Съемная квартира
RPFS
Автор: R.A.
Бета: …
Название: Съемная квартира.
Дисклеймер: авторская работа.
Рейтинг: NC – 16
Пейринг: Айра/Лика
Жанр: real person fem-slash, арт-хаус, экспрессионизм.
Саммари: путешественникам по съемным квадратным метрам посвящается.
1
Жизнь – популярнейший фэндом. Субкультура в церкви, где фанаты не умеют молиться. Во всяком случае, так считал Ник Честерфилд тогда, когда новое тысячелетие наступило на человеческие головы. Вся неформальная паства не сходила с ума по сериалам, журналам, франшизам всех мастей, книгам, не играла в компьютерные игры. В это активное, депрессивно-шизофреничное время они играли в жизнь. Почему? Потому что жить собственной еще не умели.
2
Квартира первая: проездом.
Маленький, серый (не в смысле цвета), периферийный городок. Зачем вообще надо было приезжать сюда? Вопрос на миллион. Наверное, затем, что тебя позвали. А вот кто позвал или не дай Бог что, об этом лучше не думать.
Да, первое время тяжело, кто б спорил, а вот Ник Честерфилд бы не стал. Облезлая хата на первом этаже хрущевки. Помощь государства, ага. Пробежка с поклоном по чиновникам, мол, нищий я и голодный, помогите Христа ради кто чем может.
Подписываем бумаги, говорим спасибо, входим внутрь.
Обживаемся.
Света нет. Воды тоже. Зато есть раздолбанное пианино, на котором время от времени бряцает какой-то вечно пьяный карлик. Вроде даже знакомый, да и не карлик он вовсе. Обычный мелкий тип с не сложившейся музыкальной судьбой. Для полного комплекта не хватает шлюхи под коксом, на ней чулочки в сеточку, уже помятая шляпка, и черный корсет в красную полоску. Валяется себе на музыкальном инструменте и тихо подвывает карлику, страдающему гайморитом.
Так себе кабаре, явно не для таких, как Честерфилд. Благо, заведение закрывается в три. Уборщицы – отсутствуют. Вышибала? Можно удариться головой об стенку. Зато в кухне есть бармен, который никогда не спит.
Три месяца как одна сплошная пьяная ночь.
Утро…
Утро – жуткое время года. Такое время, когда понимаешь: пора что-то менять. Да, и не забыть выбросить пустые бутылки.
3
Если ты вдруг решаешь повернуться к жизни лицом, а не задницей, она делает тоже самое. Это не утверждение и далеко не факт, но так случается. Иногда.
Надо выбросить из башки дурацкие мысли о писательстве и прочей ерунде. Желание отупеть и превратиться в вату необходимо гнать от себя палкой.
Да, случаются разные встречи, странные разговоры ни о чем и вроде бы обо всем одновременно. Имеет это какое-то значение? Кто ж знает.
Итак, если ты решаешь повернуться к жизни лицом, она делает тоже самое. И квартира тетушки Гэл (будем звать ее так, для конспирации) тому подтверждение. Нашлась внезапно, как деньги на улице. Что-то вроде подпольного клуба, в котором и помолиться не грех. Вот только кому? Пока еще не известно.
Ник закурил. Зачем-то попытался вспомнить слова Джорджа Оруэлла о прозе… хорошие слова. Вот только зачем они? Все эти бессмысленные вопросы и даже память ни к чему. Примкнуть к памятникам завершенности и забыть. Не очень похвальное желание, но что делать? Безразличие тоже выход.
4
- Ты кто?
Вот, первая выходка новой квартиры. Свободной, спешу заметить. А сейчас грязная девица со спутанными черными волосами и в раздолбанных кроссовках, не смотря на зиму, стоит в коридоре и без тени удивления в карих глазах задает простой вопрос:
- Ты кто?
- Да, вроде, живу здесь.
Благословенное одиночество хищно подмигнуло в отражении и рассыпалось зеркальными осколками. Пока, Ник Честерфилд (машет тоненькой беленькой ручкой), мы больше не друзья. Не ищи меня, не пиши мне, я не буду отвечать на твои звонки.
Вот, проклятая стерва, все-таки ушла. Брала бы сотню в час, была бы самой богатой сукой на свете.
Эй, Ник, надо вернуться к возникшей проблеме. Точнее, к бродяжке с грязными ногтями, что стоит в коридоре, который обходится тебе в пятьдесят долларов в месяц. Это для тебя сейчас бешеные деньги. Ты еще не забыл о ней?
Проблема заговорила сама:
- Тетушка Гэл своего не упустит, верно? Черт с тобой, живешь - так живешь. Добро пожаловать в общество разведенных на бабки. Чаю согрей, замерзла как… а ты давно здесь?
Вроде, со вчерашнего дня, хотел сказать Ник, но девица перебила его:
- А, мне все равно, если честно.
Она сбросила вонючие тряпки, в которые была одета, в коридоре и скрылась за дверью ванной. Чертовски красивое тело, отметил Ник. Ни единого лишнего волоска. Гладкое, ухоженное. Он посмотрел на груду тряпок, сваленных на полу. Одевается как бомж.
Мокрая голова высунулась из-за двери:
- Подружка есть?
- У меня?
- Ну не у меня же.
- Здесь нету.
- Я так и думала. Хотя странно.
Она вошла в комнату с полотенцем на голове, уселась в кресло, вытянула из пачки Ника сигаретку «винстона», закурила и спросила:
- Ты писатель, да?
Задает подозрительные четкие вопросы. Красные пятна после ванной по всему телу. Немного нескладная, но тем привлекательнее.
- Сколько тебе лет?
- О-о, будешь читать лекции, да?
- С чего ты взяла?
- Да вон твои исписанные бумажки валяются на подоконнике.
- С чего взяла, что лекции читать буду?
- Вид у тебя… занудный.
Спасибо за точную характеристику.
- Ты бы оделась.
- Смущает?
- Нет. Пофиг. Так даже лучше. Чай нести?
- Да, спасибо.
- Вежливость, надо же.
Ник поставил две чашки на столик и закурил. Он знает, что нельзя курить столько дури за один вечер. Но, вроде, и вечер сплошь из запретов, правда?
- Бродяжничаешь, значит.
Крепкий чай продирает горло и прочищает мозги. Во всяком случае, так кажется. Даже лучше, если кажется. Не придется утром ломать голову.
- Одна женщина, мы жили вместе в землянке на свалке, говорила, что мне лет пятнадцать-шестнадцать.
Ник поперхнулся дымом от смеха.
- Что смешного?
- Я видел тебя у мусорных баков. И тряпки у тебя соответствующие. А тело – дорогое, как и волосы. И ногти. Играешь в нищенку?
Девушка улыбнулась.
- Слушаю, что люди говорят.
- И что говорят?
- Да хорошего ничего, как правило. Или сопли распускают. А некоторые – руки. Бывают и такие, у кого член ненадежно закреплен в штанах, - она рассмеялась.
- Женщина на свалке, я так понимаю, твоя мать? А свалка ваша двухэтажная где?
- Умный, умный.
- Повидал людей просто.
- Думаешь, я человек?
- По крайней мере похожа. Уж точно сумасшедшая.
- Наконец-то комплимент.
- А шестнадцать тебе было лет пять назад, да? Когда из дома свалила?
(напряглась, вскочила на ноги и выпучила глаза)
- Комплимент-комплимент-комплимент… нарвалась однажды на такого. В форме. Думаешь, проедемте, леди, в отделение? (машет руками) - Трахнул меня в подворотне да ушел. У меня теперь детей не будет.
(хихикая падает обратно в кресло)
- Мне кажется, или ты тоже под кайфом?
(нахмурилась)
- Кажется. А когда кажется – креститься надо.
- Не буду богохульничать.
Опять вскочила и носится по квартире надув губы. Полотенце болтается на шее. О, нашла где-то бутылку конька. Правильно, стакан ни к чему. Успокоилась. Умничка.
(очень серьезно)
- Я верю в Бога. Обязательно должен существовать засранец, который за все это в ответе.
- Зря ты так.
- Ах, простите, если затронула ваши чувства. Хотя ты прав, умирать надо с душой.
- Уже думаешь о смерти?
- А о чем еще думать?
- О жизни.
Ник лежал на диване, курил, и смотрел в окно, за которым светился город, когда вошла она.
- Постель одна, будем спать вместе. Сегодня. Не волнуйся, заниматься с тобой любовью я не намерена.
- Скажи, ты существуешь на самом деле? Ты какая-то… прозрачная…
- Кто из нас под кайфом? Нет, я – твоя выдумка. Твоя галлюцинация. Ты придумал меня и мою жизнь. Для своей дурацкой книги. Меня зовут Айра. Я – главный персонаж.
Ник лег под одеяло. Его лихорадило. После травы всегда так.
Девушка забралась к нему.
- Недавно я говорил одному человеку тоже самое.
- Что?
- Что меня не существует на самом деле.
- Кто может быть в этом абсолютно уверен?
- Главное, что бумага не перестает покрываться нами.
- А что будет дальше? Что произойдет с нами в этой книге?
- Я не знаю. Спи.
- Сплю.
5
Ник проснулся от веселого смеха в комнате. Они сидели на расстеленной на полу простыни, похожие на растаявшие восковые фигуры. Краски стекали по одежде, скапливаясь в радужные узоры. Кисти, тюбики, банки… агрессия красок вокруг, но ничто не могло сравниться с выражением ее глаз, движением ее рук. Первая выходка Айры, вторая выходка квартиры тетушки Гэл.
Картина в стиле ню-арт. Растворимая реальность кофейного цвета. Бешеная энергетика сбивает с ног. Пальцы Айры едва касаются мокрых волос незнакомой девушки, скользят по щеке, касаются приоткрытых губ.
Фантазии, вырывающиеся на свободу. Творчество. Ты и понятия не имеешь, зачем начал эту работу, и чем это закончится, не представляешь. Но тебе нравится это? Ведь так? Чувствовать себя Богом в карманном варианте. Здесь ты можешь все.
Нику нравилось быть сумасшедшим, и он не знал, нужен ли ему еще один такой же. Или одна.
Айра:
- Проснулся? Знакомься, это – Лика. Я сама ее придумала. Лика, это - Ник Честерфилд. (шепотом) Он писатель. Думает, что мы ему мерещимся. Он пишет про нас книгу.
- Я все слышу, зануда.
Лика:
- Привет. И что, целая книга о нас?
- Ну, если считать несколько измазанных ручкой листков бумаги книгой, то да, целая книга.
Айра:
- Не приставай к нему с вопросами. Он все равно не знает ответы.
Она поднялась из лужи красок и подошла к разрисованной за ночь стене, оставляя разноцветные следы на полу.
- Как тебе понравилась комната?
- Красиво.
- А мой новый наряд?
- Вряд ли кто-то согласится, что это одежда.
- Меньше всего меня интересует кто-то.
- Ты идиотка.
- Ну и что?
- Наверно поэтому ты мне и нравишься.
Он поймал взгляд голубых Ликиных глаз и добавил:
- И наряд неплохой, да. Но ненадолго.
Айра:
- Лика. Ты куда?
Хлопнула входная дверь.
- Господи, куда она пойдет в таком виде? Замерзнет по пути в психушку!
Ник вскочил на ноги.
- Успокойся, - Айра свернула испачканную красками простынь. – Она придет. Она будет приходить и уходить, когда я захочу.
- Но не в таком виде разгуливать по городу!
- Она тебе понравилась?
- Это имеет значение?
- Да.
- Я пойду поищу ее.
- Значит понравилась?
- Не знаю, черт…
- Она же выдумка.
- А вот это как раз значения не имеет.
- Я пойду с тобой.
- Сиди дома.
- Я…
- Сиди дома!
- Поняла.
6
- Убедился? – Айра сидела на подоконнике.
- Да. Ее вижу только я. Она думает, что вдохновляет тебя. Что она – твои краски.
- Замечательно. Я отмылась.
- Если я придумал вас, то кто придумал меня? Может быть мы придумали Бога, или он сошел с ума… где ты взяла деньги на одежду?
- Нарисовала.
- Ты гений!
- Как и ты. На улице бесконечный январь. Достал.
Лика:
- Нарисуй май!
Айра:
- Это мысль! Ник, ты пишешь? Пиши нас!
Ник:
- Пишу.
Айра:
- Где зеленая краска? Где она, черт побери.
Лика:
- Люди удивятся маю!
Айра:
- Да! Они до сих пор умеют это делать, глупцы, - она взялась за кисти.
- У тебя женская душа, - сказала Лика. Она лежала на столе болтая ногами и курила.
- С чего ты взяла? – Ник выковыривал из пачки таблетку снотворного.
- Я просто знаю. Ведь ты - это мы.
- Значит он Бог! – закричала Айра.
- А кто тогда дьявол? – Ник проглотил таблетку, запивая ее вином.
Лика:
- Мы не будем его придумывать, как это сделали люди.
Ник:
- Мы не люди, мы – фантазии.
Лика:
- Жизнь – это фантазия. Судьба – это фантазия автора. Тот, кто пишет нас – умнее нас. Тот, кто пишет Бога – умнее Бога. Как далеко тянется эта цепочка? И если он пишет рай, то в каком кошмаре обитает сам?
Айра:
- Бог живет в аду.
Лика:
- Если мы любим друг друга, значит в том мире где живет Бог нет любви. Если мы смеемся от радости, значит ТАМ - нет радости.
Ник:
- А если мы плачем от горя?
Айра:
- Если страдаем от насилия?
Лика:
- Он погружается в фантазии…
(Айра. Пишет в блокноте).
Ник Честерфилд – это особое виденье мира. Особое чутье, особые мысли, особая форма сумасшествия. Несомненно – он выдумка. Как не существует меня, как не существует Лики. Бессмысленно гадать, кто придумал его, так же как, я уверена, бессмысленно гадать, кто придумал Бога.
- Будь нежнее, - попросила она.
Лика:
- Тебе же это нравится…
- Бесстыжая Лика опускается все ниже и ниже. Она хочет… Ай! Бесстыжая Лика укусила меня!
Ник:
- Вы обе шизофренички, но не восхищаться вами невозможно.
Если хочешь, можешь почувствовать, как подрагивает тело девушки на столе, как горячими волнами накрывает вдохновение. Когда в пять тридцать утра буквы дрожат у тебя перед глазами, и кажется, что нет больше сил, но хочется еще и еще. И тело дрожит все сильнее, извивается, и вот-вот крепко сожмет коленями голову Лики, отдавая ей самое ценное.
- Стой! – закричала Айра. – Я сама.
Ее язык прикоснулся к Ликиным губам.
- Я хочу разделить этот вкус…
Ник:
- По моему, сегодня во сне я видел Бога, - рассказывал он усаживаясь в старое кресло. – Он сидел за столом, курил и смотрел на страницы, где живем мы. По моему, его что-то тревожит.
Лика. Глаза ее блестят.
- Зато его не волнует. Правильны мы или нет. Ново то, что он делает или уже всем осточертело. Он просто пишет, значит живет.
Айра вскочила на ноги.
- А почему никто не посмотрит на мой май?
Она сорвала шторы. За окном был май.
Лика:
- Он прекрасен как все, что ты делаешь…
- Посмотри на них! – Айра указала на людей внизу и рассмеялась. – Они удивляются, а это уже вверх низости! – Она топнула ногой и упала на кровать покатываясь со смеху.
- Здесь есть я, люди! – Закричала она. – И здесь я могу всё!
Лика:
- Кричи не кричи – это ничего не изменит.
Айра:
- И все равно это безумно весело!
Безумие, безумие, безумие – записывал Ник. Есть безумие, в котором пребываю я. И есть безумие, в котором находятся те, кто не любит май в январе. И я прихожу к выводу, что размышлять об этом не стоит. Все равно…
Какие ужасные слова – «все равно». Раз уж существуют такие слова, значит мы обречены.
- Раз… два… три… - бубнила Айра себе под нос, отвернувшись к маю.
Лика:
- Что за счет?
- Я подсчитываю, сколько раз меня насиловали.
- Да ну тебя. Надоело.
- Нет, я серьезно. Семь… восемь… девять… Точно! Девять!
Она прыгнула на Лику и громко высказалась ей в лицо:
- Девятикратно трахнутая! Кто я? Шлюха! А сколько раз это было за деньги? У-у, не счесть. А может, не было.
- У тебя невозможно понять где правда, а где ложь.
- А мне кажется, твои пальцы вполне почувствовали правду.
- Мои пальцы оставь в покое, а с тобой и вправду сойдешь с ума.
- А тебе есть с чего сходить? – Айра изобразила указательным и средним пальцами человечка, спускающего по ступенькам.
- Я тебя удушу, - зашипела Лика и они обе скатились на пол в театральной борьбе.
- Лика Акварель – убийца, - дразнилась Айра. – Она хочет задушить Айру и испытать на ее еще теплом теле оргазм, а затем выбросить мой труп из окна. Она извращенка! А потом она выбросится из окна следом, потому что очень любит меня. Она меня ЛЮБИТ! – закричала Айра. Она была счастлива.
7
Мне отчего-то совсем не так радостно, записывал Ник. Я смотрю на них, на этих странных созданий, смотрю, как кипит в них жизнь и понимаю, что скоро все это закончится. Они разочаруются. Будут ссоры. В конце концов, все кончится самоубийством. Жаль? Нет. Ничто не может длиться вечно. Даже книга.
В его голове продолжал звучать возглас Айры: Здесь есть я, люди, и здесь я могу все.
Можешь, милая, можешь. Но только здесь. И только сейчас. Ты уверенна, молода, настойчива, дерзка. Чем хороша наша с тобой жизнь, Айра, так это тем, что когда Бога не будет, мы будем жить. Жить в вечном повторении, но будем. Быть может – не долго. Быть может после, нашу с вами историю перепишут на новый лад. Точно так же, как накладываются пласты совершенства на этот мир. Думаю ты понимаешь, о чем я.
Зачем я пишу тебе все это? Я не знаю. Но я знаю что в один прекрасный момент ты сдашься. И скажешь, что не стоило сопротивляться. Хотя… кто может знать наверняка?
- Ты пишешь нашу книгу? – спросила Айра в дверях.
- Да.
- И как идет?
- Тебе должно быть виднее.
- По-моему неплохо.
- Где Лика?
- Пишет в ванной. Она хочет сделать из нее цветок. У нее красиво получается.
- Что это? Зависть?
- Нет.
- У тебя дурное настроение?
- Просто я задумалась…
- Хочешь совет?
- Еще ни разу не хотела целый совет.
- Я серьезно.
- Давай.
- Лучше не думай. Делай, как получается.
- Хороший совет, но для этого придется переписать то место, где сказано, что у меня есть мозги. Но исправлять – нельзя. Переписывать – тоже. Значит я буду думать.
- Раньше ты была беззаботнее.
- Не теперь.
- Что тебя тревожит?
Айра указала рукой на окно. Ник поднялся, заглянул за штору.
- И что? Тучи. Просто тучи, не более.
- Это снежные тучи. Мой красочный май умирает. Можешь это исправить? – это не просьба, это мольба.
Ник:
- Ты же знаешь, что не могу.
В голосе нет грусти, нет сожаления. То, что он увидел – это знак.
Бесшумно вошла Лика. Она тихонько обняла Айру за плечи и отвела в сторону.
- Иди ко мне.
Они долго сидели так, молча, обнявшись. Бледные восковые фигуры, не люди.
8
Айру было невозможно оторвать от окна после того, как пошел снег. Она тихонько сидела на подоконнике, поджав ноги, и ее большие черные глаза, полные слез, наблюдали смерть ее творения. Лика выбилась из сил. Она не знала, чем может помочь.
- Неужели жизнь так коротка? – сказала она наконец в один из дней.
Ник:
- Бога не интересует размер твоей жизни. Он лишь хочет, чтобы ты поняла.
Айра:
- Я – чистые строки, ничего более. Твои строки. – Она посмотрела на Лику. – Вы можете мне помочь?
- Нет.
- Теперь ты знаешь, что такое одиночество. У тебя есть мы, но ты одинока. Каждый человек одинок и не важно, выдуман он или нет.
Айра:
- Мне казалось, Лика – просто игрушка. Но… теперь… она нужна мне. Без нее я умру. Я люблю ее.
Противопоставить себя всему миру – абсурд. Айра поняла это. Она рискнула, она проиграла. Все крутится, все повторяется. Вероятно, Бог уже мертв, но книгу читают.
9
Тетрадь Айры:
Белизна. Три месяца над одной картиной (я начала считать дни). Такого не было никогда. Мгновения – я создавала что-то. Теперь так не получается. Тоже новое слово для меня. Как это бесит, когда что-то не получается. Злость – тоже впервые. Ненависть. Что со мной происходит? Объяснить не могу даже самой себе. Но чувствую, скоро все закончится. Смерть, разруха – единственное, о чем я думаю в последнее время. Ник говорит, что я повзрослела.
…
Лика похожа на запуганного зверька. Я уже не знаю, люблю ли ее на самом деле? Кажется, я уже никого не люблю, кроме самой себя.
Лика меня боится. Я хочу избить ее, и избила бы… и совесть вряд ли пришла бы ко мне в гости. Не чистила бы мне мозги, как заботливая мамаша.
Теперь она не подходит ко мне, не говорит вообще и постоянно что-то рисует. Везде.
Я придумала себе мужчину. Когда он появляется, Лика готова биться головой о стену. Она страдает от того, что больше не нужна мне. Ее глаза, казавшиеся мне когда-то такими прекрасными, глубокими, смотрят на меня как… как на предательницу? Да кто я?
Ей больно. Я знаю, она плачет по ночам. Когда он со мной, Лика закрывается в ванной. Каждый раз жду, что она вскроет себе вены, но этого не происходит.
Опять видеть ее глаза, молящие… жалобные…
Она любит меня. Безответно.
Постоянно капает что-то земное…
Крыша течет либо у меня, либо у дома, либо у мира. Возможно, у всех одновременно. Холодные, раздражающие капли, постоянно… постоянно…
Ник. Он наблюдает за мной, за Ликой. Никогда не вмешивается. Он знает, что все идет так, как должно. Он постоянно где-то находится, но не здесь. Удивительно странный человек.
Я поняла, я оставила, я жила. Что еще? Я любила. Что еще? Я страдала. Что еще? Были люди. Кто еще?
Я – сумасшедшая.
10
Тетрадь Ника:
Айра… можно сказать она стала человеком. Она рисует на холсте, она исправляет, превращается в истеричку, пьет… но ей это слабо помогает. Она выдохлась, это очевидно. Где-то глубоко в душе она остается той девочкой с придурью, какой я впервые увидел ее в квартире тетушки Гэл. Но эта веселая девчонка уже никогда не вынырнет из тех глубин, где всем чувствам – за упокой.
Она завела себе любовника и абсолютно уверена, что придумала его. Ей кажется, он появляется тогда, когда она хочет. На самом деле она просто звонит ему.
А вот Лика…
Несчастное создание. Она страдает. В ней нет ничего кроме любви, а теперь и боли.
Мне кажется, что она растворяется. Образ становится прозрачным, вместо слез текут краски. Похоже на то, как умирает искусство. Краски капают с ее тела, и кажется что она постоянно рисует.
Сколько она так протянет? Не много. И однажды я найду еще влажный след красок на простыни. А ее не станет. Она уйдет.
Пора приобщиться к памятникам. Правда у них тоже есть своя судьба. Одни сохранятся, другие – нет.
Пришло и мое время уйти. Я славно потрудился на всех этих страницах, и больше мне нечего сказать.
11
На прощание, я заглянул в эту людную, но опустевшую квартиру.
- Что ж, - сказал я, - пришло время мне попрощаться с тобой, Ник Честерфилд, горе мое. Я вижу следы вашей с девочками жизни здесь в последний раз. Если ты слышишь меня – знай: я вижу все, я тебя придумал. Извинения ни к чему, все проходит. Для всех свое время. Знаешь, я даже не думал о твоей смерти. Этот рассказ получился сам собой и твоя смерть – твое желание. Ты поймешь, ты же писатель, черт тебя раздери.
Мы пообщались, мы писали все это вместе. Ты помнишь, как начинались эти строки много лет назад? И я помню…
А теперь мне пора. В другой город. Кто-то зовет меня туда, а вот кто, или не приведи Господи что – об этом лучше не думать.
Роман Аверчук
Декабрь 2000 – февраль 2012