Ее спутанные черные волосы лежат на подушке. Она воткнулась лицом в одеяло, спит. Красные яблоки качаются от потоков дождя и трутся о стекло. В комнате тускло. По стенам текут извилистые тени – и несколько размытых полукругов от плодов. Я поворачиваю голову к стеклу, к мокрому красному, ощущая во рту волнистый черный волос. Слушать дождь. Шум, влажный шум проливается на рябь крыши, проходит мимо моего взгляда, падает вниз. Белье пахнет сыростью – кажется, что оно холодное. Это не так, рядом спит она, с розоватой кожей, с плотной светлой спиной. «Ты красива». Складки одеяла собрались над тобой, застывшие касания, телодвижения, затухающие волны хлопка. В воздухе так пусто, что я хочу провести рукой по нем, и отсветы польются по фалангам пальцев, по локтю. Может, уже на моем лице лежат тени – например, от той прилипшей бабочки. Измятое тельце… Я с силой закрываю глаза, чтобы не выпустить из них воду, и она перекатывается по зеницам, уходя куда-то в края, вглубь. Краснота плодов потемнела, с их гладкой кожицы стекает чернота, размывается каплями и расползается по всему окну. Ее черные волосы лежат на подушке, комки иссиних волн.
Я привстаю, спину передергивает от холода. Вмятина подо мной – чужеродное тело, подводный кит. Я падаю обратно, раскинув руки, сплошная вода, сплошное тело, вгибаю спину в постель, покрываю себя складками, я засыпаю.
Ее длинное тело встает с кровати, некрепкое в движениях, чуть опухшее, бледное, сонное. Черные кисточки прядей касаются поясницы. «Ты прекрасна». Ее лицо поворачивается ко мне. Эта тень от бабочки. Прозрачный контур крыла наложился на левое веко, согнулся на скуле и кончился на извилине верхней губы. Ты или не ты? И кто ты, моя любовь?
Нет, не могу, невозможно больше думать. Сжимаю глаза. Лучше умереть.
Но я не умираю. По стенам плывут водяные тени. Яблоки трутся о стекло, покачиваясь под дождем. Шум разбивается вверху о крышу и течет, течет мимо меня.