Они не были с ней друзьями, но могли разговориться непринужденно и весело. Сейчас этого не произошло: на него смотрели знакомые глаза и не скрывали смущения. Она поджидала его на этом пригорочке древнего разрушающегося тротуара, в окружении зелени остывающего лета, и Гаврильчику это было приятно. Девушка работала в кафешке возле озера, где он бывал уже незаметно для себя, и которое стало обязательной частичкой его молодой жизни. То есть – прикипел к вывеске. Но сегодня они виделись – он навещал ее заведение. Из-за многолюдства, только поздоровался, улыбнулся и сделал заказ. И вот теперь она стояла возле его дома. Здесь он ее видел впервые. Да и с усталой, нервной улыбкой не был еще знаком:
– Что-то случилось, Лимонница?
– Случилось. Или – не знаю. Но хочу узнать.
– Нужна помощь?
– Не знаю. Надеюсь – поможешь.
– И?..
– Ты помнишь сегодняшний заказ?
– Ну?..
– Ты никогда этого не заказывал.
– То есть?..
– Сегодня для начала ты взял пакет сока и тарелку пончиков. Десять – с повидлой!
– Да быть такого не может! Хотя, наверное… Вот чего в жизни не бывает!..
– Ты помнишь тех ребят, что сидели с тобой?
– Ребят? Ну, да. Конечно. Будут учиться у нас в городе.
– А почему ты их угощал?
– Разве? Не знаю. А что такое?
– Чужая доброта не делает добрым – ты не расплатился.
Эта новость не понравилась. Эпизод с ребятами помнил смутно. Подсели. Поговорили весело и ни о чем. Ничего особенного. Теперь пытался представить их лица. Но встретились бы снова – узнал обязательно!.. Жизнь давно шла в автоматическом режиме.
– Извини. Не знаю, как так получилось. Ничего страшного, если занесу деньги завтра? Сколько? Но ты уверена, что расплачиваться должен был я?
– Они не подходили ко мне. И ушли вперед тебя. Да и не стала бы я посторонних обслуживать в долг.
– Разумеется. А на меня что нашло?
– Вот это и обеспокоило. Хорошо еще на выпивку не раскрутили.
– А могли?
– Ты вел себя странно.
Дома Гаврильчик снова тупо уставился на подоконник в комнате, где за тюлевой паутиной прятались цветы – пара зеленых розеточек в плошках, забытых Светличкой – подругой сестренки. Они приезжали полтора года назад в местный НИИ. Оттуда и притащили этих квартирантов. Однажды Люська звонила, побеспокоилась насчет них и оставленных тогда же чемоданов. Наобещала в следующий приезд забрать. Но так и не приехали. Очевидно, жили они неплохо и к вещам относились легко. Вот только зеленные квартиранты стали его беспокоить последнее время. Особенно, когда отдергивал занавеску для полива или сразу по возвращении с улицы. Но до раздражения дело пока не доходило. То, что растения в какой-то степени разумные существа у него с детства не вызывало сомнений. Потом это понимание изменилось – разум у всего живого все же различен. Хотя так и не увлекся ботаникой. Кроме забытых плошек с зеленью, другой растительности в квартире не было, если не считать возникавшей плесени на корках черного хлеба в пакетиках. Вот и сейчас он отдернул занавеску, и почувствовал что-то вроде взгляда: короткого, дерзкого, неприятного.
– Я же дал вам приют и корм – откуда эта враждебность?
От светлых листочков с легким пушком повеяло холодком и надменностью. Так смотрят сытые дети на угощение. И человек отправился на диван, к телевизору, стараясь забыть о неблагодарных квартирантах.
Цусима опять разошелся и никого не слушал, даже себя. Ему казалось, что люди хотят оспорить очевидное. И в такие моменты, чем ближе был человек, – тем коварнее и надменнее. При чем это происходило на трезвую голову – Цусима не выпивал! Сохранившиеся сверстники теперь избегали с ним разговоров. С молодежью стыдился связываться сам. И вообще от нового поколения предпочитал держаться подальше, как от инопланетян. Поэтому последнее время повод для возмущения находил возле лавочек с бабушками. Женщин это забавляло или распаляло самих. Вот тогда шум бессмысленного сражения был слышен и в соседних дворах, откуда иногда спешили на помощь «погибающей эскадре». Помощь заключалась в активной зрительской симпатии.
Моряком Цусима не был. Да и видел ли он море «вживую», тоже неизвестно. Это была книга, прочитанная им еще в молодости, запечатлевшаяся болью на всю жизнь. И с тех пор, какая бы обида не цеплялась, всегда волочилась за ним тяжестью, как и то далекое всенародное непонимание происходящего. И начни бой другой, справились бы с ним женщины быстро. А этого неровного крикунишку, будто побаивались слегка. Вроде, как такого и не хватало им: живого еще, отчаянного, и все еще родному верного!
– Деньги, деньги, кругом одно только желание денег! Без них жить нельзя! Зато можно отказываться от детей, от родителей, от собственного здоровья! Жить сейчас! А потом что, жизни не будет? И не будет! Потому что сами ее сейчас и гробят. Сходите на кладбища – оба рядышком, через дорогу раскинулись необъятные. Одному полста лет – другое вдвое моложе. Вот только во сколько раз шире оно и гуще. И лежит на нем почти сплошь молодежь – будто война идет! А может и такая теперь война бывает… Никто этого только не замечает. Молодые знакомы с этой напастью с детства – другого не знают. И поэтому за непутевую жизнь горой! Вы свое отжили – их не тронь! Пойди, объясни им, чем все закончится!.. И тут же в дурака и врага закатают с насмешками. Разве вам их не жаль, полоумные? Вам бы только плакаться в сериалы, да глазеть в голозадые пляски. Будто никого в стране не осталось кроме олигархов, ментов и бандитов. Всем вдруг заморское счастье сделалось ближе! Да какая любовь – одни деньги! И зависть… Вы и сами уже путать начали! Вы и сами бы теперь с радостью куда-нибудь побежали по гривеннику за штуку. Только и этого уже за вас не дадут. Вот и глотаете слюньки, глядя на рожи бесстыжие. А ведь это вы во всем виноваты! Потому что на вас одна надежда в стране оставалась. Мужиков своих всех попоили – лишь бы в гулящие не угодили! А гулящие бы страну отстояли! И живехонькие еще были. И не сидели бы вы хохлатками по лавкам. На всех бы внуков хватило и правнуков! Всем бы бабкам дело нашлось с детьми многодетными! Не скучали бы сейчас по поганому импорту. Своему бы радовались, и жалились своим! Рассверкались глазками галделки. Вам самим-то не стыдно бывает?..
В многоквартирном доме Гаврильчик уважал его больше остальных. И политика здесь была не при чем. После смерти отца, именно этот человек пытался сделать из него мужчину. Брал мальчишку то на озера, то в лес. Учил не трусить, и уважению к себе и женщинам. Мужчин, Цусима, тогда уважал мало: видел в них много неправильного и унизительного. Поэтому с друзьями вел себя странно – до первой их рюмки дружил, а после второй забывал. Вот и у парня – с ребятами всегда соблюдалась дистанция. Дистанция, которую и со временем никто не желал сократить.
Теперь Цусима стал непонятен ему и жалок. Не то чтобы научился стыдиться близких, но прежние отношения разладились. Старик будто уже не помнил рыбалки с ним и грибной охоты. Если и смотрел в глаза, то с недоверием. Отвечал на вопрос, то, как бы и не ему. Трудно было узнать в возмужавшем плотном квадрате бегунка по бордюрам? Хотя поднимался и тяжелел малыш у него на глазах. Теперь в этих стариковских глазах прятались слезы и гранаты. И эти глаза не хотели губить своих.
И все же сегодня он узнал крепыша, обрадовался неожиданно жарко, заулыбался, будто не видел друга вечность… или даже две! Забыл о собравшихся слушателях, протянул руку и попросил отвести домой: вроде как потерялся он среди незнакомых людей. Гаврильчик, сделал вид, что не понял, о каком доме он говорит, и повел старика к себе.
У подъезда встречала Лапа, еще одна совесть двора, и ближайшая приятельница Цусимы. Эта убогонькая псинка любила всех и без стеснения выпрашивала у любого знакомого его порцию любви. Именно любви, потому что голодной она никогда не была. Хотя по ее бокам и нескладным формам, никто бы не определил сытой и привольной жизни. Но это было так, и добрейшая душа охотно делилась остатками пищи и припасами с навещавшими иногда приятелями. Раз в году у нее появлялись симпатичные толстомордики, которых из милосердия тут же отбирали. Она с неделю искала их с беспокойными глазами, подходя ко всем знакомым и незнакомым. Потом жизнь заставляла забыться, и Лапа снова любила всех и каждого. Цусима из вежливости позвал собачку с собой. Но это серенькое животное не признавало человеческого гостеприимства, считая его излишеством для себя.
И вот уже за чаем, молодой человек услышал от старшего товарища еще одну притчу, которых когда-то у того было всегда в достатке. Но сейчас поразило совпадение – иначе, откуда было знать старику, что таится в другой комнате? Совпадение странное – с чего это вдруг стал такое рассказывать?
– Из горшочков на окне, в один день пробились два одинаковых зеленых побега. И в дальнейшем растения не отличались друг от друга – росли ровно и сыто. Также в один день появились у них бутоны. Потом одновременно порадовали они неотличимыми цветами. Созрели неожиданно приятные плоды… И если бы хозяин съел один плод, то стал бы добрейшим человеком. Если пожаловал только другой, то никогда бы не излечился от злости и надменности. В тот день он съел их оба, и по вкусу не определил в них разницы. Тебя не посещало желание стать коварным?
Гаврильчик только усмехнулся – еще одна глупость в такой день! И все же, ради приличия спросил:
– У тебя, наверное, у самого что-нибудь похожее было в прошлом? Хочешь – расскажи!
– А что о прошлом рассказывать, будто я такой же, как был. Ты мне прошлые грехи все равно не отпустишь. И понимать по ним меня сегодняшнего не нужно.
– Да я это так. Я и не хотел спрашивать об этом.
Парень смутился, но все равно радовался и надеялся, что дружба их снова возрождается. А все остальное может поймется после?..
На следующей неделе за тот же столик в кафешке опять подсела знакомая веселая ватага. Она нагло и просто потребовала от него угощения. И он оказался удивительно беспомощен и неуклюж с этими ребятами: то есть слов не нашлось: вздохнул, приподнялся, схватил одного за шкирку и вытряхнул за дверь. Как и предполагал, остальные, не скандаля, ушли сами. На короткое время, грустно почувствовал себя героем. Без удовольствия. Настроение испортилось. А когда вышел на улицу, бригада навалилась плотно и азартно: сбила с ног, поспешно попинала кроссовками, кроме ссадин особого вреда не причинила, но обиды вколотила много и надолго. Выходившие следом знакомые не вступились. И он, как и положено Гаврильчику, поднялся сам, и, утирая кровь, поплелся домой. На лавочке возле подъезда дожидалась Светличка – еще одна не нужная неожиданность.
Девчата сдружились в институте. Пока учились, и жива была мать, приезжали часто. Потом работали вместе, но навещали реже, чаще в командировках или наскоком – проездом куда-нибудь. Одарят всегда яркими и бесполезными подарочками, овеселят, накудахтают своих восхищений и новых впечатлений, и опять исчезнут, подолгу не тревожа его. И вот теперь эта подруга превратилась в молодую серьезную женщину. Гаврильчик даже почувствовал робость. Поспешил смягчить ее озабоченность за свой неприличный вид: у поводыря к неудачам такое случалось уже не впервые:
– Ерунда! Заигрались немножко.
– А не страшно всю жизнь проиграть? Теперь уж тем более – здравствуй!
– Извини. Здравствуй и ты!
– Приютишь ненадолго? Цветочки живы?
– Да! Конечно!..
Потом он привел себя в порядок, и они пили чай. Она принялась рассказывать о сестре. Но вскоре заметила, что ему это сейчас не интересно. Свою же жизнь он всегда не считал нужным выставлять на показ – о ней девчата больше догадывались. И гостья, поблагодарив, удалилась в город по своим делам. Вернулась поздно. Так продолжалось несколько дней. Они почти не виделись. Днем он был на работе. Чем занималась Светличка – не спрашивал. Кажется, не скучала. Вечером его всегда ждал ужин. То есть днем она бывала и дома. Потом появлялась ночью, будто бы ниоткуда – выдавая себя легким шуршанием за стенкой. Наконец, она объявила, что завтра уезжает. Однако цветочки с вещами опять оставляла ему. И вроде бы снова ненадолго. А вот продолжение зеленого квартирантства хозяину не понравилось по-настоящему. Поэтому демонстративно упал на диван, включив телевизор громко с первым попавшимся шоу, где грузный дядька убеждал всех, что жить стало действительно лучше и веселее, только не все это понимают. И почему психанул из-за этих цветочков, едва ли и сам в тот момент осознавал. Гостья прислонилась к косяку двери и улыбалась – со стороны все выглядело забавным:
– Телевидение – изначально используют для идиотизации всей планеты. Поэтому неглупые и внимательные не только пытаются верить в идею золотого миллиарда, но и начинают стремиться в него. У людей не должно быть времени и желания смотреть телевизор часами. Не рассказывали про сумасшествие первых сериалов?.. С тех пор все только усовершенствовалось. Мне было трудно поверить, что такие вот взрослые дядечки, авторитетные человечищи могут оставаться наивными мечтателями-идеалистами, пока не столкнулась с ними сама. И оказалось, что в этом возрасте и положении переубеждать их бессмысленно! Наверное, жить в розовых очках им самим уютно, когда для них и близких все складывается неплохо, но, сколько несчастий они еще принесут людям? За плохую память населения высшее общество готово платить чем угодно!
Гаврильчик обернулся с недоумением – он не ожидал от нее интереса к политике. И ему следовало отшутиться. А произнес что-то чересчур серьезное.
– Мне тоже казалось, что живут где-то отдельно особенные умные люди, что и устраивают нам такую жизнь. Потому что дурак до такого бреда не додумается.
– Видишь ли, им так кажется, что это их идеи. А на самом деле эти умники только приемники чужих наставлений. При чем не обязательно людских.
– Вот как? Например, зелененьких человечков или зелененьких цветочков с подоконника?
– А почему бы и нет? Над цветочками проводились опыты – им внушали, что нужно умереть, и они умирали. Их гладили, и просили расти быстрее, и они расцветали до срока. Почему бы кому-то свыше не командовать и нами? Не из злого умысла, а по причине нашей еще неразумности… Может, умных и глупых на этой планете действительно стало многовато, и в то же время еще недостаточно, чтобы расчленить наш мирок окончательно?.. Это вроде деления клетки. Поэтому нужно постараться попасть в этот самый Золотой Миллиард. У него больше надежд сохраниться, а не отшелушиться отжившей пылью. И деньги не единственные билетики в него.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Может быть, прежде чем вести себя по-хозяйски, нужно было сначала спросить разрешение окружающего мира, который старше нас? Может, древние и не выдумывали богов, а знали их? И в молитвах нет ничего унизительного – в них пытаются поправить себя!.. Мы пока еще только учимся договариваться между собой, между странами, вероисповеданиями. А в природе океаны, возможно, учатся договариваться с сушей. Планеты с Солнцем. Галактики с другими вселенными. Почему бы и нет? Со всем в мире нужно научиться договариваться. Может, комары тоже пытаются договориться с нами, а мы этого не понимаем и нервничаем зря. Простым людям трудно это представить, и они предпочитают отмахиваться. И напрасно. Кто-то в это время надеется выжить за счет их жизней. Эта жизнь, может, и неповторима, но почему единственная? Потому что умирает тело? Разве мы только тело?..
Впрочем, было все это уже не однажды. Существуют уже не легенды, а достоверные факты, чем заканчивались прошлые цивилизации. Хотя для всех ли все заканчивалось одинаково печально? Когда узнаешь подробнее многие мелкие детальки, история начинает вдруг переворачиваться и ставить нас в тупик перед некоторыми эпизодами. Возможно, где-то эти миры продолжают жить и мало помнят о своем прошлом? Для чего-то же они создавались? Если Вселенная безгранична, то может наши фантазии действительно где-то существуют… Или даже так – наши фантазии и сновидения уже чья-то информация для нас!.. А тогда, – безграничен-то он, безграничен, но при этом возможно соприкосновение отдаленных его частей. Физики уже шушукаются между собой, что путешествия во времени и в иных пространствах очень даже возможны!.. Только металл для этого тяжеловат. И космические кораблики всего лишь учебные пособия – чего делать не нужно.
Гаврильчику захотелось с улыбкой отмахнуться от нее, как от наваждения. Зачем все это говоришь, будто от твоей говорильни поумнеют? Ему совсем не хочется быть умнее. Вообще-то, чтобы прожить жизнь, ума много не надо. Иногда чтобы выжить, ум даже вреден. Поэтому простому человеку лучше многих премудростей и не знать. Появилось желание торжественно объявить об этом! Но до радости не дошло. Голос пропал, тело вдруг сделалось неподвластным, и только челюсти зло и громко цокнули, сомкнувшись зубами. В глазах засияла досада и еще большая страшная обида – если ему не пришла в голову такая простая догадка, то вероятно Золотой Миллиардик уплывет на воздушных шариках без него… А вот эта заумная пигалица, сменившая «каравадатные очочки» на тайные линзочки, о нем даже не пожалеет, и вскоре обо всех несчастных забудет под мягкими белыми облаками, улыбаясь умным соседям и ветру. При чем подумалось отчетливо и серьезно, со всей жестокостью и неотвратимостью. Потом он снова улыбался. Но минутные страх и оцепенение запомнились! И особенно серость в глазах взрослой женщины – холодная, безразличная и сухая. Как ее цветы на подоконнике. Поэтому попытался продолжить разговор мужественно, с жесткой иронией.
– Побереги свой праздник – он еще не скоро.
Она пожала плечами – мол, кто это знает? И ушла в другую комнату – утром ей нужно было рано вставать. Теперь и он пожал плечами, с новой озабоченностью покосившись на пульт, валявшийся на полу, – падения не слышал. И телевизор, не помнил, чтобы выключал. Но черный квадрат отсвечивал серо и немо. А если и правда кто-то хочет ускорить деление клетки родной цивилизации? Тогда что произойдет с другими существами? Да-да, о периодах внезапных вымираний он что-то припоминал. Поэтому следом пришло убеждение: «И полетите вы не с попутным ветром на белых шариках, а против бури, сдирая кожу и прочую плоть, в тартарары и в тартарарам, как и все с чем вы сжились! И получается та же смерть, только после долгих грез! Спокойной ночи уставшая фея!»
Как она утром уехала, опять не слышал. Долго стоял в дверях, оглядывая пустую комнату, все еще ощущая ее присутствие. Едва даже не заговорил с помещеньицем.
А вечером уже снова бармиха встречала его на легкой возвышенности возле дома в окружении пятнистой зелени начала осени. В руках у нее был чудной букетик. А в глазах светилась тихая просьба о счастье. Или уже уверенность, что ей в нем не откажут?..
– Я так понимаю, Лимонница опять поджидает меня?
– Тебя. Вот подарили цветы и два билета на концерт. Мне бы хотелось... И не с кем… Не выручишь?
Планов на вечер не было, и он не стал обижать знакомую. И сам когда был на таких мероприятиях?.. Но нужно переодеться… Не оставлять же девушку на улице? И впервые совсем посторонняя женщина оказалась у него в квартире. Войдя в комнату с цветами, сразу же насторожилась – он это заметил. Поэтому предпочла подождать на кухне. Однако в спешке, Гаврильчик, особого значения этому не придал. Нарядился, налил в вазу воды – гостья почему-то решила оставить и эти цветы у него. Глаза их снова встретились, уже близко-близко, взволновав новой откровенностью.
А концерт оказался плохим. И им бы сразу уйти, чтобы потом не жалеть о грабительском вечере. Скатившаяся «звезда» прошлого все еще пренебрегала скромной аудиторией провинции. За что ее, в конце концов, наградили достойным свистом. А вот клоун и маг, вроде некстати появлявшийся на сцене между основными номерами, который и в афише-то не значился, многим понравился. А Гаврильчик даже замирал от восторга. Его устраивало мнение немногих, что концерт был превращен в цирк. И когда факир исчезал, с наслаждением прислушивался, как внутренности его начинают расслабляться. С ним давно такого не происходило. О своей спутнице вспоминал только, когда на сцене появлялась запошлившаяся знаменитость. Тогда они улыбались друг другу, и она будто успокаивала его, сжимая своей прохладной ладошкой большую горячую руку. Неприятность произошла в конце представления. Фокусник пригласил Гаврильчика на сцену. Под смех из зала он чувствовал себя неловко, и в то же время все казалось замечательным. В его ближайшем присутствии показали очередные фокусы. Затем сняли с руки восторженного смотрящего золотые часы, единственная материальная память об отце, подбросили их, поймали, и вернули на руку. Никто в этой поспешной махинации ничего не понял. Осознал неприятность хозяин, когда спускался со сцены – часы ему подменили! Но сзади уже звучала фонограмма, и выбегали другие артисты. И все же он вернулся за кулисы, проявил неожиданную находчивость и уговорил охранника пропустить к магу. Тот, стаскивая с лица грим, выслушал путаные объяснения с сожалением. Объяснял с усталостью:
– Извините, я вернул вам то, что мог вернуть. И все это видели. А что не могу вернуть – то не могу. Сегодня мне повезло чуть-чуть больше. Я же у них так – подрабатываю полуофициально. Здесь не столица – ненужная шумиха никому не нужна. Так что вы это зря, если что-то надумали разгребать. Охрану позвать?
Действительно, кому и что он мог с этим фокусом теперь доказать? Просто сходил на концертик и потребовалась доплата..
Возвращаясь с девушкой домой, почти не разговаривали. И все же зашли к нему за цветами. Но о них после чая не вспомнили. Лимонница чувствовала себя виноватой, и ей захотелось успокоить его, познакомить с тем, чего у молодого человека никогда с женщинами не было – она это почувствовала еще при первом прикосновении к нему. А теперь и при поцелуе. Возможно этой причиной, еще там, на концерте, решила просто позабавиться. Теперь же он снова был неуклюж, растерян, и во многом беспомощен перед новой чужой смелостью. Но когда-то же такое должно было случиться! И утром не скрывал своей благодарности. Старался выглядеть молодцом. Она улыбалась и была во всем также довольна собой – не часто же удается по-настоящему осчастливить человека! И возможно, тогда возникла мысль о большей, настоящей, продолжительной близости. Показалось – от нее потребуется только согласие. Расставаясь, Гаврильчик сам попросил встретиться вечером. Гостье оставалось ответить замедленным кивком и растянуть алые губки. На свои цветы в другой комнате даже не взглянула. Забыла, наверное. Впрочем, зачем они ей были на работе?
Их молодое счастье продолжалось месяц и две недели. С работы они возвращались теперь вместе. Женщины с лавочек разноголосо здоровались с ними. Наблюдал за влюбленными со стороны и Цусима. Старик снова не решался к нему приблизиться. Наверное, стеснялся своей растерянности. Неожиданно обнаглела только Лапа. Она бросалась ему на грудь и пыталась лизнуть в лицо – посмотри – я же лучше! И всем, хотя и становилось весело, и в то же время делалось неловко. Так бывает в периоды больших перемен. Гаврильчик подумывал по-законному оформить отношения. Не скрывал боязни потерять девушку. Лимонница отшучивалась, с легким ветерком посмеивалась. И заглядывая в другую комнату, не вспоминала о цветах. Во всяком случае, ничего не говорила о прижившихся бессмертниках.
Светличка и на этот раз появилась будто бы ниоткуда. Из комнаты с цветами прошла в ванную, улыбнувшись им. Молодые ужинали. Лимонница была поражена. Он озадачен – не знал, как это объяснить не только подруге, но и себе. После новая гостья подсела к ним. Точнее, между ними – на выдвинутый табурет. И хозяин снова оказался немногословен перед этим серым, будто невидящим его, взглядом. Поэтому разговор завела Лимонница. Кажется, она догадалась – кто перед ней. Что-то ей все-таки рассказывали о прежней жизни.
– А мы и не слышали, как вы вошли?
– Обычный фокус воздействия на внимание. Мы баловались этим еще в институте. Ключи одолжила у Люси. В прошлый приезд мне пришлось долго дожидаться хозяина. Гаврильчик, ты же у нас хозяин? У меня здесь оставались незавершенные дела в вашем умирающем НИИ. И вот выяснилось – забыла еще о чем-то.
– Обычный фокус воздействия на внимание… Чем же вы занимаетесь на самом деле?
– Перемещением в пространстве.
– Транспортом что ли?
– До поездов, я думаю, нам еще далеко. А вот тебя я легко перемещу из одного помещения в другое.
– Не может быть?
– Давай, попробуем. Я думаю, у меня сегодня должно получиться. Поднимайся, одевайся, натягивай сапожки на ножки и марш домой! И чтобы я тебя здесь больше не видела! Кыш, девочка! Кыш со своею любовью! Кыш со своими детьми и неразумными радостями! Кыш на волю! Кыш, девочка! Кыш!
И Лимонница поднялась, оспаривать ничего не стала. Подчинилась безропотно и быстро. Возможно, тоже поддалась влиянию невыносимой серости чужого взгляда. Девушка похватала свои вещи, которых оказалось здесь уже немало и понесла дальше за входную дверь, по ступенькам лестницы. На лице Светлички появилось нервное напряжение. Руки ее передвинули блюдца на столе – снизу послышался глухой хлопок. Донесся неприятный запах. Может, и подъездный? Только тогда возникла эта настоящая тревога Гаврильчика. В дверные проемы комнат заглядывали с гостьей вместе. Эксперимент удался – Лимонницы нигде не было. И он видел, как в ее потемневшей серости гнев распадается на осколки озабоченной радости…
– Куда ты ее дела?
– Понятия не имею. Вообще-то я хотела только серьезно поговорить. Она мне сразу не понравилась.
– Ты – сумасшедшая!
– Я знаю.
– Давай быстро возвращай ее!
– А откуда? Она должна была только испугаться!
– Не морочь мне голову. Недавно из вазы, пропали ее цветы.
– А я тут при чем?
– Ты здесь при своих горшках, при своих вещах, при своих экспериментах!..
– Тебе трудно представить, какая все это чепуха!
– А человека нет!
– А ее нет. И я на самом деле не знаю, куда она делась!
Когда же обнаружилось, что пропала не только Лимонница, но и чемоданчики экспериментаторши, ему показалось что-то совсем невозможное, и, очевидно, убедил себя, что возвращение подружки действительно пока откладывается. А между тем Светличка приходила в себя. Серость в ее взгляде светлела. Голос мягчал. Иронии вернуться всегда легче.
– Ну, что же, прошлое уходит со своими обитателями.
– Ты это о чем?
– Лучше – о ком? Попробуем полюбить время в любом его состоянии. Но всегда из нашего настоящего. Твоя подруга предпочла остаться в прошлом. Я не думаю, что оттуда стоит возвращаться.
– Ты убийца!
– Кто-то видел труп?
– Ты преступница!
– Теперь лучше – волшебница. Сегодня волшебником быть одно удовольствие – компетентные органы не имеют права верить в чудеса. И не спеши осуждать поступки, даже для тебя неприемлемые.
– Зачем ты это сделала?
– Люди редко задаются вопросом – зачем? Поэтому повторюсь – она мне просто не понравилась. И потом, ты и сам заметил, как она измеряет не широту твоей души, а ширину, где только ей одной будет удобно.
– Когда тебе это показалось?
– Какая разница, ваше простодушие. Допустим, когда она начала задавать дурацкие вопросы.
Серость из ее глаз снова начала нагнетать в него робость. Он снова почувствовал бессилие перед женщиной. И что-то уже шептало ему: «Зажмурься! Скорей за шторку! В темноту!» Но он только безвольно опустился на прежнее место на кухне, и постарался больше не встречаться с ее взглядом. Заговорил тихо, мирно, уже с сожалением.
– Ты надолго приехала?
– Теперь нет. Сегодня и уеду. Вещи уже на вокзале.
– А как же я?
– Как хочешь.
– Она действительно не вернется?
– Дурачочек, конечно, нет! Успокойся. А почему ты боишься женщин?
– Разве? Я не боюсь. Просто в детстве часто приходилось слышать, как мать внушала отцу – не суйся в бабьи дела! Вот я и не суюсь в ваши разборки.
– Ну, вот же ведь как бывает: приласкала первая, скоро-наскоро расщедрилась, позволила все, о чем только мечталось, и сразу стала дороже икон и матери. И решилось в бедной головушке что это и есть любовь мгновенная и многовечная. А ответь себе самому – зачем тебе-то эта любовь? И откуда взялась у тебя в ней потребность? Была ли необходимость такая? Я не о том, как бывает ночами природа поскуливает. Это сейчас решается просто. А ты же серьезное вдруг задумал! Может быть, долго жил в одиночестве без друзей и родных? Только думаешь, я тебя от нее спасала? Мне обоих вас стало жалко. Надоела бы она тебе скоро. Только и девчоночка не из тех, кто сам по доброй воле отказывается от собственности. И стали бы вы долго-долго терзать и калечить друг друга. Примеров, я думаю, и сам насмотрелся достаточно. Почему ты никогда не имел долгой дружбы? Потому что представлял ее как повинность, состоящую из обязанностей, без которых можно обойтись. Ты у нас самостоятельный. В комнатах чистота и блеск – только кварца недостает. А еще дружба, случается, сваливает на голову ответственность в делах, к которым не имел причастности. Это она предлагает компромисс не совсем приятный – жить с чужой везучестью и глупостью. Все перечисленное ощутил бы и в отношениях с этой простоватой шаманкой, только гадливее и безумнее.
– А разве так надо было поступить?
– А кто знает, – как надо? Я не знаю, – как надо. Но, как и всем, мне тоже это хотелось бы знать.
– Это ты-то не знаешь?..
Ночью ему не спалось. На работу проспал. Хозяин, тяжко похмельно вздыхая, признался, что будет искать ему замену. С завтрашнего дня он также может присматривать себе другое местечко. Вечером долго топтался возле кафешки – не решался войти. Потом все же вошел. Лимонница заходила утром. Сказала, что работать здесь больше не будет. И оказалось – о ней никто ничего не знает. Не было известно – местная ли она? Не поинтересовались даже районом проживания. Хотя все охотно с ней общались – чего-чего, а замкнутой она не была. Просто так получилось – о самом главном для него не позаботились. Время, наверное, такое – безразличное к людям.
Тогда ему показалось – он сам вспомнил адрес. Пару раз она упоминала его. Это потом он слышался как насмешка, когда стоял на той улице с двумя домами: почтой и главной автостоянкой города.
Цусима с Лапой возвращался из магазина. Гаврильчику, как не хотелось, пришлось догнать их. Кисленько поздоровался.
– А что сегодня один? Где подружка?
– Нет Лимонницы – пропала.
– И так бывает – надоедает лаковым сапожкам одна дорожка. Ты об этом не грусти. Так, немножко если… Она сама предоставила тебе шанс познакомиться с другой женщиной?
– Да, Светличка здесь помогла. И откуда она взялась – не знаю. И я идиот, как олух сидел пока они разбирались. Чего не поделили курицы? Вот дурака свалял с этой…
– Э-э!.. Знаешь, освобождение души иногда ничем не отличается от освобождения желудка. Это, конечно, необходимость, но лучше делать это без свидетелей. Уважай себя – и уважай других! Не бери пример с меня. Я старый. Мне бывает очень стыдно за свои выверты перед народом. Я, случается, не могу себя сдерживать. Это как понос! Я и от тебя держался подальше, чтобы не испачкать. Ты уже взрослый – с этим сам разберись. Можно расквашивать нос себе сколько угодно, но впечатления с результатом лучше не станут. Смотри, как хорошо вокруг! Осень в предзимье! Не люблю лето – лето скрывает детали. Вот сейчас красота – ничего лишнего в природе! Только это уже последние солнечные денечки. Вот это действительно надо запомнить!
Молодой человек почувствовал обиду и остановился – он снова говорил и думал не о том. Приятели не спеша, удалялись по тротуару. Он отвернулся, чтобы не смотреть им в спину. Его стали толкать другие прохожие. Но в сторону отошел не сразу. Все стоял и смотрел на серые облачка в голубом сквозь черные прутики лип, будто где-то случился пожарец. Потом достал телефон, набрал номер и стал напряженно вслушиваться в гудки. Ему все же ответили:
– Привет!
– Здравствуй! Ты опять забыла свои цветы.
– Забыла. Оставь их теперь себе, как подарок к свадьбе. Нужно же будет новой хозяйке за чем-то ухаживать первое время, поглаживая животик и ожидая тебя с работы. Я думаю, больше не приеду к вам. НИИ ваш закрывают. И у Люськи, кажется, налаживается своя жизнь.
– А с нами, зачем так поступила?
– Честное слово – не знаю. А ты что, споткнулся, и не можешь, подняться? То ли еще в жизни будет. Извинись перед ней и за меня, завистницу.
– Я не знаю где она.
– Незнайка, позвони ей!
– У нее нет телефона.
– Не успел подарить? Проблема, конечно. Ну ладно, выкручивайся как-нибудь. Пока!
Впереди раздался визг тормозов, глухие удары, разноголосица криков с тротуара. И Гаврильчик бросился к месту трагедии, предчувствуя близкую свою беду.
Цусима с Лапой зачем-то снова решили перейти улицу. Перехода здесь не было. Появились на дороге неожиданно из-за приткнувшейся на обочине машины. Животное понадеялось на всемогущество близкого человека, а человек на предусмотрительность подруги, и оба неразумных существа оказались под колесами. Разумеется, виноват был и водитель, превысивший скорость, но они больше – никто с них ответственность за свою жизнь не снимал. Подбежавший Гаврильчик помог шоферу уложить переломанного старика в машину. В этом он был согласен с виновником происшествия – медлить не стоило. Да и «Скорая» могла запоздать. Хотя тот был пока в шоке и все просил присмотреть за Лапой. Только когда машина уехала, обратил внимание на нее. И пришел в ужас – из милосердия мужичок решил добить корчившуюся псинку на обочине. И добил. Никто ему не помешал. Но Гаврильчик сдержать себя уже не смог. В мгновения лицо сострадальца превратилось в кровавое месиво. Его все же оттащили. Он вырвался из чужих рук и пошел домой. Дом был уже рядом. В толпе присутствовали и знакомые.
Дома, не разуваясь, прошел в комнату с цветами. Отдернул штору. И получил удар в глаза – цветы расцвели! Расцвели ядовитыми рыжими соцветиями! Он почему-то последнее время не замечал перемены в них.
– Лучше бы вы завяли!
Горшочки от ударов об пол разлетелись по всей комнате. За окном послышалась сирена подъезжающей милицейской машины – в таких случаях она появляется быстрее «Скорой» или пожарной. Бабушки любезно показали людям в форме на его окна. Это он видел. И три человека вбежали в подъезд. Один из них был с автоматом. Они почему-то очень спешили.
Из книги "Солнце в чужом окне" 2011год
ISBN 9878-5-904418-52-6