Близкое общение с героями публикаций - людьми искусства нередко приводит к приятным неожиданностям, о которых потом вспоминаешь долго-долго, всю жизнь.
На премьере пьесы Сергея Михалкова.
Май 1985 года, Москва. Я с другом Володей иду в Театр имени Ермоловой посмотреть спектакль, а если честно, традиционным образом – выпивкой отметить Вовкин юбилей. Ни в кафе, ни дома выпить не получается – алкоголя в свободной продаже нет, началась борьба с алкоголизмом. Возле входа в театр афиша «Замена спектакля – вместо ранее объявленного – премьера спектакля «Некролог» Сергея Михалкова». Само название шокирует, но подпись Комедия дает надежды на лучшее. И хотя ранее приобретенные билеты можно сдать, поменять или пойти на этот, у нас цель определенная – мы идем. Перед спектаклем высокий, седой и очень элегантный Автор говорит несколько слов, о Перестройке, своей пьесе «Много говорить о спектакле не стоит, он скажет сам за себя». Автор возвращается в зал, садится где-то на восьмом ряду – его белую голову видно издалека. Наконец, антракт. Мы летим в буфет – всё покрепче уже расхватали, нам достается шампанское. Ну, шампанское лучше, чем ничего. Ах, и столики в буфете уже все заняли. Нет, смотрим – за одним столиком один человек. Мы туда – такие глупости, как спросить «Можно», «У вас свободно» и в голову не приходят. Сели, открыли, налили. – Ну за что? –За премьеру, естественно! Мы сдвинули бокалы с пенящимся напитком, и вдруг к нам присоединяется третий. Кто ??? Смотрим – Сергей Владимирович Михалков, Дядя Степа, автор слов гимна СССР!! Да, Михалков, и все!!!
Мы с приятелем смотрим на него во все глаза – он ведет «светскую» беседу – спрашивает о спектакле - наши отзывы самые положительные. Михалков наливает нам вино из своей бутылки, пьем – что то французское, вкусно. Молчим, Сергей Владимирович говорит – надо идти за кулисы, сказать пару слов актерам. Я вас оставляю бутылку вам, но, когда закончится антракт, всех загонят в зал – а вино отберут. Такие здесь порядки» и ушел.
Мы закончили его бутылочку, добили свою – успели до окончания антракта, и с очень хорошим настроением досмотрели спектакль.
Пою дуэтом с Ларисой Голубкиной.
Когда в Тюмени на рекламных щитах появилась афиша «Лариса Голубкина поет романсы», я в ежедневнике дату концерта подчеркнул красным маркером – пойду обязательно! Фильм «Гусарская баллада» один из самых любимых моих фильмов, да и вообще я знаю его почти наизусть – особенно песни, а в героиню Шурочку Азарову был влюблен, как и многие мальчишки. И вот, наконец, Шурочка в Тюмени. Я на концерте, как обычно на первом ряду со своим верным фотоаппаратом Nikon, свет отличный, настроение прекрасное, значит, все получится. Певица начинает концерт с куплетов «Меня зовут юнцом безусым…» я подпеваю, уверенный, что меня никто не видит – я же сижу спиной к залу, и не слышит – Лариса поет в микрофон. Потом «Колыбельная Светланы»…далее Лариса Ивановна исполняет романс. Он совершенно мне не знаком, но там есть слова
«если ты меня любишь, то поцелуешь» и он заканчивается фразой « если ты меня не поцелуешь, ты не мужчина! Так целуй же, целуй!» - и простирает в зал левую руку – явно, что для поцелуя. В моей душе эхом все еще звучат слова, которые я пел с Азаровой – «Зато не величают трусом!». И еще, я уверен – я мужчина! Я встаю, делаю пару шагов к сцене, и, преклонив колена целую руку актрисы. Её ответный взгляд – как поцелуй - немного обжигает меня, а концерт вдруг получает развитие, которого я не мог ожидать. «Эту песню я пою для этого мужчины в первом ряду». «А этот романс очень серьезный, мне нужна поддержка. Пожалуйста, поднимитесь на сцену, и сядьте рядом (поднимаюсь, сажусь) Сейчас мы будем петь дуэтом. (Поем. Я жутко боюсь сфальшивить, но слышу себя в мониторы. – Вроде неплохо) Потом Лариса спускается в зал, садится со мной рядом, и обматывает наши головы шалью. Мы снова поем дуэтом но не вместе, а по очереди. В паузах Лариса громко чмокает губами, изображая африканскую страсть, и я, в ответ, - что делать – тоже чмокаю. Пусть все думают, что наша любовь взаимна. Наконец концерт заканчивается – и зрители идут к Голубкиной, сказать ей о своей любви. Один мужчина, старше меня, говорит «Я тоже хотел спеть с Вами!» « А что не подошли, боялись – а он (показывает на меня) не боялся и пел! Потом я прохожу в гримерку, разговариваю с актрисой. В частности речь идет о 300-летии тобольского театра. Лариса интересуется репертуаром, и, узнав что в афише тоболяков есть спектакль «Поздняя любовь» по пьесе Островского, говорит, что в её репертуаре есть этот спектакль, и она хотела бы сыграть в нем на вводе в Тобольске. (жаль, что они не смогли договориться). У меня от того концерта самые теплые воспоминания и галерея портретов любимой актрисы Ларисы Ивановны Голубкиной.
Танцуем с Надеждой Бабкиной.
В середине концерта Надежды Бабкиной артисты ансамбля «Русская песня» спустились в зал, чтобы пригласить зрителей на сцену. Некоторые шли охотно, другие отбивались. Когда пригласили меня, я не стал кочеряжиться и пошел.. Мне было интересно – что я буду делать на сцене. Сначала нас поставили паравозиком, и мы бегали по сцене змейкой. Были ли там танцевальные элементы, не помню. Задача стояла – не отстать от впереди бегущего партнера. Затем, встали в шеренгу, взялись за руки и стали танцевать что то вроде сиртаки. Надо было повторять движения соседей и что бы в синхроне, и тоже норма. Потом мы разбились на пары, и я вдруг понял, что как «плясать по-русски» я не имею ни малейшего представления. Догадался, что надо копировать движения партнерши, но то, что у неё получается естественно и легко, у меня выходит тяжело и коряво. Мои ноги, наверное потому, что слишком далеко от головы, все движения делают с запозданием, а главное, почему то все время пытаются пнуть партнершу, но она очень ловко от них уворачивается. Затем нас проводили в зал, а мне по электронке пришли фотографии, одну из которых я предлагаю вам.
Играю в оркестре Шароева.
Тюменская филармония заканчивает очередной сезон. В рекламе концерта обещают сюрпризы. И вот они – Антон Шароев на полном серьезе обращается в зал мол финансирование недостаточное, оркестрантов не хватает, поэтому приглашаю желающих пополнить оркестр. На сцену вышли люди, им в руки дали какие то детские инструменты и поставили справа от оркестра, мне инструментов не дали, но поставили к большому барабану. Что делать, стою жду. Вдруг Антон Георгиевич указывает на меня правой рукой. А, думаю, начинаю стучать, а дирижер вдруг начинает активно махать в мою сторону правой рукой, ага, не играю. Мне кричат – играй, я стучу, но Шароев вообще поворачивается ко мне спиной. Я не стучу, мне из зала кричат «стучи», я стучу в барабан, но Антон Георгиевич снова машет в мою сторону жест колебательный, а!, он мне ритм хочет показать, я стучу, но мне кричат не играй. Вот елки-палки. Слава Богу, все проходит, прошло и это. И когда я приходу на симфонические концерты, гляжу как все мы в спину дирижера, и вроде мне все его жесты понятны. Почему ж я ничего не понял, когда на сцене стоял – вот загадка.
Ревность Броневицкого.
Свердловск, семидесятые годы. 8 марта. Во дворце молодежи концерт Эдиты Пьехи и ансамбля «Дружба». Зал набит битком. Концерт замечательный. Антракт и мы с девушкой, пригласившей меня, идет в танц-зал, который также забит – тем более, что там идет конкурс на лучшую пародию Эдиты. Желающих много и играют ребята ансамбля «Дружба». Все пытаются танцевать, что сделать практически невозможно – так набит зал.
Вдруг около меня образуется некое подобие свободного пространства, и я говорю, не оглянувшись через плечо, так как уверен, что там моя девушка – «Потанцуем» - «Потанцуем», слышу в ответ. Что голос другой, не такой как у моей подруги я подумать не успеваю – и вижу – стою рядом с Эдитой Пьехой, и изображаю что то вроде танца. Я впадаю в ступор, и хотя пытаюсь танцевать, в голове мысль не наступи ей на ногу! Она что то мне говорит – кажется комплименты моему росту и смелости, но я от волнения почти ничего не слышу.. Вдруг к нам подскакивает невысокий полный мужчина.
Ты почему танцуешь с ней? – Я молчу – он вдруг снимает с себя пиджак и швыряет его на грязный пол –«ты почему танцуешь с моей женой без разрешения? – кричит он, и я наконец догадываюсь, что это Александр Броневицкий. Его голова наливается кровью, багровеет, и он начинает закатывать рукава своей белой рубашки. Я запомнил, как отскакивали пуговки с нерастегнутых манжет, и как пульки цокали об пол. «Всё, сейчас будет бить – пронеслось в голове. Мне бы убежать, но ноги пристыли к полу. Вдруг подошли ребята из ансамбля. Один поднял пиджак, двое других подхватив Броневицкого под руки и со словами – Вам некогда, у вас концерт – унесли его. Еще один парень увел Пьеху. Мы вернулись в зал на свои места, я почти пришел в себя после перенесенного страха. Но раза два или три Броневицкий со словами «Где он?» из-под руки начинал оглядывать зал, и мне становилось как то очень неуютно. Меня утешали соседи – он ничего не видит, и правда все обошлось, и я больше не встречался ни с Пьехой, ни с Броневицким.