КРАСОТА СПАСЕТ МИР
Генеральша несколько времени, молча и с некоторым оттенком пренебрежения, рассматривала портрет Настасьи Филипповны, который она держала перед собой в протянутой руке, чрезвычайно и эффектно отдалив от глаз.
— Да, хороша, — проговорила она, наконец, — очень даже. Я два раза ее видела, только издали. Так вы такую-то красоту цените? — обратилась она вдруг к князю.
— Да... такую... — отвечал князь с некоторым усилием.
— То есть именно такую?
— Именно такую
— За что?
— В этом лице... страдания много... — проговорил князь, как бы невольно, как бы сам с собою говоря, а не на вопрос отвечая.
— Вы, впрочем, может быть, бредите, — решила генеральша и надменным жестом откинула от себя портрет на стол».
Ф.М.Достоевский. «Идиот».
Марфа Филипповна более пятидесяти лет шла плечом к плечу по жизни со своим мужем членом партии еще ленинского набора и сегодня хотела пойти с ним оплатить коммуналку, но муж ей сказал, что сегодня у них Пленум, и он с ней пойти не сможет, и посоветовал: «Иди сама». Марфа Филипповна стала одеваться, а Геннадий Андреевич взял две платяные щетки и, стоя перед зеркалом, стал надраивать лысину. Подобного с ним раньше никогда не бывало. Марфа Филипповна привыкла беспрекословно верить мужу: «Раз драит лысину, значит так надо», - решила она и вышла на лестничную площадку – коммуналка не терпит, а ЖКХ суровая и беспощадная организация. Она еще не успела закрыть дверь, как вышла соседка – художник – примитивист Глаша, и обе застыли, прислушиваясь:
Я лысину свою
под Ленина чищу,
чтобы плыть
в революцию дальше.
Голос хозяина звучал громко и торжественно.
У Глаши удивленно отвис подбородок:
- Приплыли, блин, в революцию, - пробормотала она, - Маяковский: себя под Ленина чистил, а твой Андреич свою лысину. У него как с этим?- она покрутила пальцем у виска.
- А может Маяковский себя с лысины и начинал чистить? – Марфа сделала вид, что не слышала вопрос. - Ты куда собралась-то?
- Та коммуналку оплатить, - начала спускаться по лестнице Глаша.
- Я тоже, - Марфа поддержала пошатнувшуюся Глашу. – Что это моего Андреича на Маяковского потянуло? – пробормотала вслух Марфа.
- А моего? – перебила ее Глаша. – Лет уже восемь не занимались …ну …этой ..любовью… А тут вдруг разохотился…Насилу отбилась… Ну, говорит, раз так, тогда нарисуй. Что, спрашиваю, нарисовать? А он забыл. Уже выходила, вспомнил: гениталию, говорит, нарисуй. А мне – то откуда знать, что оно такое. Спрашиваю: а что это? Иди, говорит, вспомню, скажу.
- Гениталий, - хихикнула Марфа, - это у мужиков то, что фулиганы на заборах пишут, из трех букв.
- А я-то, дура, не доперла, - замахала руками Глаша. –Приду, нарисую. Не вспомнит, нарисую по памяти.
Сберкасса встретила Марфу и Глашу хмурой очередью и оставшимся еще из советских времен рекламным щитом: румяная красавица , стоя на берегу моря, призывно манила к себе надписью: «В СБЕРКАССЕ ДЕНЕГ НАКОПИЛА, ПУТЁВКУ НА КУРОРТ КУПИЛА!».
- Мы за кем будем? – игриво спросили Глаша. Очередь молчала.
Странно ведут себя в очередях бывшие советские люди. Получить ответ на вопрос – кто крайний или за кем я буду? – практически невозможно: для начала тебе презрительно, укажут куда-то вдаль. Потом в этой «дали» после долгой паузы кто-нибудь снизойдет и признается: «вы будете за мной» и брезгливо отвернется. Своим вас очередь признает только после того, как за вами займут. Стоящие впереди с легким презрением и снисходительностью поглядывают на прилепившихся в хвосте очереди. «Хвост» тихо ненавидит «голову» очереди.
- Так за кем мы будем? - уже громче повторила вопрос Глаша.
- Что ты разоралась?- послышался из окошка кассы визгливый голос кассирши. - Обалдеть с вами. Работать невозможно.
Очередь притихла. Видимо, каждый думал свою нелегкую думу.
И в наступившей тишине стало отчетливо слышно, как одна старушка рассказывает другой:
- Да, а мой- то. Как о ЖКХ вспомнит, плакать начинает. Видимо, не помогают, слезы-то, так он клей начал нюхать. Как подходит очередное повышение тарифов, он тут же клей засосёт через ноздрю. Нанюхается и удержу на него нет,. - Мы детей рожали без всяких дизиаков…, - бабушка громко чихнула.
- Прекратите чихать! Что с первого раза не въезжаешь? Ведь просила - потише.
Бабушка побежала чхать на улицу.
В это время в сберкассу буквально ворвались двое мальчишек: один лет шести, другой – примерно трех.
За ними вошла молодая женщина: похоже, их мама. И пока она пыталась выяснить «за кем она будет», мальчишки принялись изображать из себя индейцев: они совершали дикие прыжки и орали так, что вопли Тарзана показались бы легким шепотом ветерка.
Из окошка кассы послышался такой рык, что мальчишки испуганно притихли. Наступила звенящая тишина. И в этой тишине раздался нежный голосок меньшего из мальчишек: «Мама, а тетя красивая?».
Мать, молча подняла пацана и сунула мордочкой в окошко кассы: через мгновение раздался его торжествующий крик: «В о - о, кра-а-а - сивая, блин!».
Дверь кассы распахнулась, в общий зал выскочила кассирша, подхватила на руки малыша и расцеловала его. А братья огласили зал боевым кличем далекого индейского племени.
Стоящие в очереди заулыбались, а Марфа почему-то уронила слезинку.