Кислорода нет. Он конфетти, который люди пытаются поймать, когда в их переполненных ненавистью глазах эхом отзывается любовь.
Я стою возле ее дома, вокруг которого нет кислорода. Осознав это, я положил руку на почтовый ящик, и посмотрел на искрящиеся орхидеи, ровно посаженные под окном. Я хотел, чтобы она открыла дверь и тепло меня поприветствовала, хоть и знал - ее нет дома.
Ровно полгода назад нас познакомило время. С тех самых пор, оно замирает стихами, прозами. Эти стихи записаны на салфетках, которые остаются после совместного с ней завтрака в кафе; на салфетках, которые убирает в свой фартук официантка, чтобы после показать своим лупастым подругам - "Смотрите, странный паренек пишет смазливые стихи. Наверняка он их пишет такой же странной девушке".
Я наврал, сжульничал. После завтрака, я скомкал одну из салфеток, и нес ее в кулаке до самого дома. Ночью, когда все спали, я переписал стихотворение в пустой блокнот, который подарил ей на следующий день. Она посмотрела взглядом, опьяневшим от тишины, неспособным сказать, что ей не нравится. Я почувствовал, как сотни птиц с трепетом взмывают над моими глазами.
Ночью - нерожденное просыпается. Наши желания становятся поступками. А поступки, рожденные жить - умирают. Этой ночью, переплетаясь уличным маятником, я явился в полицейский участок с требованием немедленно посадить себя на решетку. Они сказали, что не арестовывают взбешенных поэтов, и выставили меня за дверь. Потерявший слово, я перебил камнями все окна в участке.
Приговором стало двухмесячное пребывание и курс шоковой терапии в психиатрической лечебнице Портленда.
22 декабря.
Теперь, на ее бездыханный, искрящийся орхидеями дом, смотрит взбесившийся поэт.