Дюк кого-то почувствовал
Есть мнение, что "лучшая рыба - это колбаса" (при этом всегда добавляется, что "лучшая колбаса - чулок с деньгами"). Однажды мне довелось принести с рыбалки именно этот продукт питания. Случилось это в Приморье. Мы работали в Ольгинском районе на небольшой речке Брусиловка, неподалеку от брошенного одноимённого села. В нём жили только два человека: дед с бабкой, приехавшие сюда вместе с родителями ещё до революции.
Угощая меня своим мёдом, дед рассказывал, как мальчишкой плыл на теплоходе из Владивостока до Ольги, с ними была корова, ещё какая-то живность. Село поначалу было большим и многолюдным. Дед говорил, что его название было дано в честь знаменитого генерала Брусилова, сумевшего в ходе Первой мировой войны, нанести сокрушительное поражение немецким войскам. Селянам посоветовали его дать в надежде, как сейчас бы сказали - на спонсорскую помощь от знаменитого генерала, которому, разумеется, сообщили, о сем факте.
Как обычно, на берегу речки, - по размерам, скорее, ручья, - я поставил для себя палатку, а лаборант Женя Бочарников, - вечный студент Владивостокского университета, и водитель Геннадий Козлов, полный тёзка и однофамилец какого-то беглого уголовника - его портреты были тогда развешаны на всех углах Владивостока, - по обыкновению ночевали в просторной будке автомобиля. В Ольге мы купили кое-что из продуктов, в том числе батон варёной колбасы. Стояла вторая половина лета, было жарко, поэтому я засунул его в прохладный ручей под корягу.
На второй день с утра увидел, что возле нашего лагеря крутятся две дворняги, и как они что-то утащили с нашего раскладного стола. Вспомнил про колбасу, - нехорошие подозрения шевельнулись в голове. Сходил на ручей, заглянул под корягу, - батона не было. Сразу после этого я торжественно пообещал не пожалеть карабинных патронов для хвостатых расхитителей нашей собственности, в душе, конечно, понимая, что пожалею, но вовсе не патронов, - этого добра у нас было навалом, - а четвероногих "расхитителей", испытывающих естественное желание полакомиться деликатесом.
На другой день решил побросать на ручье удочку, - коли, у нас не стало колбасы, так хоть рыбки поесть. Переходя от ямки к ямке, в каждой из которых я изымал по нескольку мальм и пеструшек, метров через сто уткнулся в перегородившую ручей сетку. Ею был огорожен питомник пятнистых оленей, - я знал об этом и ещё раньше подходил к сетке со стороны дороги, чтобы в бинокль полюбоваться на красивых животных.
Рассеянно посмотрел, как вода фильтруется через сетку и вдруг между каких-то палок, другого мусора, увидел покачивающимся на волнах, похожий на сильно уменьшенную модель - только без рубки - атомной подводной лодки, наш батон колбасы. С рыбалки я вернулся с колбасой, рыбой и безоговорочной реабилитацией дворняг, подвергнутых острой критике с обещанием применить самые строгие санкции по ложному обвинению, основанному лишь на факте их присутствия вблизи объекта, с территории которого исчезли некоторые продукты.
Будет уместным здесь сообщить, что в составе нашего отряда имелся ещё один, неофициальный, член – сородич вышеподозреваемым в преступлении дворнягам, но вполне породистый спаниель с аристократической кличкой Дюк. Жене Бочарникову не с кем было оставить его во Владивостоке, поэтому он взял его с собой, хлебнуть полевой жизни, которой Дюк, однако, нисколько не тяготился. Он ходил с нами в маршруты, успевая пробегать, наверное, впятеро больше нас, обшаривая все окрестные кусты и распугивая своим лаем бурундуков и белок. Однажды он сунул свой нос, куда не следует, «заработав» укус щитомордника. К вечеру подбородок у него стал, как у пеликана, Дюк загрустил, отказывался от еды. Потом он куда-то пропал на целый день, - пошёл, наверное, природную «аптеку» искать. Вернулся он вполне здоровый и по-прежнему весёлый.
Мы с ним подружились и когда, чтобы определить своё местоположение, мне приходилось забираться на деревья, пропадая из поля его зрения, он начинал беспокоиться, жалобно скулить, – куда, дескать, любимый начальник делся, как мы теперь без него жить-то будем. По возвращении из маршрутов он, прибегая первым, сразу забирался в мою палатку с круглой дыркой с затягивающейся «юбкой» в качестве входа, напоминающую ему, наверное, собачью будку. Я его, конечно, потом выгонял, но он не обижался, удовлетворялся, видимо, малым, пятью-десятью минутами покоя, поэтому не склонен считать это местью, когда он задрал заднюю лапу над связанным мной берёзовым веником, - однажды мы поставили лагерь рядом с оловянным прииском Лысогорка, где была хорошая баня (старатели там мыли не традиционные золото или платину, а оловосодержащий минерал касситерит).
Иногда мы устраивали «концерты», – стоило мне затянуть протяжное «у-у-у-у-у», как Дюк тут же отвлекался от любого дела, некоторое время, ещё не веря своему счастью, недоверчиво смотрел на меня, - не обману ли? - а потом, подняв морду кверху, присоединялся, составляя мне дуэт. Вот такая была с нами замечательная собака. Хотелось бы в конце добавить, что он ещё и выпивал с нами, разведённого спирта там или вина (сами-то мы изредка это делали, уж не утаю, не притворюсь трезвенником), но чего не было, того не было.