. Она с ненавистью посмотрела на Милу как на врага народа, только что нагло у всех на глазах полностью разорившего государственную казну России, равно как её золотой запас и алмазный фонд вместе с шапкой Мономаха.
- Вот таким фифам ничего не стоит в одно мгновение обобрать до нитки нашу Родину! - проскрипела она. Создалось впечатление, что гид готова была без суда припаять этой малообразованной красотке «сталинский четвертак», но старушка, с усилием взяв себя в руки, дрогнувшим голосом гордо добавила: «Реставраторы использовали лишь 37 граммов золота, товарищи!» ( Впрочем, как профессиональный гид, она вполне могла хорошенько приврать – чёрт её душу знает…)
Мила покраснела так, будто её прилюдно заставили раскрыть сумочку, а то и задрать юбку (!) и тем самым с позором предъявить разъярённой толпе нагло украденный у трудового народа и припрятанный в трусиках пятикилограммовый золотой слиток.
- Милочка, умоляю тебя впредь не умничать, - попросил её я, - а то по заяве этой милой бабушки тебя, чего доброго, здесь же повяжут и упекут лет на пять тянуть срок по статье 160 УК Российской Федерации: «Растрата государственной собственности в особо крупных размерах»...
Нюма попытался что-то припомнить.
- Слушай, - вдруг вспомнил он, - уж коль мы начали говорить об экскурсоводах, не можешь ли ты припомнить случай, когда, находясь в Литве, ты сам блуждал по горам и лесам с собственной экскурсией.
- Ещё бы, - отозвался я, - мне идеально запомнился тот жуткий день! Но это довольно длинная история. Может описать её отдельной главой, а потом дать тебе прочесть? Но как-то неловко называть себя «гидом».
- Да и не нужно, - улыбнулся Наум, - будет несправедливо объявить, что ты - «Человек-паук» только потому, что ты выпил компот, не заметив в нём мухи?..