Трофимыч

Елизавета Сыроватская
   По роду своих занятий мне часто приходится передвигаться во времени и пространстве. Нет, нет, я не пользуюсь для этого машиной времени, это просто образное выражение. А на самом деле перемешаюсь я обыкновенными, привычными для человека средствами как-то автомобиль, автобус, самолет и, конечно же, поезд. Вот именно в пассажирских вагонах дальнего и не очень следования больше всего мне нравиться путешествовать. Ведь именно здесь, собранные в одном замкнутом пространстве, совершенно чужие люди, которые на короткое время пути объединены в нечто общее, все они пассажиры. И нет, наверное, в нашей стране сообщества более близких людей, на время пути, конечно же. О, боже мой! Как легко и непринужденно открываются людские души случайному попутчику под мерный стук вагонных колес.
   Вот и совсем недавно добиралась я своим излюбленным видом транспорта из пункта А. в пункт Б., и необходимо мне было сделать пересадку на довольно большой узловой станции, (название ее, думаю, нет такой большой необходимости упоминать в данном рассказе). И вот, когда до узловой станции оставалось чуть больше суток пути, в купе вошел он - высокий, худощавый мужчина примерно пятидесяти лет. Вошел, это будет сказано не совсем верно. Появился, вот это больше подходит, да и то не в полной мере отражает сей факт. Открылась дверь купе и, галантно сняв довольно старый головной убор, изящно склонив голову, он отрекомендовался:
   - Сергей Трофимович. На сутки пути ваш попутчик, прошу любить и жаловать.
   Манера говорить и держаться сразу же располагала к этому мужчине. И взаправду он оказался интереснейшим собеседником.
   Уютно расположившись, напротив друг друга, мы очень мило побеседовали. Как водиться обсудили мировые проблемы. Пришли к выводу, что война не оправдывает никакие благие намерения. Коснулись нашей Российской действительности. В разговоре выяснили, что оба мы заядлые шахматисты, поэтому очень скоро селе играть в любимую нами игру. И так душевно провели время, скажу я вам, словно тысячу лет были знакомы, ненадолго разлучились и встретились здесь вновь в вагоне. Одной темы только не обсуждали - личные семейные дела. Мне совсем не хотелось, да и попутчик об этом молчал. Зачем же к человеку в душу лезть? 
   Но когда до узловой станции осталось минут двадцать езды, и проводник напомнил Сергею Трофимовичу об этом, забеспокоился вдруг мой попутчик, засуетился, места себе явно найти не может. Одел серый совсем не современного фасона плащ, потом снял его. Водрузил на голову фуражку. Выглянул в окно, при этом неуклюже тыкнулся козырьком в стекло. Что-то невнятно проворчал, снял головной убор, помял его в больших узловатых с резко выступающими жилами руках. Потом нетерпеливо прошелся по узкому пространству купе и рухнул на свое место. Глухо проговорил:
   - Вы уж меня простите старого. Истосковался по своим родным. Семью вот уже шесть суток не видел. Так бы вот и выскочил сейчас и впереди локомотива бы побежал.
   И, явно стесняясь своих слов, пожал плечами.
   - Вот она, какая смешная штука, на старости совсем одомашнился.
   А потом словно стремясь заглушить свое томление, он заговорил. Сначала несвязно, тихо, еле слышно, а потом, по мере того как рассказывал, вспоминая прошедшие годы, повествование его становилось последовательней и довольно интересным.

   - Отец, тот у меня военным был, в Закавказском округе служил. Поэтому, с раннего детства помню, мечтал на него похожим быть. О военной службе грезил. Жизни себе другой, ну никак, не представлял. Вот и подал документы в Бакинское общевойсковое училище сразу же после окончания школы. Конкурс тогда в воинские учебные заведения был большой, не то, что ноне. Престижно было Родину защищать. С первого разу и не прошел я по конкурсу.
   Отслужил срочную и опять значить в это же училище рапорт. Не знаю, толи упорством взял, толи подготовился основательно, только поступил на сей раз. Курсантом, значит, стал. Отец, тот к тому времени уже в отставку вышел. Как водится, напутственное слово сказал и отбыл в Рязанскую область на родину предков. Как он сказал пчелой командовать. Я же курсантскую лямку честно тянул. И пришел срок, окончил училище. Без хвастовства скажу, до сих пор горд тем, что окончил его с отличием.
   Почти перед самым выпуском спутницу себе по жизни выбрал. Все налаживалось помаленьку. Первенец у нас появился. Одно плохо – бытовые условия жизни, скажу я вам, у лейтенанта неважны. Точнее сказать, очень плохи. Оно бы все не чего. Моя любимая не роптала. Только мне и самому ее уж больно жалко. Ни детского садика малышу, ни работы жене. Ну, уж, а школе и говорить не хочу, очень далеко от гарнизона была. Да и комната в офицерском общежитии оно не самое лучшее место для молодой матери с ребенком. А мы тут еще одного родить решили. И отправил я их, своих любимых, к отцу своему, да матери.
   Думал временно, годик, два. Ан нет, «Мы предполагаем, а бог располагает». Служба мне не в тягость, у командования на хорошем счету. Одним словом переезд за переездом. То Забайкальский округ, то средняя Азия. Союз то, он какой большой был. 
   А потом пришлось не только в своей стране служить, мы же тогда многим помогали.
   Так вот и пролетели, как один миг, четырнадцать лет. Семья в Рязанской деревне, я же по дальним гарнизонам, да странам чужим мотался. В отпуске только и встречались. Собственно и не видел я не то, как дети росли, не видал, как и чем занимались, пока папа их в солдатики играл.
   А потом случилось несчастье со мной, хотя, как сказать, может, как раз и по поговорке получилось «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Заболел я сильно. Диагнозом утруждать вас не буду, скажу только, что кое-что удалили врачи мне из внутренности. И, как водится, третью группу оформили и комиссовали подчистую из армии.
   Приехал к своим, а вот не могу без дела, без службы. Втянуться в жизнь гражданскую не могу. Армия не отпускает. В сердце она у меня. Да и материально, сами понимаете, тяжело, нахлебником быть не привык. И полгода не прошло, подыскал работу себе, преподавателем начальной военной подготовки в десятилетке соседнего села. А то, что туда семь километров, да назад, это ничего. Сначала, конечно, не все гладко то пошло. А потом с ребятами, с учениками своими, подружился. Отличные, я вам скажу, хлопцы еще есть в Русских селах. Многими своими учениками горжусь теперь. И теми, кто службу армейскую выбрал, и теми, кто на гражданке остался. Горд тем, что все они мужчинами стали настоящими. Ни кто из них не посрамил своего учителя. Вот что важно.
   Так вот по привычке душевное тепло все опять ребятам, ученикам, отдал, а семье опять мало внимания уделял. Потом с женой вот в этот город переехали, двух комнатную квартиру купили. На завод пошел работать, технологический институт закончил заочно. Сыны выросли, разъехались, внуками меня порадовали. Все вроде б то хорошо, но стало мне как-то грустно. Ведь собственно жизнь прожил, а отцовство в полной мере не познал, все некогда было, понимаете. Тоска. Чувствую, чего-то не хватает в нашей ухоженной квартире. Уюта, тепла какого то нет. Задумался, извелся весь.
   А вот года два назад читаю газету, а там статья. Хорошая, скажу, статья, правильная про детишек, тех, что значит, без родительской ласки растут. Раз и кольнула мысль: «Что же это получается? Это же укор всем нам, равнодушным. Мне черствому укор. Но может лучше позже прозреть, чем так навсегда слепым душевно и остаться». Крепко задумался, а потом решил, подошел к своей любимой женушке, локоны ее смешные нежно поцеловал и говорю: «Ну, что, моя хорошая, может, давай с тобой из детского дома заберем сиротиночку? Опеку там оформим или усыновление как полагается. Пусть мы не богаты, но думаю, малышу все же лучше будет дома, да под нашим присмотром, чем на казенном житье. А? Как думаешь, моя хорошая?».
   Тут моя вторая половина прямо сразила меня наповал. Повернулась ко мне, нежно одарила улыбкой и говорит: «Да я уже об этом думала. Давай так сделаем. Только я думаю, надо не опекунство оформлять, а, если можно, то сразу усыновлять. Чего уж на половину действовать. Да и думаю, надо не одного, а двух детишек взять. Ведь с двумя то оно легче будет. Играть будут друг с дружкой, им веселей. Да и мне по дому справляться легче, когда дети делом заняты». 
   Вот так прямо и сказала, представляете?
 
   - Ну, все, приехали. Пора выходить, - проговорил он и, легко подняв свой портфель, устремился в тамбур вагона.
   Мне не оставалось ничего другого, как следовать за ним. Но, конечно же, очень хотелось знать, что же было дальше. Однако попутчик был уже далеко. Да и сами понимаете, что хватать человека за рукав и требовать продолжение рассказа, ну… очень неприлично. А так хотелось знать, что было потом. Ответ на этот вопрос очень хотелось услышать. И я решилась: «Догоню, спрошу. Ведь нет в этом ничего такого, чем можно было бы обидеть своего попутчика». И заспешила на платформу вокзала.
   При выходе из вагона обратила внимание на симпатичную женщину, стоящую на перроне и приветливо улыбающуюся. Рядом с ней, крепко держась за ее руки, стояли двое симпатичных ухоженных мальчиков. Их пухлые щечки были испачканы, с огромным удовольствием поглощаемым, шоколадом. Казалось, что кому- кому, а этим малышам, примерно трех, четырех лет, нет до нас всех никакого дела, так они были увлечены поглощением сладостей.
   И вдруг, почти одновременно, они, малыши, издав звонкий крик, отпустив ладони своей спутницы, устремились вперед, смешно раскинув ручки и быстро, быстро перебирая ножками. Над вокзалом витал их радостный крик:
   - Ура! Папа, папуля, папулечка приехал!!!
   И с этим криком они обняли, присевшего перед ними на курточки, моего попутчика, Сергея Трофимыча.
   Радостная улыбка озарила мое лицо и многих из тех, кто стал свидетелем этой трогательной сцены - встречи родных людей. 
   - Ну, вот и ответ, который ты хотела получить, - весело прошептала я.


   P./S. Рисунок автора.