…казалось – прошита белой суровой ниткой судьбы страница, навек так все и будет – и эти завтраки за круглым столом, и белый кувшин, полный молока, и румяная щека ребенка с бархатной тенью от длинных ресниц, и все эти мелочи дома – скрипучая половица у балкона, метроном капель на кухне, требовательный треньк дверного звонка, вид из окна в обрамлении то голых, то зеленых ветвей, желтое стеганое покрывало, наброшенное на постель, еще хранящую тепло двух знакомых тел…
А вышло – что все не вечно (новость, да?) , и страница вырывается с корнем, с хрустом, как хрустят косточки шейных позвонков под колесницей равнодушных всадников, что галопом несутся в…
…ой, нет, нет, ничего не вышло, не вышло спрятаться в своей башне, да что там башне – башенке, контроль оказался иллюзией – какой-то пьяный идиот (он плакал, плакал потом, безобразно, по-детски, всхлипывая и трясясь - еще бы – три чужих жизни оборвал, раздавил, размозжил, - говорил, что с девушкой тогда поругался, расстроился очень – и смотрел, ища понимания, своими молодыми несчастными глазами) влетел и…
…на дачу она не поехала – пусть там все зарастает, пусть замок висит на двери, там, за замком , наверное, валяется Аришкин тапок (уезжая прошлым летом, забыли забрать, теперь он ей уже мал. Был бы мал.), и Федина машинка так и стоит, припаркованная под кроватью в углу, рядом с мячиком теннисным, покрытым пылью…
как в гробнице, зачем туда идти, зачем ее открывать, зачем этому дому знать, что больше никогда, никогда легкий топот не…
- Светлана Андреевна, здравствуйте, я просто напомнить про дедлайн…Статья нам нужна в понедельник, вы уверены, что успеете?
- Да, конечно, не беспокойтесь.
Мимо зеркала проходя, вдруг остановилась – худая, такая худая, какой всегда только мечтала стать, ключицы торчат, и скулы…Поднесла руки к лицу, потрогала – кожа, волосы…Это я? Вот это он трогал? Вот это ощущение у него было, когда он ее трогал, когда смотрел в ее лицо, тогда такое круглое, глупое, как у комнатной собачки, как там эта порода называется? Не помню, ничего не помню…
А теперь – такой совершенный скуластый череп…
«…и конечно, всякая уважающая себя девушка должна иметь в арсенале маленькое черное платье, которое так подходит для…так подходит для…»
Для крематория оно подошло чудесно, все три гроба были закрытые, один большой и два маленьких, все , что от них осталось, лежало там, а она стояла в своем маленьком черном плате, которое так часто ее выручало, когда непонятно было , что надевать, или не было времени, или…
Все, 11000 знаков. Конец.
Название – Lied. Tired. And Died.
Какая у нее хорошая статья вышла, феминистический манифест про унылую жизнь кроткой домохозяйки, просто прелесть, как и просил редактор.
Все зарыдают.
Она тоже хотела прожить вот так - готовить, стирать белые носочки, вставать рано, отвозить детей в школу, потом магазины, обед, потом снова в школу, Аришу на танцы, Федора на тренировку, потом в кафе (они так любят выходить в люди, такие выбражули), потом скорее домой, домой, успеть приехать раньше Димы, усталого, нахмуренного чуть-чуть, потом курить с ним на кухне, когда дети уже спят, слушать, что Смолин тянет со сметой, и заказчики теребят, и вообще – надо все бросит – и к морю…
И чтобы так было долго –долго, чтобы даже когда Ариша выйдет замуж, а Федор поступит в …ну пусть в МIT, почему нет, разве он не смог бы? – чтобы даже тогда…
- Алло.
- Света…
- Здравствуй, мама.
- Как ты?
- Нормально.
- Ты сегодня хоть ела?
- Не помню.
- Света, надо есть.
- Угу.
- Не угу. А…
- Мама, в моде костлявые женщины, успокойся
- Да я-то спокойна. Что делала сегодня?
- Работала, мам…
- Не ходила никуда?
- Ходила, ходила, мам, мне звонят по мобильному, извини.
…чтобы даже потом он ей говорил про сметы, про заказы, про проблемы, и она бы слушала, слушала…
Или даже просто молчал.
Или даже обижался.
Или даже врал.
Ведь если она может выносить эту звенящую пустую тишину, то вынесла бы и молчание. И вранье.
Все.