Вергилий. Энеида. Отрывки

Мавр Сервий Гонорат
КОММЕНТАРИИ К «ЭНЕИДЕ» ВЕРГИЛИЯ
Книга I



 Перевод с с латинского Н.А. Федорова.


Предисловие Сервия Грамматика к Комментариям к Песням Вергилия

{с.260} При толковании авторов необходимо иметь в виду и указать на следующее: жизнь поэта, название произведения, особенности произведения (qualitas), замысел пишущего, число книг, порядок книг, разъяснения (explanatio).

Жизнь Вергилия такова: отца его звали Вергилием, мать — Магией; он был гражданином Мантуи, а это община Венеции. Учился он в разных местах: в Кремоне, Медиолане и Неаполе. Он был настолько застенчивым человеком, что заслужил тем самым себе прозвище, ибо называли его Парфением [от греч. parthenos — девушка]. В своей жизни он был безупречен во всех {с.261} отношениях, страдая от одного только недуга — он не терпел плотской любви.

 Первый написанный им дистих был направлен против разбойника Баллисты:

«Под сей каменной горой погребен Баллиста.
 Теперь, путник, спокойно проходи и днем, и ночью!»

 Он написал также еще семь или восемь следующих книг: «Кирис», «Этна», «Комар», «Приапея», «Каталептон», «Эпиграммы», «Кона», «Проклятие». Потом, когда началась гражданская война между Антонием и Августом, победитель Август отдал своим воинам земли Кремонцев, ибо они сочувствовали Антонию. А так как земель не хватило, он прибавил к ним Мантуанские земли, которые он отнял не за провинность граждан Мантуи, а потому, что они соседствовали с землями Кремонцев. Поэтому сам Вергилий в «Буколиках» говорит:

«Мантуя — увы! — слишком близкая к несчастной Кремоне!» (Mantua vae miserae nimium vicina Cremonae)

 И вот, потеряв свои земли, он приехал в Рим. И благодаря покровительству Поллиона и Мецената только он один смог вернуть себе земли, которые потерял. В то время Поллион предложил ему написать Буколики, которые, как известно, он за три года написал и отредактировал. Точно так же Меценат предложил ему написать Георгики, которые он написал и отредактировал за семь лет. А потом Вергилий за одиннадцать лет, по предложению Августа, написал Энеиду, но не отредактировал ее и не издал. Поэтому, умирая, он потребовал ее сжечь. Август же, дабы не погибло столь великое произведение, приказал Тукке и Варию отредактировать ее так, чтобы убрать все лишнее, но ничего не прибавлять: поэтому мы и встречаем неоконченные строки, как, например:

«Путь был таков…», а некоторые стихи были все-таки сняты, как в начале, ибо он не начинал со слов:

«Битвы и мужа пою…» (arma viramque cano), —

 а так:

«Я тот, который некогда на изящной свирели спел
 Песню и, покинув леса, я заставил соседние пашни
 Повиноваться крестьянину, сколь бы жаден он ни был, —
 Это мое творение мило земледельцу. А теперь пою
 Страшные битвы Марса и мужа…»

{с.262}Название Энеида произведено от имени Энея, как от Тезея — Тезеида…

Особенности поэмы ясны, ибо метр ее героический, действие же смешанное: когда и сам поэт говорит, и выводит других говорящих. Поэма героическая потому, что в ней участвуют божественные и человеческие персонажи; она объединяет в себе реальные [события] с вымышленными. Ибо очевидно, что Эней прибыл в Италию. А то, что Венера разговаривает с Юпитером и что послан на землю Меркурий, — это вымысел. Стиль же ее величественный, складывающийся из возвышенной речи и глубоких мыслей. Ведь мы знаем, что существует три рода речи: низкий, средний и величественный.

Замысел же Вергилия состоит в том, чтобы подражать Гомеру и восхвалить Августа, прославляя его род, ибо он — сын Атии, матерью которой была Юлия, сестра Цезаря. А Юлий Цезарь ведет свое происхождение от Юла, сына Энея, как и подтверждает сам Вергилий:

«Имя, происходящее от самого Юла…» (magno demissum nomen Iulo)

О числе книг здесь нет никакого вопроса, хотя в отношении других авторов этот вопрос возникает. Как, например, одни говорят, что Плавт написал двадцать одну комедию, другие — сорок, а третьи — сто.

Порядок тоже совершенно ясен, хотя некоторые безосновательно говорят, что вторая книга является первой, третья — второй, а первая — третьей, потому что сначала пал Илион, затем Эней скитался, а уж потом он прибыл в царство Дидоны, — не понимая, что в том и есть поэтическое искусство, чтобы мы, начиная с середины, потом уже в рассказе излагали бы первоначальные события, а иногда даже предвосхищали будущее, как, например, в пророчествах. Это предлагает и Гораций в «Поэтическом искусстве».

«Чтобы он теперь сказал то, что нужно сказать теперь,
 А многое отложил бы и в настоящее время оставил».

 Отсюда ясно, что Вергилий поступил профессионально (perite).

 Остается только разъяснение, которое и будет дано в нижеследующем изложении. Здесь будет достаточно сказать только то, что касается Энеиды. Потому что о Буколиках и Георгиках речь пойдет в другом месте. Кроме того, нужно знать, что подобно {с.263} тому, как мы указываем тему, о которой пойдет речь, так и древние начинали свои песни с того же. Как, например:

«Битвы и мужа пою…»

Книга первая.

 Стих 1[—2]. Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои — Роком ведомый беглец — к берегам приплыл Лавинийским.

 I. Многие по-разному объясняют, почему Вергилий начинает поэму со слова «Оружие» (arma). Однако очевидно, что все это пустые рассуждения, так как известно, что поэму он начал по-другому, как указано в вышеприведенном его жизнеописании. Под словом «оружие» он обозначает войну, и это троп, называемый метонимией. Ибо он слово «оружие», которым мы пользуемся на войне, употребил вместо слова «война», подобно тому, как тога, которую мы носим в мирное время, употребляется в значении «мир», как у Цицерона:

«Пусть уступит оружие тоге», — то есть: война уступит миру…

 [Подобным же образом Вергилий пишет]: «Мужу», которого он не называет, а обстоятельства указывают на Энея.

II. Кто […] первым.

 Многие спрашивают, почему он сказал, что Эней первым прибыл в Италию, тогда как несколько позже он говорит, что Антенор основал город до прибытия Энея. Впрочем, известно, что Вергилий это сказал, очень точно учитывая обстоятельства того времени. Ибо в то время, когда Эней прибыл в Италию, границы Италии доходили до реки Рубикон, о чем упоминает Лукан: «точная граница отделяет галльские поля от авсонских поселенцев». Отсюда ясно, что Антенор прибыл не в Италию, а в Цизальпинскую Галлию, где находится Венеция, а потом, когда границы Италии продвинулись до Альп, это изменение пространственного положения создало ошибочное представление. Большинство же, однако, хотят разрешить этот вопрос, исходя из дальнейшего текста, так что создается впечатление, что Вергилий для того уточнил: «к берегам Лавинийским», чтобы не указывать на Антенора. Однако первое объяснение лучше. «Первый», следовательно, это не «тот, ранее кого никто», но «тот, после кого никто».

{с.264}III. Роком ведомый беглец.

 «По воле рока» относится и к тому, и к другому: и к тому, что бежал, и к тому, что прибыл в Италию. Он удачно уточнил: «по воле рока», — дабы не казалось, что он покинул родину или из-за преступления, или из жажды нового владычества. «Беглец» же, собственно, говорится о том, кто странствует далеко от своих мест, как бы изгнанный. Однако многие определяют это слово таким образом, что называют им тех, кто, покинув в силу необходимости родные места, все еще странствует, а как только они обретут себе новое место, они уже не называются «беглецами», но «изгнанниками»…

 Стих 27. Суд Париса.

 Известен рассказ о золотом яблоке: о том, что Парис вынес решение о красоте в пользу Венеры, против Юноны и Минервы. И хорошо сказано: «Суд Париса», а не «благосклонность», чтобы не показать, что она [Юнона] действительно оскорблена. Ведь поэт [этими словами] показывает, что и у Юноны есть причины гневаться, и что на Энее нет никакой вины…

 Стих 28. И Ганимеда почет (Ganymedis honores).

 Ганимед — сын царя троянцев Троя. Слово почести он употребил либо потому, что Ганимед исполняет у богов обязанности виночерпия, после того, как от них была отстранена Геба, дочь Юноны, либо потому, что он, помещенный среди небесных звезд, получил имя Водолея. Следовательно, Юнона гневается не потому, что он был похищен, чтобы быть виночерпием, но из-за того, что Ганимед был соблазнен [Зевсом], дабы обрести божественные почести. Или слово почет употреблено в значении красоты…

 Стих 39. Пусть мне судьба не велит.

 Действительно, Юнона говорит: «Мне препятствуют судьбы» (fata me prohibent). Следовательно, Юноне неизвестна сила судеб. Но мы не можем так сказать, потому что выше мы читали: «Если позволит судьба» [ст. 18]. Значит, дело обстоит так: всякое действие людей исходит либо от нашей воли, как например, сидеть или встать, или из необходимости, определяемой роком, как, например, родиться или умереть, или от воли богов, как, например, плыть на корабле или обрести почет. В данном случае речь идет о плавании. И очень уместно, что это [действие] изображается недоброжелательно. Как будто бы власть и над этим судьбы могут у нее [Юноны] отнять…

{с.265} Стих 47 [46]. Сестра и супруга.

 Физики под именем Юпитера хотят видеть эфир, то есть огонь, а под именем Юноны — воздух. И поскольку оба эти элемента одинаковы по своей тонкой природе [неощутимы], то они называют их родственными. Но поскольку Юнона, то есть воздух, подчинена огню, то есть Юпитеру, то закономерно элементу, находящемуся выше, дается наименование мужа. Они утверждали, что Юнона же происходит от понятия помогать (a iuvando), ибо ничто так не согревает все, как тепло, [передаваемое по воздуху].

 Стих 58. …море с землей и своды высокие неба.

 Но ведь существуют четыре стихии: земля, вода, воздух и эфир. Но в этом месте он правильно пропускает эфир, потому что ветры не могут приводить в движение высшие сферы, как говорит Лукан: «Вершины хранят спокойствие», но [могут приводить в движение] и земли, и моря, и воздух (потому что небо он употребил здесь в значении воздуха, как у Лукреция: «В этом небе, которое называется воздух»)…

 Стих 65[—66]. Эол.

 Риторика требует в каждом обращении поступать таким образом, чтобы было указание на то, что тот, у кого просят, может это сделать; что [вообще] существует таковая возможность; что то, о чем просят, справедливо; что существует способ исполнить просьбу; что за просьбой следует благодарность. И следует заметить, что у Вергилия все просьбы излагаются в соответствии с этим порядком, как в этом месте, где указывается на возможность: «Дал тебе власть родитель богов и людей повелитель / Бури морские смирять или вновь их вздымать над пучиной»; справедливость требований [выражена словами]: «враждебный мне род», — ибо все, что мы просим против недругов наших, справедливо. Способ исполнения просьбы: «Рассей тела по пучинам». Благодарность: «Дважды семеро нимф, блистающих прелестью тела, / Есть у меня» [ст. 71—72].

 Стих 67. I. …по волнам Тирренским.

 Тиррен вместе с братом Лидом царствовал столь доброжелательно, что несметные толпы народа поселилась у них. И это явилось причиной огромной нехватки всего необходимого. Никто не покидал родину и не хотел переселяться, ибо цари были столь добры. Тогда они приняли решение, чтобы, разделив народ, который они не могли прокормить, на две части, кормить каждую {с.266} через день, а на другой день чтобы люди воздерживались от пищи и предавались бы развлечениям в это время. И с этой целью, в силу [неизбежной] праздности, они изобрели всякого рода игры: бросание костей, игры в мяч, а также ввели игру на флейтах, трубах, всякого рода сольное и коллективное исполнение, чтобы проще было отвлечь граждан от чувства голода, а также помочь им легче переносить его. Однако же, поскольку потребность в пище побеждала, и никакие изобретения не облегчали голода, они бросили жребий, кто из братьев вместе с половиной народа ушел бы в те земли, на которые укажет жребий. И так как по жребию должен был уйти Тиррен, он погиб в море, которое по его имени было названо Тирренским. Его сын, Туск, направился с народом в область, которая по его имени была названа Тускией.

II. Тирренским море названо либо потому, что оно омывает Тускию, то есть Тиррению, либо по имени тирренских моряков, которые бросились в это море. История эта такова: тирренские моряки похитили спавшего на берегу [бога] Либера-отца, еще когда он был мальчиком. Когда он проснулся в море, он спросил, куда его везут? Те ответили: куда ему угодно. Либер же сказал, чтобы они плыли к острову Наксосу, посвященному ему. А те стали направлять паруса в другую сторону. Разгневанный этим бог приказал явиться посвященным ему тиграм. Испуганные моряки бросились в волны. Другие же говорят, что они пытались совершить насилие над Либером, за что и понесли наказание.

 Стих 71.  I. Дважды семеро нимф […] Есть у меня.

 Не без основания говорят: Юнона удерживает в своей власти нимф. Ведь сама она — воздух, из которого рождаются облака: «и воздух сжимается в облако» (atque in nubem cogitur aer). Из облаков же [рождаются] воды, которые, несомненно, являются нимфами. Она же потому обещает Эолу нимфу, что он — царь ветров, которые создаются движением вод. Правильно, таким образом, с [именем] Эола связывается возникновение ветров. И критики осуждают Вергилия за то, что он обещает жену уже женатому, что, впрочем, можно объяснить царским произволом, как говорит Саллюстий: «Одни имеют по двенадцать [жен], другие — больше, а цари еще больше». Либо еще и потому что от первой жены у Эола были дурные сыновья, либо потому, что та, которую он обещает, бессмертна. А иные предполагают, что Юнона в гневе забыла, что у Эола есть жена и дети, — а это они выводят из того, что Эол на это ей ничего не отвечает. И Юнона правильно {с.267} обещает жену Эолу, как будто бы она до сих пор не оказывала ему никаких благодеяний. Наоборот, Эол отвечает ей: «Нет» не на данное предложение, а на прошлое: «Это царство ты мне [дала], каким бы оно ни было».

II. …нимф, блистающих прелестью тела.

 Правильно он хвалит их, чтобы тем увеличить славу красоты Деиопеи. Ведь еще славнее превзойти прославленных, как он сам для вящей славы Энея восхваляет и Турна. Имена же этих четырнадцати нимф, как некоторые утверждают, мы находим в «Георгиках».

 Стих 77 …мне надлежит исполнять повеленья.

 Эта фигура называется литотой, которая употребляется всякий раз, когда мы называем меньше, а обозначаем нечто большее, понимая это по признаку противоположности, как вот здесь. Он не говорит: «Мне можно исполнить то, что ты приказываешь», — а говорит: «Мне недостойно не выполнить то, что ты приказываешь». Точно так же я не отвергаю эту обязанность, то есть охотно исполняю ее.

 Стих 78. Ты мне снискала и власть, и жезл [Ты мне предоставляешь это царство, каким бы оно ни было] (tu mihi quodcumque hoc regni).

 Здесь он касается физической теории, ведь движение воздуха, то есть Юноны, порождает ветры, которыми повелевает Эол. Говоря же, «каким бы оно ни было», — он поступает почтительно, дабы не показаться заносчивым. Или, может быть, поэт скрыто чуть ли не иронизирует. Ведь каким образом можно владеть ветрами, то есть вещью бестелесной?

 Стих 79. Ты мне право даешь возлежать на пирах у всевышних.

 Это значит: «Ты меня делаешь богом». Ведь божественные почести можно обрести двумя способами: супружеством с богинями и участием в пире богов. Поэтому и в «Буколиках» он говорит:

«Ни бог не удостоил его пиром,
 Ни богиня — ложем»

 (nec deus hunc mensa, dea nec dignata cubili est). И, конечно, выражение «возлежать на пирах» поэт употребил, следуя обычаям своего времени. Ведь когда-то пировали сидя, как он и сам упоминает: «Помещает мужей на покрытом {с.268} травой сиденье» (gramineoque viros locat ipse sedili). И у Гомера боги пируют сидя.

 Стих 84. На море вместе напав.

 Он называет здесь три взволнованных стихии, охваченных ветром, « …несутся вихрем над сушей» [ст. 83], «На море вместе напав» [навалились на море] (incubuere mari), и, наконец, «Вторит громам небосвод» [ст. 90] [загремели небеса] (intonuere poll). И таким образом перечислив их, он правильно добавляет: «Близкая верная смерть отовсюду мужам угрожает» [ст. 92; Все грозит смертью] (intentant omnia mortem).

 Стих 108 [109—110]. …те скалы средь моря / Скрытый в пучине хребет.

 Только во время бури скалы закрыты, а не так, как говорят некоторые, при спокойном море, ибо как может скрываться то, что имеет имя. Эти скалы расположены между Африкой, Сицилией, Сардинией и Италией. Италийцы называют их жертвенниками из-за того, что там афры и римляне заключили договор и установили границы своих держав. Поэтому и Дидона говорит: «Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море — морю» [кн. 4, ст. 628—629]. [Молю, да будут берега враждебны берегам, а волны враждебны волнам] (litora litoribus contraria, fluctibus undas inprecor). Сизенна называет эти жертвенники «благосклонными», другие говорят, что греки называют эти скалы «алтарями», некоторые передают, что здесь был остров, который внезапно погиб, и следы его являют собой эти скалы; на них, как говорят, жрецы пунийцев обычно свершают священнодействия. Некоторые же называют эти жертвенники «нептуновыми», как, например, Клавдий Квадригарий в Первой книге «Анналов»: «Возле жертвенников, которые назывались Нептуновыми». Варрон в книге о морском побережье [пишет]: «Как поступают те, кто из Сардинии направляется в Сицилию и наоборот? Если они теряют из виду и ту, и другую землю, то знают, что их плавание может оказаться опасным, и боятся скрытого в море острова, который они называют “жертвенниками”».

 Стих 131. Эвра к себе он зовет и Зефира.

 Под этими именами нужно понимать все ветры. Ведь названные ветры — самые главные. Ведь почему Зефир, который направлен в сторону Италии и о котором поэт не упоминал выше, {с.269} вдруг призывается? Этим выражается гнев Нептуна, если он даже бранит того, кого и не было в повествовании.

 Стих 132. …возгордившись родом высоким. [Так-то вы верны] (generis fiducia vestri).

 Ведь Астрей — один из Титанов, которые подняли оружие против богов, сочетался с Авророй, откуда родились ветры, согласно Гесиоду…

 Стих 133 [134]. Небо с землею смешать.

 Или порядок здесь таков: [Вы осмелились против моей воли поднять такие громады и смешать небо и землю?] (ausi estis sine meo numine tantas moles tollere et caelum terrasque turbare?) Или, по крайней мере, [это значит, что] эти три божества, хотя и владеют каждый в отдельности своей областью, однако же, по-видимому, поочередно владеют всем царством, подобно тому, как и сами стихии, которыми они управляют, связаны между собой некой физической связью, что обозначают, между прочим, скипетры этих божеств. Ведь у Юпитера трехглавая молния, у Нептуна — трезубец, а у Плутона скипетр, изображающий трех псов. Ведь многие спрашивают, почему Нептун печется только о других стихиях? Или, по крайней мере, земля здесь означает и «море», вследствие взаимосвязи того, что содержит, и того, что содержится. Ибо сам Нептун называется enosihton или enosigaios, то есть «движущий землю». А небо он употребляет в значении «воздуха», ибо известно, что земля вместе с водой подвешена в воздухе.

 Стих 135. Вот я вас!

 Здесь фраза не закончена. И это вполне логично, потому что [изображает] волнение разгневанного существа… Подразумевается: «Я вам отомщу!» Следовательно, это апосиопеза. То есть, он, переходя к другой мысли, оставляет речь оборванной и незаконченной…

 Стих 138. Трезубец.

 Потому приписывается Нептуну, что море называется некоторыми «третьей частью мира», либо потому, что существует три вида вод: море, реки и ручьи, — над которыми, как некоторые утверждают, господствует Нептун.

{с.270} Стих 144. I. Кимотоя [Кимофоя].

 Имена богов в большинстве своем придуманы, исходя из тех стихий, которые предки наши называли богами, как, например, Кимотоя, то есть «бегущие волны».

II. Тритон.

 Морской бог, сын Нептуна и Салации, морской богини, названной так из-за соленой воды.

 Стих 148. Так иногда начинается вдруг в толпе многолюдной.

 Здесь Вергилий сравнивает волнение народа с бурей. Толлий в речи «За Милона» сравнивает бурю с народом, впрочем, другие штормы и бури тоже бушуют в волнах этих сходок. Также и Гомер приравнивает бурю к возмущению… Он [Вергилий] потому сказал: «в большой толпе», — ибо там, где много народу, чаще появляется возмущение. А некоторые называют народом (populus) все население города, а словом «чернь» обозначают только плебс.

 Стих 164. Меж трепещущих листьев — поляна (turn silvis scaena coruscis).

Сцена (scaena) — навес для тени; и называется так сценой от греческого слова [skia], ибо у древних театральная сцена не имела стены, но навес создавался из ветвей с листьями. Потом стали делать деревянные настилы на манер стены. Сцена же — это часть театра, находящаяся напротив зрителей, на которой воздвигнут дворец.

 Стих 171. …стосковавшись по суше.

 [Из любви к земле] (telluris amore), любви, которую испытывает всякий, избавившийся от опасности [в море]. Поэтому выше он сказал: правят свой путь… к суше — лишь бы поближе была [157—158; «торопятся к ближайшему берегу»] (quae proxima litora cursu contendunt), — а чуть ниже говорит: «троянцы… на песок желанный ложатся» [171—172]. Дело в том, что [эта] земля [в значении страна] не была для них желанна, потому что они спешили в Италию. Слово tellus он употребляет в значении «земля» (terra), тогда как мы называем словом Tellus богиню [земли], а словом «земля» (terra) — стихию [подобно остальным стихиям: воздуху, воде и пр.]. Как по большей части мы употребляем имя Вулкан в значении «огонь», Церера — хлеб, Либер — вино…

{с.271} Стих 179. Чтоб, на огне просушив, меж двух камней размолоть их.

 Раньше он сказал, что Церера [зерно] испорчено водой, и его необходимо предварительно высушить… Ведь и теперь мы видим, что зерно сначала высушивают, а потом мелют. И поскольку у наших предков не были в употреблении жернова, зерно сушили, а потом, засыпав его в ступы, толкли. И таков у них был вид помола…

 Стих 183. И не блеснут ли щиты с кормы Каика высокой (in puppibus arma Caici).

 У воинов, которые плыли на кораблях, было в обычае прикреплять к корме оружие… И это либо было [определенным знаком], либо слово «оружие» он употребил здесь в значении «корабельные снасти»…, так как корабли обычно легко узнают по оснащению.

 Стих 199[—200]. О друзья! Нам случалось с бедой и раньше встречаться! / Самое тяжкое все позади… [О испытавшие более тяжкое!] (o passi graviora).

 Здесь он [Эней] выражается весьма искусно. Ведь он хочет, чтобы они вспомнили самые тяжелые события, дабы легче перенести настоящие тяготы. И очень удачно он говорит, что более тяжкое уже прошло, чтобы утешить их [спутников] в связи с кораблекрушением и указать, что потом станет легче.

 Стих 201. …утесы циклопов.

 Или это те камни, которые Киклоп бросил в Улисса, или же он имеет в виду Сицилию, берега которой во многих местах каменисты, и где жили Киклопы, как он сам говорит: «Сто циклопов других населяют изогнутый берег» [кн. 3, ст. 643]. Однако мы можем иметь в виду здесь Этну, которая, собственно, и связана с Киклопами… Некоторые однако же говорят, что эти скалы расположены между Катиной и Тавромением, наподобие естественных мет; и эти скалы называются Киклоповыми. Срединная и самая высокая среди них называется Галата.

 Стих 213. Ставят котлы на песке.

 Ими пользовались не для варки мяса, а для мытья. Ведь в героические времена не ели вареного мяса…

{с.272} Стих 223. Кончился пир.

 Предел (finis) либо повествования, либо дня. Ведь несколько ниже следует: Благочестивый Эней, от забот и дум не сомкнувший / Глаз во всю ночь [ст. 305—306] [Эней в течение ночи, обдумывая многое…] — и надо отметить, что Вергилий не всегда называет восход и закат дня, но или дает нам самим возможность догадаться об этом, как здесь, или обозначает время соответствующими обстоятельствами. Ведь в том, чтобы называть не все, и состоит и поэтическая красота. Отсюда и слова Горация в «Искусстве поэзии»: «Не старайся передавать слово в слово, как точный переводчик»… Или [это предел (finis)] либо пира, либо голода, либо несчастья, после чего Юпитер воздвигся на небе, дабы увидеть Ливию [Африку], «…с высоты эфира Юпитер» [ст. 223], — по-видимому Вергилий строит эту композицию сознательно, ибо, поместив Юпитера в вышине, вместе с Венерой, он обозначает, что благодаря женщине возможно случиться удаче. Итак, поскольку Эней будет Дидоной взят в соправители царства в связи с их браком, сцена Юпитера с Венерой предвещает это событие. Надо также обратить внимание на то, что Вергилий очень проницательно замечает, что Венера выглядит грустной в разговоре с Юпитером. И этим он указывает, что конец жены Дидоны будет несчастным, потому что Дидона покончит жизнь самоубийством. А изображая, как Меркурий, по приказанию Юпитера, спускается с запада, то есть в самую глубь земли, он этим указывает, что хотя любовь и возникнет, но продлится она недолго. Ведь то же самое говорят и ученые: «Когда Венера находится в созвездии Девы, рождается женщина, умеющая сострадать». И Вергилий потому изображает Венеру в облике Девы-охотницы, которая встречается с сыном, что впоследствии Эней убедится в сострадании царицы и во время охоты вступит с ней в связь. А эфир называется «высшим». Это присущий ему постоянный эпитет, потому что эфир выше всего…

 Стих 227. …что в душе был таких забот преисполнен.

 Здесь он говорит, следуя стоикам, которые утверждают, что боги заботятся о людях. А иногда же он говорит, следуя эпикурейцам, опираясь на поэтическую вольность [то есть непоследователен в философствованиях]…

 Стих 242. Мог ведь герой Антенор.

 Захватив Илион, Менелай, помня, что он и Улисс спаслись благодаря Антенору, когда, пытаясь вернуть Елену, они были приняты {с.273} им и едва спаслись от Париса и других юношей, и, желая воздать Антенору благодарность, отпустил его, не причинив ему вреда. А Антенор вместе с женой Феано и детьми Геликаоном и Полидамантом, а также другими спутниками, прибыл в Иллирик и, после победоносной войны с Эвганеями и царем Белесом, основал город Потавий. Ведь ему было предсказано, что он поставит город в том месте, где поразит птицу стрелой. Поэтому и город Потавий [от глагола petere, означающего целиться, поражать].

 И не случайно приводится в пример Антенор, хотя многие из троянцев избежали опасности, как например, Капис, который завладел Кампанией, или Гелен, завладевший Македонией, или другие, которые, согласно Саллюстию, завладели Сардинией. Но Антенор указывается для того, чтобы не возникла мысль, что Эней подвергается страданиям как предатель родины. Ведь выбирается аналогичный ему персонаж: ибо первые два, по словам Ливия, предали Трою, о чем вскользь упоминает и Вергилий, когда говорит: «Также узнал он себя в бою с вождями ахейцев» [ст. 488] (se quoque principibus permixtum agnovit Achivis). И Гораций оправдывает его, говоря: «Троя, пылающая без коварства», то есть, без помощи предательства… Однако Сизенна говорит, что только Антенор был предателем. Если мы последуем ему, то мы можем развить дальше этот пример: если царствует предатель, то почему продолжает странствовать благочестивый? А греки потому считают, что Антенор предал родину, что, как было сказано выше, он предлагал вернуть им Елену и благосклонно принял послов, требовавших выдачи Елены, и не выдал Улисса, которого узнали, когда он был переодет нищим.

 Стих 243. В бухты Иллирии, в глубь Либурнского царства проникнуть.

 Антенор владел не Иллириком, и не Либурнией, а Венецией. А Вергилий потому называет Иллирийский залив, потому что оттуда прибыл некий царь Хенед, который правил Венецией и названную по его имени Хенецию потомки назвали Венецией.

 Стих 259. И до небесных светил высоко возвеличишь Энея.

 Эней, согласно утверждениям некоторых, погиб в реке Нумикии, а согласно Овидию, он был вознесен на небо и назван «местным Юпитером». Ведь когда Эней, после семилетних скитаний, прибыл в Италию и, как гласит история, когда стало известно, что он сын Венеры, он бежал из Трои и, покровительствуемый судьбами, прибыл в Италию, он был принят Латином, а {с.274} дочь последнего Лавинию взял в жены. Огорченный этим Турн, царь Рутулов, который до этого надеялся, что он возьмет Лавинию в жены, объявил войну Латину и Энею. Но в первом же сражении Латин был убит. А во втором Эней убил Турна. Сам же, как некоторые говорят, когда бежал в Мезенций, а некоторые говорят, — в Массап, — утонул в реке Нумике. А как говорит Овидий, он был вознесен на небо. Когда Асканий, после победы на Рутулами и Мезенцием, не смог найти его тело, он решил, что тот был принят в число богов, поэтому построил ему храм и назвал «местным Юпитером»…

 Стих 267. I. Отрок Асканий.

 Очень мудро Вергилий умолчал о кончине Энея, сказав, что потом будет править сын, или это потому [он умолчал], что для Венеры был более дорог ее внук…

II. …назовется он Юлом отныне.

 Согласно Катону, история эта такова. Эней вместе с отцом прибыл в Италию и сразился из-за захваченных полей с Латином и Турном. В этой битве Латин погиб, а Турн потом бежал к Мезенцию и, опираясь на его помощь, возобновил войну, в которой Эней и Турн равно погибли и исчезли. Потом война возобновилась уже между Асканием и Мезенцием. И они сошлись в поединке, в котором был убит Мезенций. Асканий же, как пишет Юлий Цезарь, стал называться Иулом, то есть как бы iobolon (греч.), то есть «Умелым стрелком из лука»; или же это имя идет от первого пушка бороды, который греки называют iulon, и который у него появился в то время, когда он одержал победу. Нужно также знать, что Асканий сначала был назван по имени Фригийской реки Асканио, как мы читаем [где-то упомянутое]: «через громкий Асканий». А потом он был назван Илом, по имени царя Ила, а потом Илием, а потом Иулом, — когда был уже убит Мезенций. Об этих именах здесь говорит Вергилий: «Отрок Асканий, твой внук (назовется он Юлом отныне, — Илом он был, пока Илионское царство стояло) [ст. 267—268] [А мальчик Асканий, которому ныне дается прозвище Иула, был Илом] (at puer Ascanius cui nunc cognomen lulo additur, Ilus erat). Вергилий же отступает от этой истории и в нескольких местах указывает, что он это сделал не по невежеству, а подчиняясь поэтическому искусству…

{с.275} Стих 270. …перенесши из мест Лавинийских.

 Это правда. Ибо спасаясь от ненависти мачехи, так как Лавиния из-за страха перед Асканием после смерти Энея бежала в лес к царскому пастуху Тирру, и там, говорят, родила Сильвия, Асканий покинул Лавиний и основал Альбу Лонгу, названную так по предзнаменованию в виде белой свиньи, обнаруженной там, либо по расположению города. Когда туда были перенесены из Лавиния боги-пенаты, на следующую же ночь они вернулись в Лавиний, а когда Асканий вновь перенес их в Альбу, и они вновь вернулись в Лавиний, он согласился, чтобы они остались там, назначив им жрецов и определив землю, которая бы их кормила.

 Стих 273. …пока царевна и жрица.

 История такова. Были братья Амулий и Нумитор. Амулий лишил брата власти и убил его сына, а дочь же его Илию сделал жрицей Весты, чтобы лишить надежды на потомство, которое, как он полагал, может ему отомстить. Как многие утверждают, ею овладел Марс. И от этого родились Рем и Ром, которых, вместе с матерью, Амулий приказал бросить в Тибр. Тогда, как говорят некоторые, Илию взял себе в жены Аниен. А другие, среди которых Гораций, — Тибр. Поэтому он и говорит: «Женин поток». Мальчики же были выброшены на соседний берег. Их нашел пастух Фавст, чьей женой была недавняя блудница Акка Лоренция, которая и вырастила найденных детей. А они впоследствии, убив Амулия, восстановили на царстве своего деда Нумитора. Когда им царство в Альбе стало казаться тесным, они покинули ее и, устроив птицегадание, основали город. Ром первый увидел шесть коршунов, Рем, уже после него, — двенадцать. Это и стало поводом для войны, в которой погиб Рем. А по имени Рома названы были Римляне (Romani). А причиной того, что Рома стали называть Ромул, было желание сказать приятное, потому что уменьшительные слова радуют. А то, что рассказывают, будто бы братья были вскормлены волчицей, это сказочный вымысел, придуманный для того, чтобы скрыть тайну позорного рождения основателей Рима. Но это было придумано весьма удачно. Ибо ведь мы называем блудниц «волчицами» (lupae), отсюда и люпанарии. И к тому же известно, что этот зверь находится под покровительством Марса. Что же касается возникновения города и его основателя, то разными людьми об этом рассказывается по-разному. Клиний сообщает, что дочь Телемаха, по имени Роме, вышла замуж за Энея, и по ее имени город был назван Римом {с.276} (Roma). *** говорит, что Латин, рожденный от Улисса и Цирцеи, назвал город по имени своей умершей сестры Ромы. Атей утверждает, что Рим до прибытия Эвандра долго назывался Валенсией, но потом стал называться греческим именем Роме. Другие же говорят, что город был назван по имени прорицательницы, которая предсказала Эвандру, что он должен поселиться в этих местах. Гераклидес говорит, что Роме, знатная Троянская пленница, приплыла сюда и, измученная морским путешествием, выбрала себе место, и по ее имени был назван город. Эратосфен сообщает, что отец города Ромул был сыном Аскания, сына Энея. Невий и Энний передают, что основатель города Ромул был внуком Энея, сыном его дочери. А Сибилла говорит так, что Ромеи — это дети Рима (Romu paides. [греч.]).

 Стих 275. …шкурой седой [рыжим покровом] (fulvo tegmine).

 То есть шкурой волчицы, которую он [Ромул] носил по обычаю пастухов. Но многие его упрекают за то, что он носит шкуру своей кормилицы. Этот упрек отвергают двояко: либо объясняют это вымыслом легенды, либо ссылаются на пример Юпитера, который носил шкуру козы, вскормившей его. Поэтому по-гречески он называется Эгиох [egioh — носящий шкуру козы].

 Стих 276. Ромул род свой создаст.

 Рем погиб, и известно, что после его смерти начался мор. И тогда обратились к оракулу, а тот ответил, что следует умилостивить манов погибшего брата; поэтому всякий раз, когда Ромул совершал какой-либо торжественный обряд, рядом с ним ставились курульное кресло, скипетр, корона и прочие знаки царского достоинства, чтобы было видно, что они равноправны во власти. Отсюда и сказано: С братом Ремом Квирин… людям законы дадут [ст. 292—292] [«Квирин вместе с братом установят правопорядок»] (Remo cum fratre Quirinus iura dabunt).

 Стих 277. …и своим наречет он именем римлян.

 Это он очень разумно сказал — не «Рим», а «Римлян». Ведь настоящее имя этого города никто не произносит даже во время священнодействия. Более того, некий Валерий Саран, народный трибун, как сообщает Варрон и многие другие, осмелившийся произнести это имя, как утверждают некоторые, был выброшен из сената и распят на кресте. А другие говорят, что из страха перед наказанием он бежал, был схвачен в Сицилии и, по настоянию {с.277} сената, убит претором. Имя же города не называет даже Гигин, когда говорит о его расположении.

 Стих 278. Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока.

 Пределы [Юпитер] относит к территориям, а времена — к годам. Лавинию же и Альбе он установил предел, а римлянам даровал вечность, ибо добавляет здесь: «Дам им вечную власть» [ст. 279].

 Стих 281. Помыслы все обратит им на благо.

 Потому что во время Второй Пунической войны, как говорит Энний, Юнона, смягчившись, стала благоволить к Римлянам.

 Стих 282. Облеченное тогою племя.

 Хорошо сказано «племя» (gentem), потому что люди любого пола и любого социального положения носили тогу. Но рабы не имели ни колобия [туника с короткими рукавами], ни башмаков. А тоги носили даже женщины…

 Стих 283. [Люструм] (lustris labentibus).

 Пятилетие. И правильно Юпитер считает время Олимпиадами, потому что это более соответствует положению вещей при нем. Ибо еще не было ни Рима, ни консулов. А «люструм» оно называется потому, что по истечении пятилетия каждое государство совершало обряд очищения. Отсюда в Риме [существует понятие] амбилюструм, потому что позволялось освещать государство только двум цензорам.

 Стих 286. I. Будет и Цезарь рожден.

 Ведь замысел поэта, как мы уже сказали, говоря об особенностях поэмы, направлен на восхваление Августа, как это делается и в каталоге шестой книги, и в описании щита. Эта же речь Юпитера частично снимает обвинение, а отчасти обещает нечто.

II. Цезарь.

 Это тот, кто называется Гай Юлий Цезарь. Гай — это преномен [личное имя], Юлий [родовое имя] — от Юла, Цезарь же [третье в ряду римских имен: когномен, то есть буквально «дополнительное имя», «прозвище», служащее для обозначения ветви рода] либо потому, что он родился из рассеченного лона матери [младенец родился с помощью хирургического вмешательства, и отсюда происходит термин «кесарево сечение»]; либо потому, что дед его собственной рукой убил в Африке слона, который на языке пунийцев называется «цеза». И вот этот Гай Юлий Цезарь, когда, покорив шестьдесят четыре города Галлии, требовал от {с.278} сената решения о предоставлении ему триумфа и не добился этого из-за сопротивления Гнея Помпея Великого и его друзей, завидовавших успехам Цезаря, начал в Форсалии [так в тексте — Halgar Fenrirsson] гражданскую войну, побежденный в которой Помпей был убит в Александрии. Цезарь, завершив все свои дела и покорив Александрию, вернулся в Рим и был убит в Помпеевой курии Кассием и Брутом и другими помпеянцами. Наследник его Август, вступив в город, заставил сенат объявить убийц Цезаря преступниками и врагами, а его [Цезаря] присоединить к сонму богов и именовать его божественным [Divus Iulius, Divus Augustus].

 Стих 287. Власть ограничит свою Океаном, звездами — славу.

 Это сказано и во славу Рима, и, во всяком случае, в соответствии с историей. Ибо действительно он [Цезарь] победил даже Британцев, которые живут в океане [так в тексте]. И когда, после его смерти, его приемный сын Август устраивал погребальные игры, среди ясного дня была видна звезда…

 Стих 288 [289—290]. …отягченного славной добычей / Стран восточных.

 После поражения Форнака [так в тексте — Halgar Fenrirsson], сына Митридата, который действительно жил на Востоке, а Египет, в котором он победил Птоломея, находится на юге.

 Стих 291. Век жестокий тогда.

 То есть когда, после обожествления Цезаря, станет править Август и будет заперт храм Януса, на земле наступит мир. Известно, что этот храм трижды был заперт. Впервые — в царствование Нумы, позже — по завершении Второй Пунической войны и в третий раз — после Актийского сражения, в котором победил Август. В это время был мир. Правда, только по отношению к другим народам. Но запылали гражданские войны, о чем Вергилий сам вскользь упоминает, говоря: «внутри нечестивая ярость» [294]. Называют же разные основания для открытия и закрытия этого храма. Одни говорят, что когда Ромул сражался с Сабинянами и был уже на грани поражения, на этом месте вдруг забил источник горячей воды, которая обратила в бегство войско Сабинян. Отсюда возник обычай, чтобы, отправляясь на битву, открывали бы двери храма, так как он был построен на этом самом месте, как бы в знак надежды на возможную будущую помощь. Другие же говорят, что Татий и Ромул, заключив договор между собой, построили этот храм. Поэтому и сам Янус имеет {с.279} два лица, указывая как будто на союз двух царей. Либо потому, что отправляющиеся на войну должны были помышлять о мире. Есть и другая причина, а именно: что идущие в сражение желают вернуться.

 Стих 292. I. Седая Верность и Веста.

 Подразумевается «будет». Он назвал Весту седой либо потому, что верность встречается [только] среди седых людей, либо потому, что ей приносят жертвы рукою, обмотанной белой тканью, что означает, что верность должна быть сокрытой (secreta). Отсюда и Гораций говорит: «Редкая верность, укутанная белым покрывалом». Называя же Весту, он [Вергилий] помнит про религиозный обряд. Ибо ни одно священнодействие не совершается без огня. Поэтому и она сама, и Янус вызываются во всех жертвоприношениях. Веста же названа таким образом или от греческого слова Гестия [gestia — очаг, греч.] присоединением дигаммы [знака лабиализации], как например: Энеты — Венеты; либо потому что она облачена (vestita, лат.) в пестрые одежды. Говорят, что она есть сама Земля, которая, несомненно, владеет Огнем, как это можно понять на примере Этны и Вулкана, и других жарких мест на земле.

II. С братом Ремом Квирин… людям законы дадут.[292—293]

 Здесь он хочет скрыть братоубийство, поскольку объединяет их [братьев], и называет одного не Ромулом, а Квирином, потому что не может совершить братоубийство тот, кто удостоился сделаться богом.

 Многие стремятся понять это так, как мы сказали выше [см. комментарий к ст. 276], а именно: что для того, чтобы после мора умилостивить манов брата, Ромул во всем пользовался двойными предметами… Кроме того, известно, что храм Януса был открыт при Ромуле, потому что он никогда не прекращал войн. Другие же хотят понять это так, что под этими словами он имеет в виду Римлян. Однако же истинное толкование таково: Квирин — это Август, Рем же назван вместо Агриппы, который женился на дочери Августа и наравне с ним командовал на войне. Отсюда и: «А на другой стороне Агриппа, которому благоволят боги и ветры» [кн. 8, ст. 682] (parte alia dis et ventis Agrippa secundis). Римский народ, чтобы польстить Октавиану, предложил ему называться одним из трех имен на выбор, как он пожелает: Квирин, или Цезарь, или Август. Тот же, выбрав одно из имен, дабы не оскорбить тех, кто предлагал иные имена, в разное время использовал {с.280} все эти имена и сначала назывался Квирином, потом Цезарем, а потом тем именем, которое он и закрепил за собой — Августом, как это утверждает Светоний и указывает в Георгиках Вергилий. Ибо когда он рассказывает о победе над Гангаридами, которые живут возле Ганга и которые были побеждены Августом, он [Вергилий] говорит: «Оружие победоносного Квирина» (victorisque arma Quirini), — а то, что он вместо Агриппы употребил имя Рема, это объясняется поэтическими приемами, потому что он употребил это имя ассоциативно. Следовательно, он говорит, что когда, по завершении всех войн, Юлий Цезарь будет вознесен на небо, то Август и Агриппа установят правопорядок. Ромул же назван Квирином потому, что он был всегда вооружен копьем, которое на языке Сабинян называется «курис». Ведь копье, то есть курис, это длинная заостренная палка… Отсюда и секурис [securis, лат.] как бы семикурис [semi — половина, лат.]; от слова койранос, которое по-гречески означает «царь». А ведь известно, что римляне были греками. Либо он называется так из-за знатности своего рода, ведь Марс, когда он в гневе, называется Градив, а когда он спокоен, называется Квирин. И, наконец, в городе существует два храма: один — храм Квирина, внутри города, как бы храм стража спокойствия, а другой — на Аппиевой дороге, вне города, возле ворот, как бы храм воителя, то есть Градива.

 Стих 294 [293].  I. Войны проклятые двери [Ворота войны] (belli portae).

 То есть [ворота] двуликого Януса, которые открывались во время войны и запирались во время мира. А храм Януса потому открывался во время войны, чтобы лицезрение его вида в течение всей войны был доступно всем, и потому в его власти находились и отправление на войну и возвращение с нее. И это Вергилий обозначает самим изображением его [Януса], являющегося проводником и уходящих и возвращающихся. Этот храм построил некогда Нума Помпилий, ворота его он запер во время своего царствования.

II. Внутри нечестивая ярость.

 Как мы сказали выше [см. комментарий к ст. 291], это из-за гражданских войн, которые Август вел против Брута и Кассия при Филиппах, а против Секста Помпея — при Сицилии. Или, как некоторые сообщают, «внутри нечестивая ярость» — не в храме Януса, а в другом, на Форуме Августа, где входящие видели {с.281} по левую руку изображенных Войну и Ярость, сидящую связанной на оружии в том виде, как это описал поэт.

 Стих 297. Рожденного Майей.

 То есть Меркурия. И это перифраза. Цицерон в книге «О природе богов» говорит, что существует несколько Меркуриев; но когда мы рассуждаем о богах, необходимо следовать традициям мифа, ибо истина неизвестна. В то же время здесь можно видеть намек поэта на кадукеаторов [caduceatores — несущий жезл, лат.], то есть посредников в установлении мира… А некоторые говорят, что есть четыре Меркурия: один — сын Юпитера и Майи, другой — сын Неба и Дня, третий — Либера и Просерпины, четвертый — Юпитера и Киллены, тот, который убил Аргуса. Говорят, что некие сочинения свидетельствуют о том, что он по этой причине бежал из Греции к Египтянам.

 Стих 312. …с собою взяв лишь Ахата.

 Он удачно указывает, что Эней был очень сильным и ничего не боялся, говоря, что «он идет в сопровождении Ахата» (uno graditur comitatus Achate). Возникает вопрос, почему Ахат оказывается спутником Энея? И даются разные объяснения. Однако лучшим представляется то, каковое говорит, что это имя имеет греческую этимологию. Ведь ahos [греч.] означает «тревога», которая всегда является спутником царей.

 Стих 317. Гарпалика.

 Некоторые говорят, что она была воспитана отцом Гарпаликом, который был царем Амимониев во Фракии… Она, когда отец ее был изгнан гражданами за свою жестокость, а впоследствии убит, бежала в леса и, живя охотой и разбоем, настолько одичала и научилась так быстро бегать, что, гонимая голодом, внезапно нападала на стада и, схватив ягненка, своей быстротой спасалась от преследовавших ее всадников. Но однажды ей устроили засаду, и она запуталась в сетях и была убита. И то, что случилось с ее убийцами потом, прославило ее смерть, ибо тотчас же в округе начался спор о том, кому принадлежит козел, которого похитила Гарпалика, так что началась драка, закончившаяся многими смертями. А впоследствии сохранился обычай собираться у могилы девы и во искупление [ее гибели] устраивать своего рода сражение. Некоторые же утверждают, что она, собрав толпу людей, смогла освободить своего отца, захваченного в плен Гетами, а как говорят другие, Мирмидонцами, и сделала это быстрее, чем {с.282} это можно подумать о женщине. Отсюда возникла пословица, что она бежала быстрее потока.

 Стих 329. Или Феба сестра.

 То есть Диана, ибо она охотница. Очень удачно возникает такое предположение, исходя из места действия и особенностей одежды и поведения [Венеры]. Мудро говорит поэт: «Или Феба сестра», — по-видимому, сомневаясь относительно того, как называть Аполлона. Ведь известно, что этот бог называется по-разному различными народами и государствами в зависимости от тех благодеяний, которые он обычно являет в различных ипостасях своей божественности. Этот бог носит стрелы, потому что, как сила болезни, так и они, — невидимы. Считается, что этот бог охраняет стада, предсказывает будущее, лечит, способствует мирному устройству городских дел, протекающих спокойно, и покровительствует войнам на чужбине. И потому ему посвящен лавр, что это дерево употребляется при воскурениях и очищениях, чтобы показать, что никто не должен вступить в его храм, не пройдя очищение. Ведь жрецу разрешается вступать в дом, где были похороны, не раньше, чем на пятый день после похорон.

 Стих 338. Агеноров город.

 Город, который основали Агенориды. А Агенор — сын Нептуна и Ливии [в книге «Лилии» — Halgar Fenrirsson] — был царем Финикии. От этого рода вела свое происхождение Дидона…

 Стих 340. Дидона.

 Ранее называлась своим истинным именем Элисса. Но после своей гибели стала называться пунийцами Дидоной, что означает на их языке «Мужественная дева», так как, когда союзники побуждали ее выйти замуж за какого-нибудь африканского царя, она продолжала сохранять верность своему прежнему мужу и, сильная духом, покончила с собою и бросилась в костер, который она воздвигла якобы для того, чтобы умилостивить манов мужа.

 Стих 343. Был ей мужем Сихей.

 Всякий раз, когда поэту встречаются трудные или не укладывающиеся в метр имена, он либо меняет их, либо как-то сокращает их. Так, Сихей назывался Сикарба, Бел, отец Дидоны, — Мет.

 Стих 350. Чувства сестры он презрел.

 Или презирая, то есть пренебрегая ею, или не заботясь о любви сестры… или, во всяком случае уверенный в очень сильной любви {с.283} сестры к мужу, из-за которой, как полагали, она, после смерти Сихея, могла покончить с собой; ведь вовсе не обязательно следует, что после убийства Сихея он [Пигмалион] сразу же завладеет его золотом, если не [допустить], что погибнет также и Дидона…

 Стих 352. Тщетной надеждой хитро сестру влюбленную тешил.

 Потому что [Пигмалион] говорит, что отсутствует тот, о ком было известно, что он убит. Но мы читаем: «Кто мог бы обмануть любящего?» (quis fallere possit amantem). Здесь указывается на особую злонамеренность Пигмалиона, который даже любящую обманул.

 Стих 363 [364]. Пигмалиона казну.

 [Богатство], которое Пигмалион уже считал своим. Отсюда в четвертой книге сказано: «Отомстив за убитого мужа» [кн. 4, ст. 656] [Отомстив мужу] (ulta virum). Действительно, может ли быть большее наказание для алчного человека, чем потерять деньги, ради которых он совершил преступление? Если не учитывать этого, то ложным окажется и «Отомстив мужу» (ulta virum). Нужно отметить, что он здесь незаметно касается исторических фактов, ибо было в обычае, чтобы Финикийцы на выданные царем деньги из государственной казны покупали хлеб у иностранцев. Дидона же похитила у Пигмалиона подготовленные для этого корабли. Когда ее стали преследовать люди, посланные братом, она бросила золото в море. Когда преследователи увидели это, они вернулись. Хотя эта история рассказывается иногда и иначе.

 Стих 367[—368]. Здесь купили клочок земли, сколько можно одною / Шкурой быка охватить (потому и название Бирса).

 Когда Иарба [Ярба] пытался изгнать Дидону, приплывшую в Ливию, она хитро попросила разрешить ей купить столько земли, сколько может покрыть шкура быка. И вот, тотчас же разрезав на кусочки эту шкуру, она протянула ее, охватив двадцать два стадия. Вергилий указывает на это, говоря: «По имени этого события Бирса», — и не «покрыть», а «окружить»… Бирса по-гречески означает «шкура». А говоря «окружить», он имеет в виду ремень, сделанный из шкуры.

{с.284} Стих 373. Летопись наших трудов. [Анналы.] (Annales)

 Вот какая разница существует между историей и анналами. История рассказывает о тех временах, которые мы видели или могли видеть и получила название от греческого глагола historein, то есть «видеть». Анналы же говорят о тех временах, которые наше поколение не знало. Поэтому Ливий складывается из Анналов и Истории. Однако эти [понятия] часто смешиваются, так что вместо истории поэт говорит: «Анналы». А анналы создавались вот как. Великий Понтифик каждый год получал набеленную доску, на которой, указав имена консулов и других магистратов, он записывал по дням достопамятные деяния, совершенные в мирное и в военное время, на море и на суше. Эти ежегодные комментарии древние собрали в восемьдесят книг и назвали их Великими анналами из-за того, что они писались Великими Понтификами…

 Стих 378. I. Благочестивым зовусь я Энеем.

 Здесь это сказано не по заносчивости, но говоря это, он помогает узнать себя. Ведь говорить что-нибудь о себе тем, кто его знает, есть заносчивость, а тем, кто не знает, это лишь указание. Или же, во всяком случае, он следует обычаю героев, которые считали позорным как лгать, так и утаивать истину. В конце концов и у Гомера Улисс говорит, что «его слава доходит до неба». Отсюда и этот говорит: «До небес прославлен молвою» [ст. 379].

II. …спасенных пенатов / Я от врага увожу [ст. 378—379].

 Хотя Вергилий использовал различные представления о богах-пенатах, однако же в разных местах он [фактически] касается их всех. Ведь одни, как Нигидий и Лабион, говорят, что боги-пенаты для Энея это Нептун и Аполлон, о которых упоминается: «Быка — Нептуну, быка — тебе, прекрасный Аполлон» (taurum Neptuno, taurum tibi, pulcher Apollo). Варрон говорит, что боги-пенаты — это некие статуэтки, деревянные или мраморные, которые Эней привез в Италию. Об этом же упоминает Вергилий. «Тут изваянья богов — священных фригийских пенатов, / Те, что с собой из огня, из пылавшей Трои унес я» [кн. 3, ст. 148—149]. Тот же Варрон упоминает о том, что Эней привез этих Дарданских богов из Самофракии во Фригию, из Фригии — в Италию. Другие же, как Кассий Гемина, говорят, что боги-пенаты из Самофракии назывались teus megalus [великие боги, греч.], teus dunatus [всемогущие боги, греч.], teus hrestus [добрые боги, греч.], о которых Вергилий упоминает в разных местах.

{с.285} Стих 382 [381]. Мать-богиня мне путь указала.

 В этом месте он попутно затрагивает и историю, которую по законам поэтического искусства он изложить не может, ибо Варрон во второй книге Божественных дел говорит: «С того времени, как Эней ушел из Трои, ежедневно он видел днем звезду Венеру до тех пор, пока не прибыл в землю Лауренцию, где он ее уже не видел больше. Поэтому он понял, что обрел землю, назначенную ему роком…» А то, что мы сказали, что поэтическое искусство запрещает открыто излагать историю, то это бесспорно. Ведь Лукан потому не считается поэтом, что он написал историю, а не поэму.

 Стих 394. Юпитера спутник крылатый.

 Это орел, который находится под покровительством Юпитера, потому что, как говорят, когда он сражался с Гигантами, орел подносил ему молнии. Это придумано потому, что орлы очень пылки или горячи по своей природе, так что они даже могут сварить яйца, которые высиживают… Или потому что, как говорят, ни орел, ни лавр не могут быть поражены молнией, поэтому орел, как мы знаем, является птицей Зевса, а Юпитер увенчан лавром, и те, кто справляет триумф, венчаются лавром… Про орла есть и другое сказание. У греков мы читаем, что некий юноша, рожденный землею, был очень красив. Его звали Айтос. Он, когда Юпитер находился на острове Крите и воспитывался в Эдейской пещере, чтобы спастись от отца Сатурна, пожиравшего своих сыновей, первым высказал желание повиноваться Юпитеру, а потом, когда Юпитер вырос и изгнал отца с царского трона, Юнона, на которую произвела огромное впечатление красота мальчика, видимо, из ревности превратила его в птицу, которая по-гречески называется aetos, а по-нашему «орел» из-за темно-коричневого цвета [aquilus — темно-коричневый, aquila — орел].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 







                БУРЯ (Перевод В. Брюсова)

       I, 50 Думы такие богиня {1} в пылающем сердце вращая,
             Мчится на родину туч, на безумными Австрами полный
             Остров Эолию {2}. Там в необъятной пещере царь Эол
             Междоусобные ветры и громоподобные бури
             Властью своею гнетет и смиряет тюрьмой и цепями.
          55 Те, негодуя, грохочут с великим роптанием горным
             Около створов {3}, а Эол сидит в крепостнице высокой.
             Скиптры держа, умягчает их дух и смиряет их гневы.
             Так он не делай - и море, и сушь, и глубокое небо
             Ринули быстро б они, за собой разнесли бы в пространствах.
          60 Но всемогущий отец заколодил их в черных пещерах,
             Сам опасаясь того, и высокие горы и тяжесть
             Сверх навалил, и поставил царя, чтоб, согласно условью,
             Вожжи умел и спускать и натягивать он по приказу.
          65 К оному тут, умоляя, Юнона так речь обратила:
             "Эол! Тебе поелику бессмертных отец и людей царь
             Препоручил и волненье смягчать и вздымать волны
                ветром, -
             Мне ненавистное племя плывет по Тирренскому морю {4}, -
             Илий {5} в Италию оный везет побежденных пенатов.
             Ветрам всевластье придай, потопи погруженные кормы
          70 Иль, разметав их, гони и раскидывай по морю трупы.
             Нимф дважды семь у меня есть, наружностью милых,
                из коих,
             Ту, что красой всех других привлекательней, Дейоп_е_ю,
             Браком с тобою я прочным свяжу, дам тебе во владенье,
             Все, чтоб с тобой проводила она за такие заслуги
          75 Годы, и ты бы отцом чрез нее стал прекрасного рода".
             Эол в ответ: "Обсуждать подобает тебе, о царица,
             Труд, что свершить ты желаешь, а мне - лишь ловить
                повеленья.
             Ты утверждаешь за мной это царство и скиптры, и Йова {6}
             Милость, и ты позволяешь богов на пирах возлежать мне.
          80 Над облаками меня и над бурями делаешь властным".
             Так сказал он и пустую трезубцем повернутым гору
             В бок ударяет, и ветры, как будто бы сомкнутым строем,
             Рвутся, где дверь отворилась, и вихрем над землями веют.
             На море поналегли и, что есть, с коренных оснований
          85 Вместе как Эвр, так и Нот все срывают, и к бурям
                привычный
             Африк и клубами гонят огромные к берегу волны.
             Вслед корабельщиков крик прозвучал и скрипенье веревок {7},
             Тучи нежданные вдруг исторгают и день и свод неба
             Тевкров из глаз; и на море ночь черная опочивает.
          90 Полюсы загрохотали, эфир частым пламенем блещет,
             Неизбежную мужам вокруг представляет все гибель.
             В то же мгновенье Энея слабеют от холода члены.
             Он простонал и, обеи руки воздевая к светилам,
             Голосом так вопиет он: "О трижды, четырежды счастлив,
          95 Кто на глазах у отцов, под высокими стенами Трои,
             Смерть удостоился встретить! О, Данаев рода храбрейший,
             Тидид! {8} И мне почему на Илиакском поле погибнуть
             Не довелось, и твоя эту душу рука не исторгла?
             Ярый где лег под копьем у Эакида {9} Гектор, огромный
         100 Где и Сарпедон {10}; влачит Симоэнт под волной, унесенных
             Где столько шлемов героев, щитов и тел многосильных!"
             Так восклицал он, когда Аквилоном порыв завывавший
             Спереди парус срывает и взводень возносит к светилам;
             Ломятся весла; потом он корму обращает и волнам
         105 Бок подставляет; вслед грудой отвесная встала гора вод.
             Те на вершине волненья висят; этим вал, разверзаясь,
             Дно между волнами кажет; кипит на песках бушеванье.
             Три судна Нот, ухватив, их на скалы сокрытые мечет
             (Италы скалы зовут, что стоят между волн, алтарями),
         110 Гребень громадный при полной воде, три с открытого моря
             Гонит на отмели Эвр и на сирты (мучительно видеть),
             И оттесняет на броды, и валом песка окружает.
             Оный корабль, на каком были Ликий с верным Оронтом,
             Прямо пред взором Энея пучима безмерная сзади
         115 Бьет по корме; и снесенный, стремглав упадающий кормчий
             Валится вниз головой, а судно тот же вал вкруг три раза
             Крутит влача, и глотают прожорливо волнами глуби,
             Изредка только пловцы появляются в бездне огромной.
             Мужей оружие, доски и Трои богатства на волнах,
         120 Что Иле_о_нея вез крепкозданный корабль, что Ахата
             Сильного, тот, где Абант, как и тот, где Алет престарелый {11},
             Побеждены уже бурей: в боках ослабели скрепленья,
             Влагу враждебную емлют они, расседаясь от щелей.
             А между тем, что великим роптанием Понт помутился
         125 И что отпущена буря, почуял Нептун, и, что с самых
             Отлили бродов потоки, глубоко встревожен, и, море
             Чтоб с выси вод обозреть, величавую голову вынес,
             Видит Энея суда, по всему разнесенные Понту,
             И сокрушаемых Тройев водой и небес разрушеньем.
         130 Не утаилися козни от брата и злоба Юноны;
             Зефира с Эвром к себе призывает и так говорит им:
             "Иль таково упованье у вас на свое родословье?
             Землю и небо уж вы без моей благосклонности, Ветры,
             Смеете вместе мешать и такие взносить взгроможденья!
         135 Я вас!.. Но лучше сначала смирить возмущенные волны,
             После невиданной карой свершенное зло искупить вам.
             Бегство ускорьте и так своему возвестите владыке:
             Ведь не ему над морями господство и грозный трезубец
             Выпал по жребью, но мне. Пусть хранит он огромные скалы,
         140 Ваше убежище, Эвр; пусть величится в этом чертоге
             Эол, и пусть в затворенной темнице он ветрами правит".
             Так он сказал и, скорей, чем промолвил, смиряет он воды
             Вздутые, гонит скопленье туч и вновь солнце выводит.
             Вместе Ким_о_тоя {12} с нею Тритон, налегая, с утесов
         145 Острых сдвигает суда; он трезубцем их приподнимает
             Сам и широкие мели вскрывает и воды спокоит.
             И на колесах он легких над гладями волн пролетает {13},
             И, как то часто в стеченье народа, когда возникает
             В нем возмущенье и души свирепствуют низменной черни,
         150 Факелы уж и каменья летят, ярость правит оружьем:
             Если предстанет случайно заслугами и благочестьем
             Муж знаменитый, - смолкают и слух, все стоят, напрягая:
             Он же словами царит над страстями и души смягчает {14}.
             Так и все грохоты моря замолкли, когда, озирая
         155 Воды, поехал родитель под небом открытым и, коней
             Вспять повернув, бросил вожжи, в послушной летя
                колеснице.

                [ГИБЕЛЬ ЛАОКООНА] (Перевод А.В. Артюшкова)

      II, 13 Ослабев от войны и гонимы судьбою -
             Сколько прошло уже лет - предводители войска данайцев
             С гору размером коня вдохновенным искусством Паллады {15}
             Строят и ребра ему одевают тесом еловым,
             Как бы в обет за счастливый возврат; слух разносится этот.
             Воинов прячут туда наилучших, по жребию выбрав,
             Внутренность темную сплошь и пустоты огромного чрева
          20 Вооруженной толпой они заполняют украдкой.
             Близ Илиона лежит Тенедос, знаменитейший остров,
             Очень богатый, пока сохранялося царство Приама.
             Ныне там только залив, кораблям ненадежная пристань.
             Враг, удалившись туда, на пустынном укрылся прибрежье,
             Мы ж полагали, что он паруса направил к Микенам.
             Тут-то вся Тевкрия {16} вдруг отрешилась от долгой печали!
             Настежь ворота! Приятно пойти посмотреть на дорийский
             Лагерь, пустые места увидать и покинутый берег.
             Здесь был долопов отряд, здесь Ахилла жестокого лагерь,
          30 Флота стоянка вот тут, здесь обычное место сражений.
             Тут цепенеет иной перед даром безбрачной Минервы,
             Гибель несущим громадой коня, и первый Фимет нам
             В город втащить его подал совет и в крепость поставить;
             Хитрость ли это была, или Трои судьба так велела.
             Капис, однако, и те, кто умом был трезвей, предлагают
             Или в пучину морскую низвергнуть данайский коварный
             И подозрительный дар, или сжечь, костер разложивши,
             Иль пробуравить утробу его и тайник весь обшарить.
             Заколебалась толпа, раскололися мысли народа.
          40 Тут впереди всех с большою толпою народа сбегает
             Лаокоон {17} с крепостной вершины, гневом пылая.
             Издали он уж кричит: "О несчастные! Что за безумство!
             Верите вы, что уплыли враги! Да разве данайцев
             Дар без коварства бывает? Таким Улисс {18} вам известен?
             Иль в деревянном коне здесь ахейцы скрываются, или
             Против нашей стены громада построена эта,
             Чтоб над домами ударить, чтобы нашу крепость превысить,
             Или иной здесь обман. Нет, коню вы не верьте, троянцы!
             Что там ни будь, я данайцев боюсь и дары приносящих" {19}.
          50 Так он сказал, и копье огромное с мощною силой
             В круглое чрево коня, в его деревянные связи
             Ринул. Воткнулось копье, задрожав, содрогнулося чрево,
             И зазвучало в ответ, застонало пустое пространство.
             Будь на то воля богов и не будь помраченными мысли,
             Он убедил бы тайник сокрушить арголидский; стояла б
             Троя дольше и ты, высокая крепость Приама...

  [Стихи 57-198. Троянцы, поверив ложному рассказу пленного грека Сипона,
       склоняются к принятию деревянного коня в дар богине Минерве.]

         199 Тут представляется чудо другое, гораздо страшнее {20},
             Нам злополучным, сердца неразумные наши смущая.
             Лаокоон - он по жребию избран жрецом был Нептуна -
             У алтаря заколол большого быка по обряду.
             Вдруг с Тенедоса {21} - рассказывать страшно! - по тихому
                морю
             Быстро скользят две змеи, извиваясь большими кругами,
             И равномерно плывут, к берегам направлялся нашим.
             Подняты груди у них меж волнами; налитые кровью
             Гребни торчат над водой; остальное же тело морскую
             Тянет волну за собой; огромны хребтов их извивы.
             Пенится влага, шумит; и земли уж они достигают,
         210 Кровью глаза и огнем налились и горят у обеих;
             Высунув жало, они лизали свистящие пасти.
             Мы без кровинки в лице разбежались. Уверенным ходом
             К Лаокоону они стремятся; хватают в объятья
             Змеи сначала двоих его сыновей малолетних.
             Страшным укусом своим пожирая детей злополучных.
             К ним он на помощь спешит с оружием; змеи хватают
             Тут и его самого и огромными вяжут узлами.
             Дважды обвивши ему середину тела и дважды
             Шею чешуйной спиной, высоко головами вздыбились.
         220 Он то руками узлы разорвать старается (ядом
             Залиты черным повязки его и кровью гнилою),
             То испускает до самых светил ужасные крики {22}.
             Раненый бык издает подобный же рев, убегая
             От алтаря, секиру неверную с шеи стряхнувши.
             Оба дракона скользят к святилищу, вверх и вползают
             В самую крепость они Тритониды {23}, жестокой богини,
             Чтоб под ногами ее и под круглым щитом там укрыться.
             Нас, устрашенных, это еще пугает сильнее.
             Толки идут, что вполне по заслугам за тяжкий проступок
         230 Лаокоон пострадал: копьем оскорбил он святое
             Дерево, в тело коня вонзив свой дротик преступный.
             Все восклицают, что надо вести во храм это диво
             И обратиться к богине с мольбой.
             Стену ломаем, на здания города вид открываем.
             Все за работой. К ногам коня катки привязавши,
             Тащат троянцы его, натянувши канаты на плечи,
             Ближе подходит к стенам роковая громада, со чревом,
             Воинов полным. Дети кругом и безбрачные девы
             Гимны поют, и рукой прикоснуться все рады к канатам,
         240 Движется грозно она, в середину вступает столицы.
             Родина! Дом Илионский! Дарданские стены,
             Славные в битвах! Не раз у ворот на пороге громада
             Вдруг застревала {24}, не раз в утробе доспехи звенели.
             Мы ж налегаем сильней, ослепленные страстью,
                в забвенье;
             В крепости ставим святой несчастье несущее диво {25}...


                [ГИБЕЛЬ ПРИАМА] (Перевод А.В. Артюшкова)

     II, 505 Может быть, спросишь {26}, какая судьба и Приама постигла.
             Видя, что гибнет захваченный город и рушатся всюду
             Кровли домов, и враги в середину проникли столицы,
             В тщетном усилии старец облек дрожащие плечи
         510 В свой уж давно непривычный доспех, прицепил бесполезный
             Меч и в гущу врагов устремился, готовый погибнуть {27}.
             В самой средине дворца, под открытым небом, огромный
             Высился жертвенник, с ним по соседству лавр многолетний
             Близко вплотную стоял, и тень осеняла пенатов {28}.
             Вкруг алтаря с дочерьми здесь Гекуба сидела, подобно
             Стае густой голубей, застигнутых бурей жестокой,
             Изображенья богов обнимая в мольбе бесполезной.
             Видит Приама она в доспехах, лишь юным пригодных:
             "Что за ужасная мысль, о несчастный супруг, побуждает
         520 Взяться за дротик тебя? И куда ты стремишься? - сказала, -
             Помощи нет; не такой, не таких защитников вовсе
             Требует время, хотя б даже Гектор сейчас мой явился!
             Здесь приютись, возле нас! Этот жертвенник всем даст
                защиту,
             Или же с нами умрешь!" И с такими словами, привлекши
             Старца к себе, усадила его на месте священном.
             Вдруг показался Полит - он один из детей был Приама,
             Пирровой {29} он руки избежал; среди копий между врагами
             Портиком длинным бежит, обегает пустынную залу,
             Раненый. Дротом враждебным его преследует ярый
         530 Пирр; вот настигнет сейчас, вот жестокою пикой ударит!
             Он, ускользнув, наконец, на глазах у родителей сразу
             Пал и потоками крови истек, и с жизнью расстался.
             Тут не сдержался Приам, хоть его окружала повсюду
             Смерть, и, возвысивши голос, сказал, преисполненный гнева:
             "Пусть, - он воскликнул, - за дерзость такую, такое
                злодейство!
             Ежели на небе есть забота об этом, есть совесть, -
             Боги тебе воздадут достойной и должною карой!
             Сына родного воочию смерть показать мне посмел ты,
             Взоры отца осквернить решился убийством кровавым.
         540 Нет, ко врагу Приаму Ахилл не таков был {30} (его ты
             Лживо отцом называешь), стыдясь, он признал за молящим
             Право на милость и мне бездыханное Гектора тело
             Для похорон возвратил, в мое царство дозволил вернуться!"
             Так говорил и метнул без удара бессильный свой дротик
             Старец; со звуком глухим отскочивши от медных доспехов,.
             В верхнем покрове щита копье бесполезно завязло.
             Пирр отвечал: "Сообщи же отцу Пелиду об этом,
             С вестью отправься к нему. Не забудь об ужасных деяньях
             Выродка Неоптолема ему рассказать поподробней,
         550 Ныне ж умри!" И повлек к алтарю он дрожащего старца.
             В токах обильных сыновней крови скользнул тот бессильно.
             Волосы левой рукою схватив, он правою вынул
             Блещущий меч и вонзил ему в грудь до самой рукоятки.
             Этот Приамов конец и печальную участь такую
             Предуказал давно рок. Падение видел Пергама,
             Трои пожар, стольких Азии стран и народов когда-то
             Гордый властитель. Лежит на взморье огромный обрубок:
             Сорвана с плеч голова, и осталось без имени тело.

  [РАССКАЗ ЭНЕЯ О СВОЕМ БЕГСТВЕ ИЗ ПЫЛАЮЩЕЙ ТРОИ] (Перевод А.В. Артюшкова)

         671 Вновь опоясался я мечом, уж и левую руку
             В щит продевал поудобней, идти сбираясь из дому,
             Но у порога, обняв мои ноги, меня удержала,
             Иула-младенца к отцу протянув, дорогая супруга.
             "Если на гибель идешь, то и нас уведи за собою;
             Если ж надежду еще на силу доспехов имеешь,
             Наш этот дом защищай раньше всех. На кого оставляешь
             Иула-младенца, отца и меня, с кем супружеством связан?" -
         680 Так говорила она и весь дом наполняла стенаньем.
             Тут (рассказывать дивно) свершилось внезапное чудо:
             Вдруг на глазах у печальных родителей, меж их руками,
             Пламени легкий язык на головке является Иула,
             Свет разливая кругом: совершенно при этом безвредно
             Мягкие волосы лижет огонь, у висков собираясь.
             Затрепетали от ужаса мы и поспешно объявший
             Волосы Иула священный огонь погашаем водою.
             В радости к звездам тогда поднимает Анхис, мой родитель,
             Взор свой и так говорит, к небесам простирая и руки:
             "Если внимаешь ты нашим мольбам, всемогущий Юпитер,
         690 Раз лишь на нас воззри! Если мы благочестием стоим,
             Знаменье дай нам потом, подкрепи эти все предсказанья".
             Чуть это старец сказал, с неожиданным грохотом тяжко
             Грянуло слева {31}, и, с неба упав, темноту рассекая,
             Огненный шар пролетел, яркий след за собой оставляя.
             Видим, как он проскользнул над самой вершиною кровли
             В ясном сиянье и скрылся в лесу на высотах Идейских {32},
             Путь указуя; за ним борозда еще длинною нитью
             Светится; вкруг далеко разливается запах сернистый.
             Знаком таким побежденный, руки к небу отец простирает;
         700 Он призывает богов и светило священное молит:
             "Незачем медлить; иду за вами, куда б ни пошли вы.
             Боги родные, спасите наш дом, спасите и внука.
             Сын, уступаю тебе, за тобою идти я согласен".
             Так он сказал, а меж тем шум огня через стены яснее
             Слышится, гонит пожар раскаленную бурю все ближе.
             "Что же, скорее садись на меня, дорогой мой родитель.
             Плечи подставлю тебе. Этот труд мне не будет тяжелым.
             Чтоб ни решила судьба, одинакова будет опасность
             Нам и спасенье одно. Со мною идет пусть младенец
             Иул, а за нами вослед дорогая супруга поодаль.
             Слуги! А вы на мои слова обратите вниманье.
             Выйдя из города, холм вы найдете с покинутым древним
             Храмом Цереры, вблизи же растет кипарис долговечный,
             Многие годы уже благочестием предков хранимый:
             К этому месту придем мы различными с вами путями,
             Ты, мой родитель, возьми святыню отцовских пенатов;
             Я же из недавней резни и тяжелого вышел сраженья,
         720 Мне их коснуться грешно, пока не омоюсь проточною
                влагой".
             Так говоря, я шею себе и широкие плечи
             Шкурою желтого льва покрываю поверх одеянья
             И поднимаю свой груз; пристроился справа ребенок
             Иул, за отцом он идет, с трудом и едва поспевая,
             Следует сзади жена. Мы бредем среди полного мрака.
             Только что я ничего не боялся, ни брошенных копий,
             Ни неприятельских толп преграждавших дорогу мне
                греков:
             Всякого ныне страшусь ветерка, всякий звук возбуждает
             Трепет во мне, за груз я боюсь и за спутника вместе.
         730 Мы приближались уже к воротам, весь путь, мне казалось,
             Благополучно пройдя. Вдруг до слуха донесся мне словно
             Шум учащенных шагов, и отец, в темноту проникая
             Взором, "о сын, - восклицает, - беги; они уже близко;
             Отблеск я вижу щитов и сверкание медных доспехов".
             Тут от испуга как будто какою-то волею злою
             Ум мой смятенный был отнят совсем. Побежав без дороги,
             Верный, знакомый мне путь потерял я из виду. О горе!
             Отнял ли рок у меня несчастный супругу Креузу,
             Или случайно она заблудилась, устав ли присела, -
         740 Мне неизвестно. Ее никогда я уж больше не видел.
            А что пропала она, я заметил не раньше, покамест
            Мы добрались до холма и священного храма Цереры.
            Здесь только все собрались, наконец, - лишь ее не хватало.
            Так обманула она и друзей, и супруга, и сына.
            Ах! Из людей, из богов кого не корил я в безумье,
            Что беспощаднее я в ниспровергнутом городе видел?
            Иула, Анхиса-отца и троянских пенатов вручаю
            Спутникам верным своим, их сокрывши в излучине дола,
            В город обратно я сам возвращаюсь в сверканье доспехов.
        750 Все испытать я решил, исходить все улицы Трои,
            Заново всяким себя опасностям там подвергая.
            Прежде всего направляюсь к стене, к потаенным воротам,
            Где мы прошли, по следам своим же обратно ступая
            И темноту проглядеть стараясь внимательным взором.
            Ужас повсюду царит, само молчанье пугает.
            К дому затем (не вернулась ли вдруг, не окажется ль
                дома)
            Я пробираюсь. Весь дом захватили данайцы, ворвавшись.
            До верху кровли, крутясь, поднимается жадное пламя.
            Кверху растут языки, раскаленный свирепствует ветер.
        760 К дому Приама потом направляюсь; тут вижу всю крепость.
            Портики пусты уже, и в убежище храма Юноны
            Феникс и лютый Улисс сторожили добычу: в охрану
            Выбрали их. Отовсюду сюда сокровища Трои,
            Что из сгоревших захвачены храмов, столы для закланья
            Жертв, золотые сосуды массивные, груды одежды
            Сносятся в множестве. Дети и женщины робко стояли
            Длинной вокруг вереницей.
            Все-таки стал подавать свой голос во мраке я смело.
            Кликами улицы я оглашал и в печали Креузу
        770 Звал много раз, и опять, и опять призывал понапрасну.
            Так я искал, без конца блуждая по улицам Трои.
            Образ печальный тогда (то самой Креузы был призрак)
            Взорам явился моим; знаком был, но только был выше.
            Оцепенел я, и волосы встали, и замер мой голос.
            Речью такою она от меня отгоняет тревогу:
            "Милый супруг! Для чего предаешься ты скорби безумной?
            Ведь не без воли богов совершается это. С собою
            Не суждено увезти тебе отсюда Креузу.
            Нет повеленья на то владыки Олимпа. Чужбина
        780 Надолго примет тебя. Взбороздишь ты пространное море,
            В землю прибудешь Гесперию {33}, где посреди плодородных
            Пашен людских медлительно Тибр протекает Лидийский {34}.
            Счастье и царство тебе уготованы там и супруга
            Царского рода. Не лей же слез о любимой Креузе.
            Нет, не увижу ведь я горделивых жилищ мирмидонцев {35}
            Или долопов {36}, у греческих женщин не буду рабыней
            Я, дарданка, невестка богини Венеры {37}.
            Здесь великая мать богов {38} меня оставляет,
            В этих краях. Прощай. Будь охраной любовною сыну".
        790 Так говорила она. Со слезами хотел я сказать ей
            Много: она поднялась и рассеялась в воздухе легком.
            Трижды пытался ее я обнять за шею руками,
            Трижды из рук ускользал из объятия тщетного призрак.
            Легкому ветру, летучему сну совершенно подобный.
            Ночь миновала уже, когда я к друзьям возвратился...
        901 Яркий вставал Люцифер {39} на вершинах Идейских, с собою
            Новый день приводя. Всюду прочно данайцы владели
            Входами в город. Надежд ниоткуда не видя на помощь,
            Я отступил и, поднявши отца, направился в горы.

           [ЛЮБОВЬ И ГИБЕЛЬ ДИДОНЫ] {40} (Перевод А.В.Артюшкова)

      IV, 1 Тяжкой меж тем уж давно уязвленная страстью царица
            Рану питает свою и пламенем тайным сгорает,
            Все вспоминается ей великая доблесть героя,
            Блеск и величие рода его, и врезались в душу
            Речи его и лицо; и страсть не дает ей покоя.
            Солнечным светом уже заливала всю землю Аврора,
            Влажную тень с небосвода сдвигая. Она безрассудно
            С речью такою к сестре обращается, верному другу:
            "Анна, сестра! что за сны меня беспокоят, пугают!
         10 Этот пленительный гость, появившийся в нашем жилище, -
            Видом он как величав, как он доблестен духом и телом!
            Истинно верю, что он от бессмертных богов происходит.
            Чуждый величия дух обличается страхом. Какою
            Не был гоним он судьбой! О каких не рассказывал войнах!
            Если бы я не пришла неизменно и твердо к решенью
            В брачный союз не вступать ни с кем с той поры, как
                любовью
            Первой обманута я была, кончиной супруга;
            Если бы брачные факелы мне ненавистны не стали, -
            Слабости этой едкой, может быть, я могла бы поддаться.
         20 Анна, признаюсь, по смерти Сихея, несчастного мужа,
            После обрызганных братом кровью пенатов {41}, один он
            Чувства затронул мои и дух мой упавший он поднял.
            Прежнего пламени я, несомненно, следы различаю.
            Но да поглотит меня, раскрывшись, бездонная пропасть
            Или Перуном отец всемогущий к теням ниспровергнет,
            К бедным Эреба {42} теням и в глуби подземные ночи,
            Раньше чем стыд, я тебя оскорблю и закон твой нарушу.
            Тот, кто впервые меня к себе привязал, кто мои все
            Чувства унес, он пускай и хранит их с собою в могиле".
         30 Так говорила она и слезами сама заливалась.
            Анна в ответ: "О сестра, больше жизни любимая мною!
            Хочешь ли молодость провести в одиночестве грустном,
            Милых не зная детей и отрады супружеской жизни?
            Праху ль усопших и манам ли мертвых о том есть забота?
            Пусть ни один ливийский жених ни, раньше, тириец
            Душу больную твою к любви не склонил; пусть отвергнут
            Ярб {43} и другие вожди, что в Африке, славой богатой,
            Вскормлены, - ты и желанной любви противиться хочешь?
            В ум не приходит тебе, в какой ты стране поселилась?
         40 Гетулов там города, на войне поражений не знавших,
            Дикие там нумидийцы вокруг и Сирт неприютный {44},
            Область безводная здесь и свирепые вширь расселились
            Барки. А что говорить о войне, поднимаемой Тиром {45}.
            И об угрозах от брата?
            Думаю, волей богов и желаньем богини Юноны
            По ветру путь свой направили к нам корабли Илиона.
            Город каким свой увидишь, сестра! От этого брака
            Как твой возвысится трон! От союза с оружием тевкров
            Силы повысив свои, как поднимается слава пунийцев!
         50 Ты лишь богов умоляй о прощенье и, жертвы свершивши,
            Гостеприимною будь, создавай для задержки причины:
            На море бурю сейчас Орион {46} поднимает дождливый.
            И расшатались тирийцев суда, и погода сурова".
            Этой речью она разожгла распаленную страстью
            Душу, надежду влила в сомненья, прогнавши стыдливость.
            Прежде всего во храмы идут, о милости просят,
            У алтарей по обычаю в жертву овец закалая -
            Право творящей Церере, Лиэю {47}, родителю Фебу,
            Больше же всех богине союзов брачных, Юноне.
         60 С чашей в руке, красотой роскошной сияя, Дидона
            Между рогов белоснежной телицы творит возлиянье
            Или обходит вокруг алтарей, лоснящихся жиром.
            Жертвам весь день отдает, смотрит в груди закланных
                животных,
            Жадно предвестий ища у дымящихся легких и сердца.
            Ты, о пророков несведущий ум! Чем помогут безумной
            Храмы, обеты? Любовный огонь пожирает ей сердце
            Тою порой, и болит в груди молчаливая рана,
            Пламя несчастную жжет Дидону; по городу всюду
            Бродит безумно она, словно лань, пораженная дротом:
         70 Издали в Критских лесах за нею, не ждавшей несчастья,
            Гнался пастух, поразил и летучую сталь в ней оставил,
            Сам не заметив того; по лесам и ущельям диктейским {48}
            Мчится она, а древко смертельное в теле застряло.
            То она водит с собой Энея по городу всюду,
            Кажет богатства ему сидонские, город Готовый.
            Чуть лишь начнет говорить - и смолкает, не кончивши речи.
            То с угасанием дня новый пир велит приготовить.
            Чтобы в безумии вновь внимать богам илионским,
            Взора опять не сводя с лица говорящего гостя.
         80 После ж, когда все уйдут, и луна в свою очередь также
            Станет бледнеть, и ко сну, заходя, призывают светила,
            В доме тоскует пустынном одна на покинутом ложе,
            Только его - хоть и нет его здесь - и видит и слышит
            Или, плененная видом отца, Аскания держит;
            Страсть несказанную ей обмануть не удастся ли этим!
            Башни начатые вверх не растут; молодежь о доспехах
            Позабывает, и порт, оборонные сооруженья
            Брошены; прерваны все работы, и грозные стены
            В их высоте поднебесной стоят неподвижной громадой...

 [Стихи 89-128. Богиня Юнона желает задержать Энея в Африке. Она предлагает
 матери Энея Венере прекратить взаимную вражду Карфагена и Италии, соединив
браком Энея и Дидону. Венера соглашается. Юнона излагает план осуществления
                этого брака.]

        129 Тою порою поднялась, Океан оставляя Аврора.
            Чуть рассвело, из ворот молодежь отборная вышла,
            Сети, тенета с собою несут и охотничьи копья,
            Скачут массильские всадники, чуткие своры собачьи.
            Медлит царица в дому; у порога ее ожидают
            Главы пунийцев. Стоит, изукрашенный в золото, пурпур,
            Яростный конь и грызет удила, покрытые пеной.
            Вот, наконец, и она выходит с великою свитой,
            Плащ свой сидонский надев с расписною богатой каймою.
            С ней колчан золотой, на косе золотая повязка,
            Платья пурпурного край закреплен золотою застежкой.
        140 Тут же и радостный Иул выступает с фригийскою свитой.
            Перед другими Эней, красотою всех превышая,
            С ними идет и свою смыкает с пунийцами свиту.
            Как Аполлон покидает зимой течение Ксанфа
            В Ликии, чтобы, материнский Делос посетив, хороводы
            Возобновить там, и вкруг алтарей критяне, дрионы
            И расписавшие тело свое агафирсы ликуют;
            Сам же по кинфским хребтам он шествует, зеленью нежной
            Кудри украсив свои и прикрыв золотой диадемой;
            Стрелы гремят у него на плечах; не менее бодро
        150 Шел и Эней, и сияло лицо его дивной красою.
            К горным высотам они пришли и в дебри лесные;
            Бросившись с верху скалы, побежали тут дикие козы
            Вниз по горам, а с другой стороны по открытому полю
            Стадо за стадом несутся олени в стремительном беге,
            Пыли подняв облака и гористую местность покинув.
            Мальчик Асканий меж тем, конем восторгаясь горячим,
            Мчится долиной, то тех, то других позади оставляя;
            Меж боязливых зверей кабана, покрытого пеной,
            Жаждет он встретить и желтого льва, сошедшего с высей.
        160 На небе тою порой начинается грохот великий,
            Следом и ливень за ним надвигается, смешанный с градом,
            Тут и тирийский {49} отряд, и троянские юноши вместе
            С внуком Венеры дарданским бегут кто куда по равнине
            В страхе укрытий искать; а с гор потоки несутся.
            Вместе с Дидоной и вождь троянский в ту же пещеру
            Входит. Тут первой Земля {50} и пособница в браках Юнона
            Знак подают. Сверкнули огни, и эфир как свидетель
            Брака, и нимфы с высот испустили дикие вопли.
        170 День этот сделался первой причиною смерти и бедствий,
            Так как ни внешность уже, ни молва не смущают Дидону,
            О потаенной любви она уж не думает больше.
            Браком зовет: этим словом она вину покрывает.
            Тотчас несется Молва по градам великим ливийским.
            Зло никакое с Молвой в быстроте не сравнится полета.
            Крепнет в движенье она, на ходу набирается силы.
            В робости раньше мала, до небес поднимается скоро,
            Шествует по земле, скрывает голову в тучах.
            Матерь-земля родила ее, на богов прогневившись,
        180 Младшею, как говорят, сестрой Энгеладу и Кею {51},
            Быстрою как на ногах, так и крыльях проворных, огромным
            Чудовищем, страшным для всех. У нее сколько перьев на
                теле,
            Столько под ними бдительных глаз (рассказывать дивно!),
            Сколько звучит языков, столько ртов и ушей навостренных.
            Ночью летает она в темноте меж землею и небом
            С скрежетом резким и глаз не смыкает сладкой дремотой,
            Днем верным стражем она сидит на вершине ли кровли
            Или на башнях высоких, великие грады пугая.
            Вестница вымысла, ложь наравне она с правдою любит.
            Так и тогда разным слухом народ она насыщала,
        190 С равною радостью быль с небылицею всем провещала:
            Прибыл Эней, от крови троянской он происходит;
            С ним, как с мужем, сойтись прекрасной Дидоне угодно;
            В неге они эту зиму сейчас и давно уж проводят,
            Царства не помня свои, охвачены страстью постыдной...

 [Стихи 195-521. Боги через Меркурия напоминают увлекшемуся Энею о конечной
 цели его странствований. Эней после объяснения с Дидоной порывает с ней и
           решает пуститься в море. Покинутая царица в отчаянии.]

            Ночь наступила. Животный весь мир утомленный
                спокойным
            Сном на земле наслаждался; леса и грозное море
            Спали. В средине пути уже катятся звезды, склоняясь,
            Все умолкают поля, и звери и пестрые птицы,
            Все, что в прозрачно-текучих водах и на холмах колючих
                таится.
            Сну предается в тот час под покровом ночи безмолвной.
            Только несчастная лишь финикиянка {52} ни на мгновенье
        530 Не засыпает; очами и сердцем ночного покоя
            Не принимает. Заботы двоятся, и, вновь воскресая,
            Буйствует страсть и волнами великого катится гнева.
            Вот что решила она и так про себя рассуждает:
            "Что ж это делаю я? И осмеянной мне ль обращаться
            К прежним опять женихам и молить о браке Номадов {53},
            Им в сватовстве столько раз отказав? Иль за флотом
                троянским
            Надо последовать мне и во всем покорствовать тевкрам?
            Не потому ль, что моя им помощь прежняя в пользу
            И благодарность они сохраняют за прошлое прочно?
        540 Пусть это так: но кто же меня, ненавистную, примет
            На горделивых судах? Злополучная ты! Ах, еще ли
            Лаомедонтова рода {54} с его вероломством не знаешь?
            Что же потом? Мне одной провожать моряков
                в торжестве их,
            Иль, окружившись толпой тирийцев моих, устремиться
            В путь и, кого я с трудом увезла из столицы сидонской {55},
            В море обратно увлечь, приказать паруса распустить им?
            Нет, по заслугам умри и мечом устрани все мученья!
            Тронувшись плачем моим, сестра, на меня эти муки
            Первая ты навлекла, безумную недругу выдав.
        550 Брака не зная, как зверь, не смогла-таки я без порока
            Жизнь свою провести и избегнуть подобных мучений,
            Не сохранила обещанной верности праху Сихея!"
            Стоны такие рвались у нее, несчастной, из сердца.
            На корабельной высокой корме Эней в это время
            Спал, уж решив свой отъезд. Все как следует было готово,
            Вновь тут явился ему во сне божественный образ,
            Чудилось, с тем же лицом и веленьями теми же снова,
            Сходный во всем с Меркурием - голосом, видом цветущим,
            Русым цветом волос, красотою юною тела.
        560 "О сын богини! Как можешь ты спать в подобной тревоге?
            Разве не видишь, безумец, какие опасности всюду
            Вас окружают? Не слышишь дыханья зефиров попутных?
            Хитрость, жестокое зло в душе замышляет царица,
            На смерть решившись и гнева прилив в себе разъяряет.
            Как не бежишь ты стремглав, пока еще бегство возможно?
            Скоро увидишь, как море взволнуют суда, засверкают
            Факелы злые, кругом берега запылают огнями,
            Если на этой земле тебя застанет Аврора.
            Брось же медлительность! Непостоянна, изменчива вечно
            Женщина!" Так он сказал и с темной ночью смешался.
            Тут встрепенулся Эней. Внезапным испуганный мраком,
            Сразу встает ото она и своих он товарищей будит.
            "Встаньте, проснитесь, друзья, поскорей! На скамейки
                садитесь
            И паруса распускайте! Ниспослан с высокого неба,
            Бог нам ускорить отъезд, разрубив витые канаты,
            Вот уж вторично велит. Повинуемся, кто бы ты ни был,
            Образ священный, и с радостью волю твою исполняем!
            Милость и помощь свою нам яви и предвестий счастливых
            С неба пошли!" И при этих словах из ножон извлекает
        580 Молниеносный он меч и бьет острием по канатам.
            Этот же пыл и у всех: бросаются, рвутся уехать.
            Берег покинули; все кораблями море покрылось;
            Пену, напрягшись, мутят и морскую лазурь загребают.
            Вот, оставляя шафранное ложе Тифона, Аврора
            Светом нового дня заливать начала уже землю.
            Тут, рассмотрев из окон, что рассвет белеется ранний
            И, подравняв паруса, удаляется флот, увидевши
            Берег и порт без гребцов, поражает своею рукою
            Трижды, четырежды дивную грудь царица: терзая
        590 Русые волосы, так говорит: "О, Юпитер! Неужто
            Этот пришелец уйдет и над царством моим насмеется?
            Что же, доспехи надев, не бегут всем народом в погоню?
            Как не сорвут кораблей со стоянок? Идите, несите
            Пламя скорей! Дайте стрелы сюда! Налегайте на весла!
            Что говорю я? Где я? Какое безумство, Дидона!
            Или теперь лишь тебя задевает безбожный поступок?
            Царство давая ему, подумать надо об этом!
            Честен как тот, кто родных везет с собою пенатов!
            Верен как тот, кто отцу престарелому плечи подставил!
        600 Я ль не могла разорвать его тело, похитив, и в волны
            Выкрошить! Иль спутников, даже Аскания, раньше зарезав
            Сталью, отцу предложить на пиру в угощенье! Правда,
            Битвы, конечно, исход был сомнителен. Пусть: но кого же,
            На смерть идя, мне бояться? Внесла бы я факелы в лагерь.
            Пламенем палубы их наполнила, сына с отцом я,
            С родом их всех истребив, сама бы бросилась сверху!
            Солнце! Земные дела ты все освещаешь огнями.
            Знаешь, Юнона, и ты мои муки и мне помогаешь.
            Ты, что ночами вопишь в городах на распутьях, Геката!
        610 Фурии, страшные местью, Элиссы {56} гибнущей боги!
            Бедам внимайте моим! По заслугам отмстите злодеям!
            Наши услышьте мольбы! Если в гавань войти неизбежно
            И до твердой земли суждено доплыть нечестивцу,
            Если Юпитеров рок так велит, то предел положите
            Здесь! Пусть разбитый в бею со смелым народом и изгнан
            Прочь из пределов страны, из объятий исторгнут Иула -
            Молит о помощи! Пусть лишенную чести увидит
            Спутников смерть! И подав под законы неравного мира,
            Пусть ни престолом, ни жизнью желанною не насладится,
            Но раньше срока падет и в земле не найдет погребенья!
            Вот моя просьба. Последнюю речь изливаю я с кровью!
        620 Вы же, тирийцы, самый их корень, и будущий род весь
            Их ненавидьте, такой воздайте нашему праху
            Дар: да не будет любви и союза у этих народов!
            Мститель из наших костей восстанет некий могучий {57},
            Будет огнем и мечом он гнать поселенцев дарданских
            Ныне и после, всегда, когда силы со временем будут.
            Пусть, я молю, берега с берегами враждуют, с волнами
            Волны, с мечами мечи, пусть сами воюют и внуки!"
        630 Так говорила, растерянно мыслью бросаясь повсюду
            И ненавистную жизнь оборвать поскорее желая.
            Кратко сказала потом Сихея кормилице Барке -
            Няню ж ее покрывал прах черный на родине прежней:
            "Анну сестру позови, моя милая няня, сюда мне.
            Пусть поскорее себя окропит речною водою,
            Да и придет, с собой приведя жертвы животных.
            Голову ты и сама покрой священной повязкой.
            Жертву, что собрана мной по обряду подземному богу,
            Хочется мне совершить, конец положить беспокойству
        640 И предоставить огню костер властелина дарданцев".
            Так говорила. Та в старческом рвении шаг ускоряла.
            Но трепеща, одичав от замыслов страшных, Дидона
            Кровью налитый взгляд обращала кругом, со щеками
            В пятнах, дрожа, побледнев в предчувствии смерти
                грядущей,
            Внутрь в покои дворца врывается и на высокий
            Всходит костер в исступленье и меч обнажает дарданский, -
            Дар, что был поднесен совсем не для цели подобной.
            Вдруг увидав илионский покров и знакомое ложе,
            Здесь задержалась она ненадолго в слезах и раздумье,
        650 К ложу припала потом с последнею речью: "Покровы
            Милые мне до тех пор, пока бог и судьба позволяли:
            Душу примите мою и меня от страданий избавьте.
            Жизнь прожила я и данный Фортуною путь совершила.
            Ныне мой облик уйдет в подземное царство великим.
            Мстя за супруга, на брата-врага наложила я кару,
            Славный поставила город, мои видала я стены.
            Счастлива, ах, чрезмерно была б я счастлива, если б
            Нашей земли никогда корабли не касались дарданцев!"
            К ложу приникнув лицом: "Умрем без отмщенья, -
                сказала, -
        660 Все же умрем! Да, вот так к теням удалиться, отрадно.
            Пусть же вперяет глаза в мой огонь жестокий дарданец
            С моря, с собой унося кончины знаменье нашей!"
            Так говорила. Среди ее слов - тут видят служанки -
            Падает под острием. Меч пеной кровавой покрылся,
            Руки забрызганы. Крик идет по высоким чертогам.
            Бешено мчится Молва по всей потрясенной столице,
            Плач и рыданья везде; дома полны причитаний
            Женских, и отзвук дает от стона великого воздух.
            Словно, ворвавшись, враги предают разрушению древний
            Тир и весь Карфаген, и бешеным пламя потоком
        670 Льется по кровлям домов людских и божеских храмов.

            [ЭНЕЙ В ПОДЗЕМНОМ ЦАРСТВЕ] (Перевод А.В. Артюшкова)

[Прибыв  в  Италию,  Эней  высаживается  около города Кум и в храме Аполлона
встречается с жрицей, пророчицей Сивиллой, которая раскрывает ему его судьбу
(1-97).  Эней  просит  у Сивиллы свидания в подземном царстве с тенью своего
отца Анхиса. Сивилла указывает ему способ спуститься в преисподнюю (98-155).
-  Эней  добывает  указанную Сивиллой священную "золотую ветвь", без которой
нельзя   проникнуть  в  преисподнюю,  и  устраивает  торжественные  похороны
        потонувшего в море своего спутника героя Мисена (156-235).]

        236 Сделавши это, спешит повеленья Сивиллы исполнить.
            Грот был высокий в камнях, с огромным зевом широким,
            Озером черным и тьмой сокрытый мрачного леса.
            Сверху над ним не могли безнаказно даже и птицы
        240 Крылья свои распускать: из черневших отверстий такие
            Шли испарения вверх, поднимаясь к небесному своду
            (Эти места оттого назывались у греков Аорнон {58}).
            Жрица сперва четырех телят для жертвы приводит
            С черной спиною и головы им вином окропляет,
            Между рогами у них остригает кончики шерсти
            И на священный огонь их кладет приношением первым,
            Кликами кличет Гекату, богиню Эреба и неба.
            Слуги ножи подставляют и теплую кровь собирают
            В чаши. Черной шерсти овцу Эней самолично
        250 Матери фурий {59} с великой сестрою {60} мечом закалает,
            А Прозерпине телицу бесплодную в жертву приносит.
            Жертву ночную потом свершает властителю Стикса {61},
            Мясо целых быков на огонь возлагает и сверху
            Льет на горящее сердце и легкие жирное масло.
            С первым лучом восходящего солнца у них под ногами
            Стала гудеть земля, и задвигались горы с лесами.
            Чудилось, псы в темноте завыли; богиня Геката
            Вход открывает. Взывает пророчица: "Дальше, о, дальше,
            Непосвященные. Рощу святую очистите вовсе!
        260 Ты же входи, извлеки из ножен свой меч! В это время
            Мужество нужно тебе, Эней, и крепкое сердце!
            Тут исступленно она устремилась к открытой пещере,
            Следом за нею Эней таким же бестрепетным шагом...
        268 Скрытые полною тьмой, они шли одиноко сквозь тени,
            Через пустые чертоги и Дита {62} подземное царство.
        270 Путь таков по лесам при неверном мерцании лунном,
            Если Юпитер сокроет во тьму небеса, и окраску
            Черная ночь у предметов земных совершенно отнимет.
            Возле верховья, пропасти Орка {63} у самого входа,
            Расположились Печаль и Заботы, грызущие сердце,
            Бледные там угнездились Недуги, унылая Старость,
            Ужас и Голод, на зло наводящий, и гнусная Бедность,
            Призраки, страшные видом своим - и Смерть и Страданье,
            Единокровный со Смертию Сон и Злорадство за ними,
            Возле порога Война, несущая смерть и убийство,
            Дальше железный чертог Евменид и Раздор исступленный,
            Волос змеиный себе обвязазший кровавой повязкой,
            А посредине стоит, многолетние ветви простерши,
            Темный огромнейший вяз. Говорят, здесь под каждым
                листочком
            Выбрали место себе пустые и праздные Грезы,
            Множество, кроме того, различных диких чудовищ
            Возле дверей пребывают: кентавры {64}, двуликие Скиллы,
            О ста руках Бриарей и ужасно шипящая гидра,
            Лерны {65} Химера, огнями снабженная, тут же горгоны {66},
            Гарпий {67} и Герион, трехтелесный призрак ужасный.
        290 Выхватил меч свой Эней, охваченный страхом внезапным,
            И обнаженную сталь направляет на всех подходящих.
            Если бы не указала ему премудрая жрица,
            Что в оболочке пустой бестелесные призраки бродят,
            Бросился б он и мечом поражать стал бы тени напрасно.
            Здесь-то дорога в Тартар идет к водам Ахеронта,
            Мутный от грязи поток бушует, огромной пучиной;
            Ил увлекая с собой, в Коцит {68} он его извергает.
            Это теченье реки охраняет ужасный паромщик,
            Страшный от грязи Харон; сединою его подбородок
        300 Густо лохматой оброс; глаза его дико сверкают,
            Свесился с плеч его плащ, узлом завязанный, грязный,
            Свой подгоняет он челн шестом и, поставивши парус,
            Мертвых везет на ладье темно-ржавого цвета; он очень
            Стар, но бодра и юна даже старость бессмертного бога.
            К этому берегу все устремлялись огромной толпою
            Мертвые: жены, мужья и великие духом герои,
            Жизнь, скончавши свою, незамужние девы и дети,
            Юноши их на глазах у отцов на костры возложили.
            Столько осенней порой в лесах, при первом морозе,
        310 Падает листьев с дерев иль на сушу с глубокого моря
            Птиц слетается: их холодные месяцы года
            Гонят над глубью морской в лучезарные южные страны.
            Каждый стоя молил его переправить скорее,
            Руки простерши в тоске по далекому берегу. Впрочем,
            Мрачный паромщик то тех, то других на ладью принимает,
            Всех же иных далеко от песчаного гонит прибрежья.
            Тут удивленный Эней, встревоженный шумом - "О, дева,
            Что за толпа, - говорит, - собралась у реки? Что ей нужно?
            Мертвые просят о чем? Почему одни остаются
        320 На берегу, а другие гребут через темные воды?"
            Кратко сказала ему в ответ долговечная жрица {69}:
            "О сын Анхиса, богов самый подлинный отпрыск!
                Ты видишь
            Стогны стигийские здесь и глубокие топи Коцита,
            Страшно даже богам ими клясться и клятву нарушить.
            Жалкая эта толпа мертвецов лишена погребенья.
            Возчик - Харон; через волны везет он одних погребенных.
            Запрещена переправа через эти шумящие волны
            На берег страшный, пока не покоятся кости в могиле.
            Сто лет блуждают они и по этому реют прибрежью;
        330 Только тогда, наконец, их к водам допускают желанным".
            Остановился тогда и шаги удержал сын Анхиса,
            Думой объятый в душе, о неравной судьбе сожалея.
            Видит печальных он там, посмертной чести лишенных,
            Левкаспида с вождем ликийского флота Оронтом:
            Австр их волной потопил с кораблем и другими пловцами...

[Стихи 337-416. Эней видит тень кормчего Палинура, который рассказывает ему
 о своей гибели. Харон, получив "золотую ветвь", перевозит Энея и Сивиллу.]

        417 ...Пастями лая тремя, оглашает Цербер огромный
            Области эти; лежит в пещере напротив он, лютый.
            Видя, что змеи на шеях его уж становятся дыбом,
            Жрица бросает кусок из волшебных растений снотворных
            С медом. Три глотки раскрыв, свирепый от голода Цербер
            Быстро хватает еду, расправляет огромную спину
            И припадает к земле, во всю ширь распростершись в пещере.
            Видя, что сторож заснул, вход Эней занимает и быстро
            Всходит на берег вод, никому не дающих возврата.
            Тотчас же он услыхал голоса детей малолетних,
            Душ их пронзительный плач у самого входа; лишая
            Сладостной жизни, унес, оторвав от груди материнской,
            Черный их день и до времени бросил в могилу. А рядом
        430 С ними находятся здесь без вины присужденные к казни.
            Не без суда им, однако ж, даровано это жилище,
            Главный судья Минос, сотрясающий урну, сзывает
            Суд из покойных; всю жизнь и деяния их разбирает.
            Дальше печальные тени живут: не свершив преступленья,
            Сами себя умертвили они и, свет ненавидя,
            С жизнью расстались. О, как им хотелось бы в вышнем
                эфире
            Ныне и бедность сносить и суровым трудам подвергаться?
            Воли богов нет на то; их болото противное держит
            Неумолимо, и Стикс, девять раз окруживший потоком,
        440 Близко оттуда лежит, во все стороны вдаль протянувшись.
            Край "печальных полей" - им такое присвоено имя.
            Здесь кого злая любовь извела жестокою язвой,
            Тайные держат тропы; их густой отовсюду скрывает
            Миртовый {70} лес; но с тоской в самой смерти они неразлучны.
            Федру, Прокриду {71} здесь видит Эней, Эрифилу: в печали
            Раны всем кажет она, нанесенные сыном жестоким {72}.
            Здесь же Эванда и с ней Пасифая и Лаодамия {73};
            Здесь и Кеней, был он юноша раньше, стал женщиной ныне,
            В первоначальный свой вид обращен он обратно судьбою {74}.
        450 С ними в обширном лесу финикиянка также Дидона,
            Свежею раной терзаясь, блуждала; едва очутился
            Подле нее троянский герой и сквозь темную дымку
            Еле узнал - при начале так месяца видишь серп мутный,
            Иль сдается, что видишь его через облачный сумрак, -
            Слезы тут он пролил и с нежной любовью сказал ей:
            "Верная, стало быть, весть пришла ко мне, о Дидона
            Бедная, что ты сама мечом себя умертвила?
            Я был причиною смерти твоей! Так клянусь же звездами
            И божествами небес и богами подземного царства,
        460 Что против воли твои берега я покинул, царица!
            Нет, повеленье богов (и оно же меня принуждает
            Царство теней обойти среди терний во мраке глубоком)
            Властно меня повело; да к тому же не мог я поверить,
            Что мой отъезд причинит тебе столько страданья.
            Остановись и от взоров моих не скрывайся! Кого ты
            Так избегаешь? С тобой мне уже не беседовать больше!"
            Гневом пылавшую тень и бросавшую дикие взоры
            Так пытался Эней смягчить, заливаясь слезами.
            В землю свой взор устремила она, отвернувшись; не больше
        470 Чувства ее показало лицо от речи Энея,
            Чем если б жестокий то был кремень или мрамор
                марпесский {75}.
            Вот встрепенулась она, наконец, и, враждебная, скрылась
            В рощу тенистую, где супруг ее прежний заботой
            Ей отвечает, Сихей, и любовью равняется с нею.
            Долго, однако, Эней, потрясенный тяжелою встречей,
            Взором ее провожает в слезах, сожаления полон...

 [Стихи 477-534. Эней встречает тени героев; сын Приама Дейфоб рассказывает
                ему о своей гибели.]

            Той порой середины небес достигла Аврора.
            Может быть, данный им срок провели бы они в разговорах,
            Если бы спутница им не напомнила кратко Сивилла:
            "Ночь наступает, Эней, мы же в плаче здесь время
                проводим.
        540 Вот это место как раз, где дорога расходится на две,
            Вправо ведет ко дворцу великого бога Плутона,
            Здесь нам в Элисиум путь; а налево - идущая в Тартар,
            Где наказанье свое нечестивцы несут и злодеи".
            Дейфоб в ответ: "Не сердись, великая жрица Сивилла.
            Я возвращаюсь назад к теням в темноту. Ты же шествуй,
            Слава наша и честь, и лучшую участь изведай".
            Так он сказал и при этих словах повернулся обратно.
            Тут оглянулся Эней и внезапно под скалами слева
            Видит обширный дворец, окруженный тройною стеною.
        550 Быстрый струится поток, окружая все пламенем шумным.
            Тартара это река, Флегетон, с громом камни катящий.
            Прямо - огромная дверь, из стали массивной колонны;
            Их ни силе людской, ни самим небожителям даже
            Не сокрушить; поднимается вверх железная башня.
            Там Тисифона {76} сидит в окровавленной палле бессонно,
            Денно и нощно она охраняет преддверие Орка.
            Стоны оттуда слышны и звуки жестоких ударов,
            Лязг железа и скрип и цепей волочащихся грохот.
            Остановился Эней, перепуганный скрежетом страшным:
        560 "Что за преступники здесь? О дева, скажи! И какою
            Карой терзаются? Что за стон поднимается кверху?"
            Жрица сказала в ответ: "О вождь прославленный Тевкров!
            Чистый не может никто вступить в жилище преступных,
            Но, приставляя меня к Авернским рощам, Геката
            Все мне сказала, когда провела по божеским карам.
            Критский царь Радамант {77} это держит жестокое царство,
            Хитрости все раскрывает, к признанью в грехах всех
                приводит
            Тех, кто при жизни, напрасно ликуя, что скрылся от кары,
            От злодеяний своих отложил очищенье до смерти.
        570 Тотчас карающий бич берет Тисифона, злодеев
            Бьет, издеваясь, и левой рукой простирая свирепых
            Змей, призывает на них сестер ополченье суровых.
            Только тогда, наконец, распахнутся проклятые двери,
            Страшно скрипя на крюках. Посмотри, кто на страже
                в преддверье.
            Что за чудовище вход сторожит в подземное царство.
            Злей Тисифоны, свои пятьдесят чернеющих пастей,
            Лютая гидра, раскрыв, таится внутри. Самый Тартар
            В пропасть уходит, вдвойне простираясь в подземное
                царство,
            Чем воздушный Олимп поднимается к небу вершиной.
        580 Древнее племя Земли, поколенье Титанов, ударом
            Молнии свергнуты, здесь в самом дне пребывают..."

  [Стихи 582-636. Сивилла описывает Энею различных преступников и злодеев,
   несущих наказания. Наконец они подходят к Элисиуму, жилищу блаженных.]

        637 Выполнив все и свершив приношенье богине подземной,
            К радостным вышла местам, наконец, и роскошным
                лужайкам,
            К рощам счастливых теней и блаженным жилищам умерших,
        640 Чище здесь воздух полей и пурпурным блистающим светом
            Их наполняет, тут солнце свое и свои тут светила.
            Часть упражняется здесь на покрытых травою площадках.
            Заняты играми или борьбой на песчаной арене;
            Часть хороводы ведут и при этом стихи произносят,
            Тут же фракийский певец {78} в одеянии длинном играет
            В такт им на лире своей семиструнной: то пальцами струны;
            Он заставляет дрожать, то плектром из кости слоновой.
            Здесь поколение древнее Тевкров, прекрасное племя,
            Мощные духом герои, рожденные в лучшие годы,
        650 Или Ассарак и Дардан, основавший некогда Трою.
            Издали призракам их колесниц и доспехов дивится.
            В землю воткнуты стоят их копья и по полю всюду
            Кони пасутся. Любовь к колесницам, доспехам, какую
            Знали при жизни они, о конях прекрасных забота
            И под землею у них осталась совершенно такая ж.
            Справа и слева еще и других замечает: пируют
            Здесь на лужайках они и победную песнь запевают
            В роще из лавров душистых, откуда поток Эридона
            Полный водою, течет через лес, устремлялся кверху.
        660 Здесь пребывают в бою за отчизну познавшие рану,
            Чистые духом жрецы в течение жизни минувшей,
            Праведники и пророки, творцы, достойные Феба,
            Здесь возвышавшие жизнь изобретением, знаньем,
                искусством.
            Те, кто оставил другим о заслугах высокую память:
            Головы все здесь они белоснежной венчают повязкой...

                [Стихи 666-678. Сивилла находит Анхиса.]

        679 Сам же родитель Анхис, укрывшись в железной долине,
            Души сокрытые там наблюдал усердно, которым
            Выйти на вышний свет предстоит {78}, и считал уже в мысли
            Целый ряд дорогих потомков, предвидя судьбу их;
            Счастье и доблесть героев и подвиги внуков грядущих.
            Тут, увидав, что к нему Эней по зеленому лугу
            Близится, руки вперед простирает он бодро и живо.
            Хлынули слезы из глаз, и такое он слово промолвил:
            "Вот, наконец, ты пришел! Любовь сыновняя все же
            Трудность пути победила! Тебя суждено мне увидеть,
            Сын, услыхать знакомый твой голос и словом ответить!
        690 Правда, и сам я питал надежду на это, до встречи
            Дни я считал и своим предчувствием не был обманут.
            Сколько объехал ты стран! По каким морям не скитался!
            Скольким опасностям, сын, подвергался, пришлось мне
                услышать!
            Как я боялся вреда для тебя от ливийского царства!"
            Он же ответствует: "Твой, о родитель, твой образ
                печальный
            Часто вставал предо мной. Он привел меня к этим пределам.
            Флот на Тирренском море стоит. О, дай же мне руку,
            Дай, мой отец, перестань от объятий моих уклоняться".
        700 Так говоря, слезами лицо орошал он обильно.
            Трижды пытался его обнять он за шею руками.
            Трижды призрак из рук ускользал, обнимающих тщетно,
            Легкому ветру, летучему сну совершенно подобный.
            Тою порою Эней в отдаленной видит долине
            Скрытую рощу, в лесу шумящий кустарник и реку
            Лету; мимо жилища покоя она протекала.
            И без числа вкруг него племена и народы летали.
            Так на лугах часто пчелы сидят на цветах разнопестрых
            В летний безоблачный день и вокруг белоснежных
                грудятся
            Лилий, повсюду гудит от их жужжания поле.
        710 Это увидевши вдруг, обомлел и спросил о причинах
            В недоуменье Эней, как зовутся те дальние реки
            И что за люди такою толпой берега заполняют.
            Молвит на это Анхис: "То души, которым судьбою
            Вновь придадутся другие тела, из реки те Летейской
            Влагу беспечности пьют, обретая забвенье надолго.
            Я уж давно про них рассказать питало желанье
            И показать их тебе и своих перечислить потомков,
            Чтобы, найдя Италию, мог ликовать ты со мною".
            "Разве, отец, иные из душ отсюда уходят
        720 На небо вверх и опять возвращаются в косное тело?
            Что у несчастных за страсть так тянуться к жизни и
                свету?" -
            "Я расскажу тебе, сын, и в сомненье тебя не оставлю", -
            С этим ответом Анхис обо всем говорит по порядку...

[Анхис объясняет Энею учение об очищении и переселении душ, затем показывает
             всех его потомков, и особенно императора Августа.]

    VI, 791 Вот муж! вот тот, кого часто тебе обещали по слухам,
            Август-Цезарь, потомок божественный; он золотые
            Снова века воссоздаст в том Лации {80}, правил когда-то
            Где над полями Сатурн {81}; и кто к Гарамантам и к Индам
        795 Власть донесет: лежит та земля вне пределов созвездий.
            Вне года - солнца путей, Атлант {82} где, небодержащий,
            Ось на плече обращает, что яркими звездами блещет.
            Перед приходом его {83} уж ныне и Каспия царства,
            По прорицанью богов, страшатся, Меотии {84} область
        800 И семиструйного смутны устья дрожащие Нила.

 [Далее Вергилий устами Анхиса так определяет назначение Рима, в отличие от
                греков.]

    VI, 847 Одушевленную медь пусть куют другие нежнее,
            Также из мрамора пусть живые лики выводят,
            Тяжбы лучше ведут, а также неба движенья
        850 Тростию лучше чертят и восход светил возвещают {85}.
            Ты же народами править, о Римлянин, властию помни -
            Вот искусства твои - утверждать обычаи мира;
            Покоренных щадить и сражать непокорных.

               [ИЗ КАРТИН НА ЩИТЕ ЭНЕЯ] (Перевод С.Соловьева)

                [Прославление императора Августа.]

  VIII, 675 Можно было узреть в середине обитые медью
            Флоты, актийскую брань {86} и как оружием Марса
            Весь закипает Левкат {87} и сверкают золотом волны.
            Италов движущий в бой здесь Август-Цезарь с ним рядом;
            И отцы {88}, и народ, и Пенаты родные {89}, и боги -
        680 Все на высокой корме: его виски извергают
            Радостный пламень; звезда роковая над теменем блещет {90}.
            В месте другом при ветрах и богах благосклонных Агриппа {91}
            Гонит полки, у него, отличие гордое брани,
            Блещут короной виски морской, с золотыми носами {92}.
            685 С ратью варварской здесь и оружием разным Антоний,
            Всех победитель племен Авроры {93} и красного брега {94},
            Силы Востока везет, и Египет, и дальние Бактры {95},
            И - о несчастье! - за ним супруга Египтянка {96} следом.

                [Стихи 689-713. Описание Актийской битвы.]

        714 Цезарь, с триумфом тройным въезжающий в Римские стены,
        715 Свой бессмертный обет посвящал богам италийским,
            Трижды сто алтарей величайших воздвигнув по граду.
            Всюду по улицам шум от игр и рукоплесканий;
            В храмах - хор матерей, во всех-алтари; пред ними
            Устлана вся земля быками убитыми; сам он,
        720 На пороге воссев белоснежном светлого Феба {97}
            И рассмотревши дары народов, к гордым колоннам
            Встает; длинной чредой идут племена побежденных,
            Разные по языку, по виду одежд и оружью.

             IX [НИС И ЕВРИАЛ {98}] (* Перевод А.В. Артюшкова)

        176 Нис врата охранял, неистовый в брани, Гиртака
            Сын, Энею кого дала звероловная Ида
            В спутники; ловко метал он дрот и легкие стрелы.
            Рядом же с ним Евриал, кого прекраснее не был
        180 Из Энеадов никто, надевавших Троянские латы,
            Отрок, чьи щеки едва опушала первая юность.
            Их единила любовь, и равно рвались они в битву.
            Так же они и тогда сторожили вместе ворота.
            "Боги ли, - Нис говорит, - это пламя в душе разжигают,
        185 О Евриал, или страсть становится каждому богом?
            Жаждою битвы давно иль иного великого дела
            Ум волнуется мой, недовольный отдыхом мирным.
            Видишь, как, в деле своем уверены, Рутулы {99} дремлют?
            Редко мерцают огни; от сна и вина ослабевши,
        190 Все опочили они; повсюду молчанье. Послушай,
            Что я задумал, в душе какое намеренье встало.
            Требуют все, и народ и отцы, чтобы вызвать Энея
            И отправить к нему мужей с достоверным известьем.
            Если тебя наградить обещают они, - мне ж довольно
        195 Славы за подвиг, - то мне сдается, что мог бы найти я
            Вот под этим холмом дорогу к стенам Паллантея" {100}.
            Остолбенел Евриал, потрясенный такою любовью
            К славе, и так говорит своему он пылкому другу:
            "Нис, неужели меня в товарищи славного дела
        200 Ты не возьмешь? Отпущу ль тебя одного на опасность?
            Нет, не так воспитал меня родитель, привычный
            К браням Офельт; посреди грозы Арголийской и бедствий
            Трои, и вместе с тобой я не так себя вел, за Энеем
            Великодушным пойдя и его последней судьбою.
        205 Есть здесь дух, презирающий свет, и он полагает
            Дешево жизнью купить ту честь, которой ты ищешь".
            Нис в ответ: "За тебя я такого чего не страшился,
            Да и не следует, нет: пускай же Юпитер, другой ли
            Бог благосклонный, меня к тебе вернет с ликованьем.
        210 Если ж (ты видишь и сам, что здесь это очень возможно).
            Если ж погубит меня какой-нибудь бог или случай,
            Ты оставайся в живых; твой возраст достойнее жизни.
            Пусть остается, кто б мог мой прах, получивши за выкуп,
            Твердой доверить земле; если ж это судьба не позволит,
        215 Тризну по мне сотворить и мне воздвигнуть гробницу.
            Матери бедной пускай я не буду причиною горя,
            Той, что из всех матерей одна за тобою дерзнула
            Следовать, отрок, презрев великого стены Акеста" {101}
            Тот же в ответ: "Ты плетешь понапрасну пустые причины,.
        220 И решенье мое не сдвигается с места нимало.
            Ну, поспешим". И, сказав, пробуждает он стражей.
                В порядке
            Те на смену идут; свой пост покинув, за Нисом
            Спутником сам он идет, и оба царевича {102} ищут.

[Стихи 224-279. Нис и Евриал на собрании вождей заявляют о своем намерении
ночью пробраться через лагерь врагов и известить Энея о натиске Турна.
  Асканий обещает Нису богатые дары, а Евриалу - свою постоянную дружбу.]

        280 ...Ему отвечает на это
            Так Евриал: "Никогда обвинен я не буду в измене
            Храбрым дерзаньям моим, лишь только б судьба оставалась
            Благоприятной. Тебя ж сверх всех даров умоляю
            Я об одном; у меня есть мать из Приамова рода,
        285 Дряхлая; вместе со мной уходящую не удержали
            Ни Илиона земля, ни царя Акеста твердыни.
            Я покидаю ее, не простившись, в неведенье полном
            Этой опасности. Ночь и десница твоя мне свидетель,
            Что выносить не могу я слезы родимой. Тебя же
        290 Я умоляю помочь ей, бедной, и дать утешенье.
            Мне позволь на тебя надеяться, чтобы смелее
            Шел на превратности я". Дарданиды {103} в смятении сердца
            Слез проливали поток, и Иул прекрасный всех прежде;
            В воображенье предстал отца любимого образ.
        295 Так он тогда говорит:
            "Все обещаю тебе, что достойно таких начинаний.
            Будет она мне за мать, и имени только Креусы
            Недостанет ей: она заслужила великую милость,
            Сына такого родив. И чем бы ни кончилось дело,
        300 Этой клянусь головой, которой клялся мой родитель:
            То, что тебе обещал я воздать при счастливом исходе,
            Это за матерью все и твоим останется родом".
            Так он в слезах говорил и снял с плеча в то же время
            Златом украшенный меч, который с дивным искусством
        305 Гносский {104} сковал Ликаон и обделал слоновою костью.
            Нису Мнесфей отдает косматую шкуру, добычу
            С грозного льва, и Алет с ним верный меняется шлемом.
            Вооружившись, идут немедленно. Их провожают
            Юношей и стариков отряды благим пожеланьем
        310 Вплоть до ворот. И Иул прекрасный, что не по летам
            И отвагой кипел и заботами зрелого мужа,
            Много отцу отнести давал поручений. Но ветры
            Все разнесли, в облаках развеяв тщетные речи.
            Выйдя, они через рвы переходят и вражьего стана
        315 Ищут во мраке ночном, заранее гибель готовя
            Многим. Повсюду в траве простертые в пьяной дремоте
            Видят тела, колесниц на брегу приподнятые дышла,
            Между ремней и колес мужей, и тут же оружье, и
            Тут же вино. Гиртакид обратился к товарищу первый:
        320 "Время дерзать, Евриал! Нас дело само призывает.
            Здесь дорога. А ты, чтоб отряд какой-нибудь с тылу
            Нас не мог обойти, сторожи, наблюдая далеко".

   [Стихи 324-357. Нис и Евриал убивают многих спящих врагов и выходят за
                вражеский лагерь.]

            Посланы были меж тем вперед из Латинова града
            (Прочий пока легион, в полях построившись, медлил)
            Всадники; к Турну царю с ответом они поспешают;
        370 Трижды сто, и все при щитах, под начальством Вольцента.
            К лагерю близясь, они уже подходили под стены,
            Как заприметили тех, огибающих слева дорогу,
            И в полумраке ночном Евриала беспечного выдал
            Шлем блестящий его, засверкав лучами навстречу,
        375 Видели это не зря. Вольцент кричит из отряда:
            "Стойте! Идете зачем? Почему вы с оружием, мужи?
            Держите путь вы куда?" Они, ничего не ответив,
            Бег устремили в леса и себя доверили ночи.
            Всадники бросились вскачь по тропинкам, вправо и влево
        380 Прочь от дороги, и все окружили выходы стражей.
            Лес лежал широко, торчащий падубов черных
            Чашей, заросший везде густыми дебрями дерна:
            Редко мерцала тропа, извиваясь по скрытым дорогам.
            Время добычи и мрак ветвей Евриалу мешают,
        385 И сбивает боязнь его с направленья дороги.
            Нис уходит; уже ускользнул, забывши о друге,
            Он от врагов и озер, Альбанскими названных после,
            Именем Альбы, тогда ж там Латина высились стойла.
            Лишь замедлил он шаг и заметил отсутствие друга,
        390 Крикнул: "Где я тебя, Евриал несчастный, покинул?
            Где я настигну тебя, весь путь по обманному лесу
            Путаный вновь проходя?" И тотчас шаги направляет
            Прежней дорогой назад и в безмолвных кустарниках бродит.
            Слышит он топот коней и шум и знаки погони.
        395 Времени мало прошло, когда донесся до слуха
            Крик, и явился очам Евриал, что, целым отрядом
            Схвачен, обманутый тьмой и местом, шумом внезапным
            Весь потрясенный, влеком и вотще напрягает усилья.
            Что ж ему делать? Каким оружием, силой какою
        400 Юношу он извлечет? Иль, с мечом устремившись навстречу,
            В ранах прекрасную смерть, защищая друга, обрящет?
            Быстро вращая копье рукой напряженной, к высокой
            Взоры луне обратив, таким он молится гласом:
            "Ты, богиня, представь, помоги нам в бедах тяжелых,
        405 О Латония {105}, звезд красота и царица дубравы!
            Если отец мой Гиртак своим алтарям приношенья
            Ради меня воздавал, если их я умножил охотой,
            Вешал у входа во храм иль к его приколачивал кровлям,
            Дай эту шайку смести и направь по ветру оружье".
        410 Молвил и, телом всем напрягаясь, бросил железо;
            Тени ночные копье на лету рассекает и сзади
            В спину Сульмону прошло и там на куски разломилось,
            Сердце пронзивши ему насквозь расколотым древком.
            Катится он, поток изрыгая горячий из груди,
        415 И холодеет, нутро сотрясая хрипением долгим.
            Смотрят по всем сторонам. А тот, еще разъяряясь,
            Бросил второе копье, его потрясши над ухом.
            В трепете все, а копье проходит с тихим шипеньем
            Тагу чрез оба виска и, согревшись, в мозгу застревает.
        420 Мрачный ярится Вольцент; понять не может он, кто же
            Копья бросает, куда обратиться в пламенном гневе.
            "Ты, однако же, мне заплатишь горячею кровью -
            Кару обоих", - сказал и пошел с мечом обнаженным
            На Евриала. Тогда, совсем обезумев от страха,
        425 Нис восклицает - не мог он больше скрываться в потемках,
            Больше не мог выносить такого великого горя:
            "Здесь я! О, на меня обратите железо,
            Рутулы! Вся эта кознь - моя, ни на что не дерзнул он,
            Да и не мог, я зову в свидетели небо и звезды;
        430 Он лишь чрезмерно любил своего злополучного друга".
            Так говорил он, но меч, со страшной направленной силой,
            Ребра пронзает насквозь и белую грудь разрывает.
            Насмерть сражен Евриал, и кровь по членам прекрасным
            Льется, и шея, склонясь, ему упадает на плечи.
        435 Так пурпурный цветок, сохою надрезанный, блекнет
            И умирает, иль мак со стебля усталого клонит
            Низко головку свою, дождевой отягченную влагой.
            Но врывается Нис в середину, и только Вольцента
            Ищет он среди всех, одним Вольцентом он занят.
        440 Вот, обступивши его вплотную, враги отовсюду
            Гонят. Не менее он напирает, кругом обращая
            Молнийный меч свой, пока кричащему Рутулу в глотку
            Не погрузил и исторг у врага, умирающий, душу.
            Сам, пронзенный затем, на прах бездыханного друга
            Бросился и, наконец, опочил там мирною смертью.
            Оба блаженны! Коль есть в моих песнях некая сила,
            День не придет, чтоб о вас молва замолчала в преданьях;
            Будет пока населять Капитолия камень недвижный.
            Дом Энея и власть за Римским отцом пребывает.


          XI [АМАЗОНКА КАМИЛЛА И ЕЕ ГИБЕЛЬ] (Перевод С.Соловьева)

        648 А среди самой резни амазонка Камилла с колчаном,
            Грудь обнаживши одну для битвы, весело скачет;
        650 То она градом густым рассыпает гибкие дроты.
            То неистомной рукой за большую берется секиру;
            Лук за плечами звенит золотой и оружье Дианы.
            Даже когда и назад отступить ей приходится в бегстве,
            Лук повернувши, она направляет летучие копья.
        655 Цвет подружек вокруг: и Ларина-дева, и Тулла,
            Тарпея за ней, потрясая медяной секирой,
            Италиды, кого избрала для почета Камилла
            Дивная, чтобы служить ей верно и в мире и в брани.
            Лед Фермодонтовых струй {106} Фракийские так Амазонки
        660 Гулко копытами бьют, в многоцветных сражаясь доспехах,
            Вкруг Ипполиты толпясь, - иль когда рожденная Марсом
            Пентесилея {107} с побед возвращается с радостным воплем,
            Женские рати, шумя, с луновидными скачут щитами.

            [Стихи 664-758. Описываются подвиги Камиллы в бою.]

        759 Тогда назначенный роком,
        760 Быстрой Камилле в объезд искусством и дротом
                сильнейший,
            Кружит Аррунт, улучить пытаясь мгновение счастья.
            Где б в середине полков ни мчалась ярая дева,
            Крадется там и Аррунт, по следам ее рыщет безмолвно:
            Где, опрокинув врага, возвращается дева с победой,
        765 Юноша исподтишка туда обращает поводья.
            С той и другой стороны по всему он ее объезжает
            Кругу и, злостный, уже потрясает верную пику.
            Тут оказался Хлорей, посвященный Кибеле, когда-то
            Славный жрец, и сверкал далеко доспехом фригийским;
        770 Пенного он горячил коня, его ж покрывала
            Шкура в застежках златых и медночешуйчатых перьях.
            Сам он, блестя иноземным багрянцем и пурпуром ярким,
            Стрелы Гортинские {108} слал далеко с Ликийского {109} лука.
            А за плечами звенит золотой колчан, золотой же
        775 Шлем у пророка; свою хламиду шафранную златом
            Он завязал, подобрав полотна шелестящие складки;
            Туника тонкой иглой и набедренник варварский {110} шитый.
            Дева за ним, для того ль, чтоб прибить в преддверии храма
            Трои доспех, для того ль, чтоб самой украситься златом,
        780 Мчалась, его одного изо всех сражавшихся в битве
            Слепо преследуя, вся загоревшись женской любовью
            К ценной добыче, неслась по рядам, забыв осторожность.
            Тут, улучив наконец мгновенье, в нее из засады
            Дрот направляет Аррунт и так небожителей молит:
        785 "Бог верховный, о ты, Аполлон, священной Соракты {111}
            Страж, кого первые мы почитаем, сосновое пламя
            Вечно питаем в дровах и, спокойны в своем благочестье,
            С верою в пламя идем, попирая горящие угли!
            Дай, всемогущий отец, уничтожить нашим оружьем
        790 Это бесчестье. Ведь я не стремлюсь к добыче, к трофеям
            Девы сраженной; хвалу принесут мне иные деянья.
            Только б от раны моей эта страшная язва погибла.
            И возвратиться готов я без славы к отеческим градам".
            Внял ему Феб и в душе согласился исполнить моленья
        795 Первую часть, но в ветрах летучих рассеял другую.
            Смертью внезапной сразить Камиллу молящему дал он,
            Но возвращенье его на горной родине видеть
            Не дал, и эти слова развеяла буря по ветру.
            Вот, лишь помчалось копье по воздуху, звон издавая,
        800 Все с возбужденной душой обращают Вольски {112} к царице
            Взоры свои. А она не слышит ни ветра, ни звона,
            Не замечает стрелы, летящей в эфире, покуда
            Под обнаженную грудь копье не вонзилось, глубоко
            В тело засело ее, напоенное девичьей кровью.
        805 В страхе подруги бегут и свою госпожу поднимают.

               [ПОЕДИНОК ЭНЕЯ С ТУРНОМ] (Перевод С.Соловьева)

        697 А родитель Эней, заслышав Турново {113} имя,
            Стены бросает, верхи бросает высокие башен,
            Все замедленья крушит и все дела прерывает,
        700 Радостью возликовав, и грозно бряцает оружьем.
            Так забушует порой Афон или Эрик {114}, и так же,
            Падубов чащей шумя, сам отец Апеннин и в веселье
            К ясному небу свою снеговую вершину возносит.
            Рутулы, Италы все и Трои в то же мгновенье
        705 Взор обратили, и те, кто венцы занимали высоких
            Башен, и те, кто внизу ударяли таранами стены,
            С плеч оружье сложив. И сам Латин {115} столбенеет,
            Видя, как витязя два с концов различных вселенной
            Между собою сошлись и дела решают железом.
        710 А они, лишь поля опустелым открылись простором,
            Быстро вперед побежав, бросая издали пламя,
            Марсову начали брань щитом и звонкою медью.
            Стон земля издает; они удары мечами
            Все учащают - в одно сливаются случай и доблесть.
        715 И как в огромных лесах, на Силе иль высях Табурна {116}
            Два разъяренных быка, сшибаясь лбами друг с другом,
            Бой затевают; тогда пастухи отступают в испуге,
            Молча скотина стоит, и ждут телицы, кому же
            Быть повелителем рощ и за кем все последует стадо;
        720 С силою страшной они наносят раны друг другу,
            Колют рогами в упор и крови потоком широким
            Шею и плечи кропят; вся дубрава мычанием стонет, -
            Так же Троянец Эней и герой Давнийский {117} схватились
            Щит со щитом, и эфир наполняется треском огромным.
        725 Стрелку весов уравняв, сам Юпитер держит две чаши,
            Жребии разные двух на них возложивши, и смотрит,
            Кто изнеможет в бою и чья гиря склонится к смерти.
            Тут кидается Турн, в своем ударе уверен,
            И, всем телом привстав и меч вознося, ударяет,
        730 Трои вопль издают и Латины дрожащие; оба
            Насторожились полка. Но ломается меч вероломный,
            На смерть готовый предать горящего витязя, если бы
            Бегство его не спасло. Он мчится проворнее Евра {118},
            Лишь чужую узрел рукоять в безоружной деснице.
        735 Передают, что когда он всходил на коней запряженных,
            К первым сраженьям стремясь, свой меч отцовский оставил
            И второпях захватил железо возницы Метиска {119}.
            Долго, покуда свой тыл обращали Тевкры, довольно
            Было его; но когда дошло до оружья Вулкана {120},
        740 Смертная хрустнула сталь и, как хрупкий лед под ударом,
            Вся разлетелась; блестит на песке золотистом обломок.
            Вот обезумевший Турн по равнине пускается в бегство
            И то туда, то сюда круги неуверенно чертит;
            Тевкры тесным венцом отовсюду его обступают.
        745 Здесь - просторы болот, а там - высокие стены.
            И неослабно Эней, хотя, замедлены раной
            Гнутся колени под ним и быстрый бег возбраняют,
            Гонится и по пятам беглеца настигает, кипящий,
            Как догоняет порой оленя, чей путь преграждают
        750 Встречной теченье реки иль пурпурных пугало перьев,
            Бегом охотничий пес и его преследует лаем;
            Он же, зараз устрашен и засадой и брегом высоким,
            Тысячей мчится путей туда и сюда; но могучий
            Умбер {121}, оскаливши пасть, вот-вот схватит; зубами,
        755 Будто схвативши, скрипит и укусом бесплодным обманут.
            Тут подымается крик; кругом берега и озера
            Вторят ему, и гремит все небо в смятении страшном.
            Оный зараз и бежит, и Рутулов всех упрекает,
            Клича по имени их, и требует меч свой знакомый.
        760 Смертью, напротив, Эней угрожает и гибелью быстрой
            Всякому, кто подойдет; повергает в трепет и ужас,
            Город разрушить грозя, и, хоть ранен, на них наступает.
            Пять они чертят кругов и столько ж смыкают обратно
            Взад и вперед, наград нелегких и непустяшных
        765 Ищут, но распря идет о Турновой жизни и крови.
            Дикая маслина там, посвященная Фавну {122}, стояла
            С горькими листьями, встарь моряками чтимое древо,
            Где за спасенье от волн они дары прибивали
            Богу Леврента {123}, на нем по обету повесив одежды;
        770 Но без почтения ствол священный Тевкры в то время
            Срезали, чтобы вести сражение в поле открытом.
            Здесь, стояла, вонзясь, Энеева пика; с размаху
            Вдруг залетела сюда и в вязком корне засела.
            Тут приналег Дарданид {124} и хотел рукою железо
        775 Вырвать, чтоб дротом настичь того, кого он не в силах
            Был догнать на бегу. Тогда, обезумев от страха,
            Турн взмолился: "О, Фавн и Земля благая, держите
            Крепче железо, коль я всегда вам оказывал почесть
            Ту, что презрели теперь Энеады {125}, свершив святотатство".
        780 Молвил и не вотще воззвал он к помощи бога,
            Ибо, долго борясь, и в вязком пне задержавшись,
            Силой не мог никакой Эней разомкнуть уязвленья
            Дерева. И, пока он, разъярясь и упорствуя, бьется,
            В образ Метиска опять себя изменивши, богиня
        785 Давния {126} мчится к нему и брату меч возвращает.
            Это стерпеть не могла от нимфы дерзкой Венера,
            Но подошла и копье из глубокого вырвала корня.
            Оные два, вознесясь и оружьем и духом воспрянув,
            Этот в надежде на меч, а тот копье воздымая,
        790 Друг перед другом стоят, задыхаясь от Марсова пыла.

[Стихи  791-556. Юпитер, потеряв терпение, настаивает, чтобы Юнона перестала
препятствовать  победе  Энея;  та  смиряется  и  обещает победу Энею. Юпитер
       воздействует на сестру Турна Ютурну, и та отступает от брата.]

        887 Вот наступает Эней, копьем потрясает громадным,
            Древоподобным и так со свирепым сердцем глаголет:
            "Что же ты медлишь, о Турн? Почему же теперь
                отступаешь?
        890 Должно не бегом теперь состязаться, оружьем грудь
                с грудью.
            Образы все принимай и все, в чем искусство и доблесть
            Сильны, на помощь зови; желай подняться на крыльях
            К звездам высоким и быть в земных похороненным недрах".
            Тот, потрясая главой: "Твои кипящие речи
        895 Не устрашают меня, но Юпитер враждебный и боги".
            Более он не сказал и видит камень огромный.
            Камень древний громадный, случайно лежавший на поле,
            Чтобы служить рубежом и решать поземельные тяжбы.
            Целых двенадцать его едва ли б взвалили на плечи
        900 Крепких отборных людей, что теперь земля производит.
            Дланью дрожащей его схватил и в противника бросил
            Витязь, высоко привстав и бегом разгоряченный.
            Но не может себя ни бегущим узнать, ни идущим,
            Ни поднимающим вверх и движущим камень огромный.
        905 Гнутся колени под ним, и сгущается кровь, леденея.
            Самый и камень тогда, в пространство брошенный мужем,
            Ни расстоянья всего не прошел, не нанес и удара.
            Но, как бывает во сне, когда смежаются взоры
            Томным покоем в ночи, бежать порываются ноги
        910 Тщетным желаньем; среди попыток мы, как больные,
            Изнемогаем; язык бессилен, телу привычных
            Сил не хватает; ни слов, ни голоса не раздается.
            Так и Турну - куда б его ни направилась доблесть,
            Нет от богини лихой успеха. Различные чувства
        915 Спорят в груди у него; на рутулов смотрит и город,
            Медлит от страха, дрожит пред копьем, на него
                обращенным.
            Ни куда убежать, ни как на врага устремиться,
            Ни колесницы нигде, ни сестры-возницы не видит.
            Медлит. Эней перед ним роковое копье потрясает,
        920 Взором удачу поймав и телом всем понапрягшись,
            Издали мечет. Не так гремит стенобитным снарядом
            Пущенный камень, и гром не таким рассыпается треском,
            Молнии грянув вослед. Наподобие черного вихря,
            Страшная пика летит, приносящая гибель, и панцирь
        925 С краю пронзает, щита раздробив седмеричные круги,
            И в середину бедра проходит со свистом. Пронзенный
            Турн огромный к земле припадает, сгибая колени.
            Рутулы вопль издают, и все отзываются стоном
            Горы окрест, и его повторяют глубокие рощи.
        930 Он же смиренно глаза поднимает и, руку простерши:
            "Подлинно я заслужил, - говорит, - не прошу о пощаде.
            Пользуйся счастьем своим. Но если сжалиться можешь
            Ты над бедным отцом, то молю - у тебя ведь такой же
            Был родитель Анхис, - смилосердись над старостью Давна {127}
        935 И меня самого или тело, лишенное света,
            Кровным отдай. Ты меня победил. На глазах у Авсонов {128}
            Руки к тебе я простер: бери Лавинию в жены.
            Ненависть дальше уйми". Эней с оружием ярый
            Стал и, вращая глаза, удержал на мгновенье десницу.
        940 И постепенно уже его смягчать начинали
            Эти речи; как вдруг на плече у врага заприметил
            Перевязь он, и блеснул знакомыми бляхами пояс
            Палланта, отрока, Турн которого раной повергнул
            И украшенье врага на плечах носил победитель.
        945 Лишь глазами Эней в жестокого памятник горя
            И в добычу впился, загоревшись яростным гневом,
            Грянул: "Ты ли уйдешь от меня, облеченный доспехом
            Друга? Паллант тебя этой раною, Паллант сражает
            И возмездье себе от крови преступной приемлет {129}".
        950 Это сказав, погрузил врагу под грудь он железо,
            Местью кипя. У него ж слабеют от холода члены,
            И со стенаньем жизнь улетает к Теням, негодуя.


                ЭПИТАФИЯ НА МОГИЛЕ ВЕРГИЛИЯ (Перевод Н.Д.)

            Мантуя родина мне, Калабрами {130} отнят, а скрыт я
            В Партенопее {131}, я пел пастбища, нивы, вождей.



     1  Юнона,  противница Энея, решает не допустить его в Италию и потопить
его корабли.
     2 Близ Сицилии.
     3  Следует  обратить  внимание  на  звукопись  этого стиха - повторение
звука  "р"  для  выражения шума ветров. В такой звукописи Вергилий проявляет
особенное мастерство. Перевод Валерия Брюсова хорошо передает подлинник (cum
murmure montes circum claustra fremunt).
     4 У западных берегов Италии.
     5 Иначе Илион, Троя.
     6 Иначе Юпитера.
     7  Звукопись  этого  стиха - повторение звука "р" для выражения грохота
бури (insequitur clamorque virum stridorque rudentum) (I, 65-67).
     8 Сын Тидея Диомед, греческий герой, участник Троянской войны.
     9 Ахиллеса.
     10 Союзник троян, был убит Патроклом.
     11 Имена спутников Энея.
     12 Морская нимфа.
     13  Частое  повторение  звука "л" выражает плавность и спокойствие вод;
ср. у Пушкина: "Ты, волна моя, волна! Ты гульлива и вольна!" ("Сказка о царе
Салтане").
     14  Такое  сравнение,  вероятно, навеяно Вергилию картинами гражданской
войны, которую он пережил.
     15 Афины.
     16 Троянская земля (по имени троянского царя Тевкра).
     17 Троянский жрец.
     18 Одиссей.
     19 Этот стих Вергилия стал провербиальным.
     20  Чтобы поразить читателя, вызвать в нем различные аффекты, Вергилий.
искусно  строит  драматический  рассказ о разрушении Трои таким образом, что
в нем одна страшная картина сменяется другой, еще более ужасной.
     21 Остров, ср. стихи 21-24.
     22 Ужасная гибель Лаокоона, описанная Вергилием, нашла свое выражение в
изобразительном  искусстве.  В Риме в 1506 г. была найдена мраморная "Группа
Лаокоона"  (теперь в Ватиканском музее) - шедевр эллинистического искусства,
произведение художников Агесандра, Атенадора и Полидора. Эта группа вызывала
восторг  Винкельмана;  ее  подробно  описывает Лессинг в трактате "Лаокоон",
сравнивая изображение ваятелей с поэтическим образом Вергилия.
     23 Одно из названий богини Афины.
     24  У  древних народов считалось дурным предзнаменованием, если кто при
входе спотыкался о порог.
     25  Источником ярких картин, относящихся к разрушению Трои, служили для
Вергилия  не  дошедшие  до  нас  поэмы  о  взятии  Илиона,  а  также  вообще
греческая  мифологическая традиция, отраженная и в изобразительном искусстве
и  восходящая  к древнейшим песням аэдов. Песнь о деревянном коне, например,
поет Демодок на пиру у феаков ("Одиссея", VIII, 500-520).
     26 Эней в своем рассказе обращается к Дидоне.
     27  В  связи  с  общими  тенденциями  своей поэмы Вергилий идеализирует
доблесть и мужество даже стариков.
     28 Боги домашнего очага.
     29 Пирр, или Неоптолем - сын Ахилла.
     30 Приам вспоминает свое трогательное свидание с Ахиллом (см. "Илиаду",
XXIV, "Хрестоматия", т. I).
     31 Гром слева считался благоприятным знамением.
     32 На горе Иде, близ Трои.
     33 В Италию.
     34  Тибр  берет  начало  из  земли  этрусков, по преданию - выходцев из
малоазийской Лидии.
     35 Племя, вождем которого был Ахиллес.
     36 Фессалийское племя.
     37 Богиня Венера, по мифу, мать Энея.
     38 Малоазийская "великая мать богов" Кибела.
     39 Утренняя звезда.
     40  Если  пребывание  Энея  у  Дидоны  напоминает  пребывание Одиссея у
Калипсо  и  отчасти  у  Цирцеи,  то  самый образ Дидоны, в силу изменившихся
исторических  условий, вышел совершенно непохожим на гомеровский. Мастерский
показ  сильной  страсти и психологии женщины сближает этот образ с героинями
трагедий Еврипида и Медеей Аполлония Родосского (см. "Хрестоматию", т. I).
     41  Брат  Дидоны Пигмалион коварно убил у алтаря мужа Дидоны Сихея (см.
"Энеиду", I, 347-351).
     42 Подземного царства.
     43 Царь Ливии, претендент на руку Дидоны.
     44 Отмель у северной Африки.
     45 Город в Финикии.
     46 Созвездие, с восходом которого связывался период дождей.
     47 Культовое прозвище Вакха.
     48 Критским, от горы Дикта на Крите.
     49 Карфагенский; Карфаген был основан выходцами из Тира.
     50 Земля, как и Юнона, - покровительница брака.
     51 Гиганты, пытавшиеся взобраться на небо.
     52 Дидона.
     53 Другое название нумидийцев, жителей северной Африки.
     54 Потомков Лаомедонта (строителя Трои)-троянцев.
     55 Дидона прибыла в Африку из Тира, основанного жителями Сидона.
     56 Дидоны.
     57  Разумеется  карфагенский полководец Ганнибал, одержавший победы над
римлянами во второй Пунической войне.
     58  Спуск в преисподнюю локализировался около Авернского озера, так как
его  вода испускала такие испарения, что даже птицы не могли над ним летать.
Отсюда греческое название Аорнон - недоступное для птиц.
     59 Земле.
     60 Ночью.
     61 Богу преисподней - Плутону.
     62 Название Плутона.
     63 Название преисподней.
     64 Кони с туловищем и лицом человека.
     65  Озеро и местность в Арголиде (Пелопоннес); обитавшую там гидру убил
Геракл.
     66  Чудовище  со  змеями  вместо  волос, своим взором обращавшее всех в
камень.
     67 Чудовищные птицы с девичьими лицами.
     68 Река слез в преисподней.
     69 Вдохновленный Вергилием, Данте, как известно, делает в "Божественной
комедии"  самого  Вергилия  своим  проводником  по  аду и чистилищу; у Данте
Вергилий играет роль Сивиллы.
     70 Мирт - дерево, посвященное Венере.
     71  Жена  фокейского  царя  Кефала,  по  мифу, кончила самоубийством из
ревности (см. Овидий, Метаморфозы, VII, 690, 862).
     72  Эрифила, прельщенная подарком и любовью Полиника, воевавшего против
Фив,  открыла  ему убежище своего мужа Амфиарая; за это она была убита своим
сыном.
     73 Ряд других жертв несчастной любви.
     74 Кеней при жизни был сначала девушкой Кенидой. По милости Нептуна она
была  обращена  в  юношу,  недоступного  для ран. Тогда кентавры, с которыми
боролся  Кеней,  завалили  его  деревьями. Но Кеней был обращен в птицу (см.
Овидий, Метаморфозы, XII, 171-207; 459-531).
     75 С горы Марпеса на острове Паросе.
     76 Одна из фурий, мстящая за убийство.
     77 Брат Миноса, судья в подземном царстве.
     78 Орфей.
     79  Вергилий, влагая в уста Анхиса пророчество о потомках Энея, исходит
из  учения  о переселении душ. Души умерших после очищения снова вселяются в
тела  других людей (ср. стихи 714, 724-751). Такое представление находится в
противоречии с традиционным представлением о Тартаре и Элисиуме, развиваемом
в начале описания подземно го царства.
     80 Центральная область Италии с городом Римом во главе.
     81 Древний италийский бог.
     82  По  мифу,  титан,  морской  великан,  который поддерживает на своих
плечах весь небесный свод.
     83 Т. е. Августа.
     84 Область у Азовского моря.
     85   Т.   е.  греки  будут  лучшими  художниками,  ораторами,  учеными,
астрономами и математиками.
     86 Битву при Акциуме (31 г. до н. э.).
     87 Остров у западного берега Греции.
     88 Сенаторы.
     89 Боги домашнего очага.
     90 Август носил шлем с сияющей звездой, напоминающей ту комету, которая
появилась  после  смерти  Юлия  Цезаря и в которую, как верил народ, перешла
душа диктатора.
     91  Марк  Випсаний  Агриппа  -  полководец  и  государственный деятель,
сподвижник Октавиана Августа.
     92  Агриппа  был  награжден  морской короной с изображением корабельных
носов.
     93 Зари, т. е. востока.
     94  Т. е. берега Эритрейского моря (Аравийский залив и часть Индийского
океана между Африкой и Индией).
     95 Город в Бактрии (Азия).
     96 Царица Клеопатра.
     97 На пороге храма Аполлона Палатинского.
     98  Рассказ  о  подвиге  Ниса  и Евриала - настоящий эпиллий (небольшая
эпическая  поэма),  вставленный в основную сюжетную линию. Может быть, здесь
сказалось  влияние  "малых  форм"  поэзии,  которым  в  молодости отдал дань
Вергилий  и  которые  были  более  актуальны  в  исторических  условиях  его
времени.  Показ  дружбы,  сыновней  любви, мужества, доблести предков в этом
рассказе отвечает основным тенденциям "Энеиды".
     99 Италийское племя в Лациуме.
     100 Город, построенный аркадским царем Евандром на реке Тибре.
     101 Город Сегесту в Сицилии, основанный троянским героем Акестом.
     102 Асканий.
     103 Троянцы, потомки Дардана.
     104 Критский.
     105 Дочь Латоны, Диана, богиня луны.
     106 Фракийские амазонки скачут по льду реки Фермодонта.
     107 Царица амазонок, прибывших на помощь троянцам в Троянскую войну.
     108 Сделанные в городе Гортине, на острове Крите.
     109 Из Ликии (в Малой Азии).
     110 Т. е. не италийский.
     111  Гора  в  Италии,  на  которой  почитался  италийский  бог Веойвис,
отождествлявшийся с Аполлоном.
     112 Италийское племя.
     113  Турн  -  герой племени рутулов, жених Лавинии, за которую сватался
Эней.
     114 Названия гор.
     115 Царь латинского племени, отец Лавинии.
     116 Название горных хребтов в Италии.
     117 Турн.
     118 Восточный ветер.
     119 Возница Турна.
     120 Оружие Энея, выкованное Вулканом,
     121 Пес из Умбрии (в Италии).
     122 Древнеиталийский бог, покровитель стад.
     123 Город, столица латинян.
     124 Эней.
     125 Троянцы, спутники Энея.
     126 Речная нимфа, сестра Турна, все время помогавшая ему.
     127 Отец Турна.
     128 Италийцев.
     139 Как вся "Энеида" во многом подражает гомеровским поэмам, так даже в
последней  картине  убийства  Турна заметно влияние Гомера. И Гектор умоляет
Ахилла  отдать  его тело родным для погребения, но Ахиллес, увидав у Гектора
оружие погибшего друга Патрокла, беспощаден.
     130 Вергилий умер в городе Брундизиуме, в Калабрии.
     131 Древнее название Неаполя, близ которого он был похоронен.