Конец лета. Ягодно-грибной сезон. Голодные горожане, отправляясь за витаминами и добычей в тайгу, плотно набиваются в прибайкальскую электричку. Среди самой разношёрстной публики заметно выделяются бичи, сделавшие сбор ягод на продажу своим промыслом и работающие по принципу «безотходного производства». «Безотходного» в том смысле, что после окончания промышленного цикла у этих тружеников тайги и не лицензированной торговли не остается ни отходов, ни доходов. Если, конечно, не считать срубленных ив, выдранного брусничника и жестокого похмелья.
Итак. Станция Большой Луг. Предусмотренная расписанием 12-ти минутная стоянка электрички, следующей в Слюдянку. Стиснутый такими же, как он, потребителями транспортных услуг Ваш покорный слуга мается в тамбуре, вынужденный любоваться сквозь открытые двери панорамой из четырёх ниток путей и второй пассажирской платформы, на которой непринуждённо расположилась компания «вольных стрелков», так называемых, бичей. Две особи мужеского пола и одна, похоже, противоположного, громогласно решают производственные вопросы: как спуститься с платформы, пересечь пути и взобраться с путей в тамбур электрички. Проделать этот путь по пешеходному мосту у компании сил нет, ввиду крайней степени опьянения. Это очевидно для всех, даже для бомжей, которые громогласно решают производственные вопросы, хотя, если судить по терминологии, можно подумать, что речь идёт о сугубо интимных проблемах. Возбуждённые голоса разносятся далеко окрест, и пассажиры ближайших вагонов поневоле оказываются в курсе всех проблем, волнующих обитателей второй платформы.
На моих соседей по тамбуру витавшие в воздухе словесные изыски производили явно гнетущее впечатление. Кто-то, залившись краской, уткнулся в собственный подбородок, кто-то с отсутствующим видом разглядывал бездонное небо сквозь крышу вагона, кто-то, стиснув челюсти, играл желваками, все старательно избегали встречаться глазами друг с другом.
Между тем, на импровизированной сцене события развивались своим чередом. Громогласно обсудив ситуацию, почтенное собрание решило, что пора начинать посадку. Мужики, не без труда удерживая равновесие, одолели разделяющее наши платформы пространство и водрузились в тамбур соседнего вагона. Их милая попутчица несколько раз пыталась оторваться от лестничной ступеньки, на которой восседала, но, по-видимому, трезво (?) оценив свои возможности, в конце концов демонстративно махнула рукой и осталась в сидячем положении. То ли центр тяжести у неё оказался ниже, чем у её рыцарей, то ли силы воли меньше.
В это время обустроившиеся в поезде кавалеры обнаружили недостачу в своих рядах и вступили в переговоры по громкой связи с оставшейся на прежних позициях мадам, популярно объясняя неконструктивность её действий, вернее, бездействия. В конце концов, благодаря, в основном, эмоциональным посылам, кавалерам удалось «достать» свою даму, и та, цепляясь за перила, с трудом приняла вертикальное положение. Дойти до края платформы и сползти с неё для дамы стало делом чести, с которым путешественница, худо-бедно, справилась. Но тут откуда-то на её пути появился рельс. Застыв перед ним и с трудом удерживая равновесие, мадам долго раскачивалась и под достигшие предельного накала понукания своих кавалеров всё же решилась на авантюру – занесла одну ногу над железной змеёй. Вздох облегчения её попутчиков, разлившийся мутным перегаром, плавно перешёл в вопль отчаяния, когда, потеряв равновесие, дама вернулась в положение исходной стойки всё ещё по ту сторону рельса. Возмущению кавалеров не было предела. Поток информации в её адрес вырос до гиперболических размеров и, в конце концов, принёс свои плоды. Бедная женщина бесстрашно повторяла свой аттракцион перед каждым новым стальным страшилищем до тех пор, пока центр тяжести её массы не пересекал рельс. Следующее движение – подставить вторую ногу под падающее вперёд тело, было делом техники.
Личное мужество, предельная сосредоточенность на решении очередной задачи и мощная информационная поддержка из соседнего (с нашим) тамбура принесли свой результат: героическая путешественница всё же достигла подножки вожделённого вагона. Громкая связь оборвалась, и до нас доносился только низкий рокот, к счастью, нечленораздельный.
Цирк кончился, а грязная атмосфера нецензурщины продолжала висеть в и без того спёртом воздухе. Взорвал её водопадом общего хохота нарочито будничный голос стоявшего рядом со мною мужа своей жены: «Вот видишь, Маша, а ты говоришь, я с тобой грубо разговариваю».
24.05.01.