я никогда прежде не видел своего отражения. своего собственного я. но я всегда считал себя прекрасным, нет, не самым прекрасным на свете, но где то ближе к верхней части в этом списке. я был для себя святым, я гордился собой, своей благородностью, возвышенностью. я не хотел видеть своего отражения. я итак слишком явственно себя представлял, чтобы не нуждаться в зеркалах.
ты был порожден адом, ты очень мало общался с нашим братом, ты видел меня истинного и считал меня идеалом, да, для твоих мест я был превосходно чист и имел до неприличия мало грехов. ты не понимал, что у нас разные взгляды на жизнь, ты не понимал всей трагедии совершаемого тобой поступка.
однажды ты насильно заставил предстать меня перед зеркалом, большим, громадным зеркалом. оно просвечивало меня насквозь, открывая ужасно зияющую тьмой мою маленькую вселенную. я был поражен этим отражением, я замер, бросив сопротивляться. я был в оцепенении. ты тоже смотрел на/в меня с полуулыбкой, тебе было приятно, что я - твой. ты наслаждался своей силой, ты переборол меня. ведь ты давно хотел показать меня мне. я был просто в шоке. нет, у меня даже не хватит слов, чтобы рассказать, что я чувствовал в тот момент. к моему горлу тошнотой подкатывала истерика. я пытался удержаться, чтобы не упасть в эту страшную бездну меня. у меня кружилась голова. из туннелей меня сильно тянуло холодом, а из дальнего угла даже сильно попахивало.
наконец, ты стал понимать, что я не разделяю твоих чувств, что мне то эта картина ужасно не нравится. ты подумал, что я странный. что все земные немного странные. пожал плечами и ушел.
я остался один. ты унес с собой это проклятое зеркало. я был в шоке. меня сильно мутило. меня сильно знобило. ты ушел туда, откуда появился. показал и ушел.
меня рвало. я выблевывал свои внутренности, все черное и белое, все плохое и хорошее. я плакал. меня выворачивало насквозь. я терял себя в этой душевной рвоте. стоя на коленях над унитазом я отдавал свою жизнь, свои вшивые двадцать земных лет.
потом я долго лежал в темноте. я был пуст. потом я долго сидел - я был пуст. там ничего не осталось. во мне зияла огромная дыра, видимая невооруженным глазом. я потерялся. меня смыло с моей блевотиной в грязные воды канализации, где-то на несколько метровой глубине эти воды вероятно вольются в другие водные потоки и с ними войдут уже в другие трубы и потекут по чьим-то кранам...в чьи-то графины, кастрюли, чайники.. но там уже будет ничтожно малая концентрация моего яда, моего смрада. возможно кто-то и почует эту душевную вонь и сплюнет воду обратно в раковину.
я не мог больше жить. нет не так. я не знал как дальше жить. ведь я был пуст. я остался своей декоративной оболочкой. я не знал чем можно занять свое тело. я открывал пасьянс, я помнил мой мозг когда-то любил его, через пятнадцать минут я обнаруживал себя так же сидящим у раскрытого пасьянса. моему телу не нужны интересы моего бывшего мозга. у меня больше нет ни мозга, ни сердца, ни души, ни даже банально - печени. я пуст.
я брал книгу. чтобы никто случайно не догадался, что я просто манекен, ничтожная декорация. я читал книгу. я бы никогда не стал читать эту книгу. но я сидел и битый час читал эту кнугу. я читал про чужих людей, чужие жизни, чужие судьбы, интересы, привычки. и они мне действительно были чужие. меня тошнило от книги, но я сидел и читал ее. я был пуст и мне было все равно что теперь делать. а ты сидел где-то сверху и смотрел на меня. и хмыкал. ты не понимал меня, ведь там где ты родился все рождались пустыми. ты не понимал моей трагедии, и думал что все это надумано, что это лишь раскрывает меня для дальнейшей жизни, что это - пустое. словно бы девственница стала плакать о своей утраченной невинности. а я и не плакал.
я уже не мог плакать. ведь я был пуст. я не знал как жить с этой пустотой. куда ее деть. куда пристроить свое ненавистное тело. свое отяжелевшее или наоборот облегчившееся ненужное тело. я сидел и не знал куда себя деть. я не знал кто я теперь, где я теперь. ведь не подойдешь к первому попавшемуся человеку и не спросишь: слушай ты не знаешь случайно, кто я? может поможешь мне пристроить себя куда-нибудь, занять себя чем-нибудь...
я решил что самый простой выход это уложить себя спать. ведь спать это нормально - это по-человечески. чтобы никто случайно не догадался. я спал. потом снова сидел. потом читал уже другую идиотскую книжку. я боялся говорить. я не знал что нужно говорить. за день я десять раз сбегал к унитазу, нет, не для того чтобы справить свою нужду, посмотреть вслед утраченному мне. я смыл себя в унитаз. ты был для меня чем-то вроде рвотного. я не хотел тебя больше видеть. не то чтобы не хотел, просто в этом не было ни смысла, ни необходимости. я не знал, что я буду теперь делать с тобой, ведь я не знал даже что мне делать с собой. ты был уже бесполезен для меня пустого. мне нечем тебя любить ведь у меня уже ничего нет внутри.
спустя день я сидел на скамейке. передо мной было озеро. сосны. вернее их верхние две трети. я смотрел на сосны и воду. где-то играла музыка, бегали дети, ходили взрослые. я смотрел. я чувствовал себя невидимым и бестелесным. вернее я себя вообще не чувствовал. не ощущал. для чего я здесь сижу? я этого не знал. но и уходить не уходил. потому что было все равно где сидеть. и куда идти. и что делать. я боялся лишь одного, что люди увидят, поймут мою пустоту. они наверное испугаются. и может быть поместят меня в музей. а может просто в местную психиатричку. я сидел. я знал что ты смотришь на меня из за ближайшей сосны или с крыши или с облака мне было противно, раньше я может быть и разозлился бы даже. но мне теперь нечем злиться, поэтому я просто сидел на скамейке. временами во мне появлялся вопрос как он мог появляться я до сих пор не знаю. это такие неровные буковки плясали плясали плясали покачивая ножками. они составляли фразу:" как дальше жить?" знак вопроса с перекошенной физиономией с трудом пристраивался в конец их самодельного карнавала. затем уже в воздухе в районе моих глаз и средней трети сосен появлялся такой белый вырванный из блокнота лист в широкую линию. на нем аккуратно пронумерованные стояли варианты ответа на этот немой вопрос или не(?)мой вопрос. по мере моего сидения, пункты по одному зачеркивались жирным красным карандашом, хотя может и маркером возможно даже перманентным. но какая вообще разница. у меня ничего не осталось. нет у меня было все. работа, квартира, старый мотороллер, но разве это что-то меняло, когда в моей груди зияла дыра, когда... когда я собственно ручно и собственно ножно (?)собственно рвотно(?) выблевал себя в старый унитаз?
я не знаю понял ли ты, что ты сделал. я сам не понял зачем я поддался. я ведь мог не сдаваться. ведь я мог просто зажмуриться. отвернуться. не смотреть. но я сделал полный сверхполный глоток противного себя. и меня вытошнило. случилось то что случилось. я не знаю как жить.
может ты прав. я перебешусь. и научусь жить как все живут в том мире, где ты родился. с пустотой. дырявым. может быть я снова вернусь к тебе. если смогу. если научусь жить таким. ведь ничего страшного правда.
я сворачиваюсь калачиком на рыжей скамейке. она действительно рыжая. я закрываю глаза. если я завтра проснусь вдруг что-то изменится? вдруг у меня вырастет новая душа, новое сердце, отрастет печень? я закрываю глаза. во мне пусто. я погружаюсь в пустоту. я закрываю глаза.
19.08.2011