Прыжок в любовь
Глава 1. В которой механик самолета прапорщик Петров забывает открыть клапаны на
аккумуляторах и они взрываются, а летчик принимает это за божий гнев.
Пинок под зад при катапультировании был так силен, что я на минуту потерял сознание, не услышав хлопка раскрывшегося парашюта.
Мне казалось, что я лечу к тебе, моя милая Машенька, продираясь сквозь липкую сырость облаков, чтобы быстрее окунуться в зеленую глубину твоего взгляда и укутаться ароматом твоего мягкого и теплого дыхания.
Бац… и вместо уютной кабины со светящимися живыми приборами - черная бархатная тишина. Я вытаращил глаза и завертел головой. Светлее не стало. Зато стало яснее. Я повис над пятикилометровой пропастью высоко над землей на парашюте. Тишина такая, что хочется вытащить затычки из ушей. После гула двигателей, шипенья и скрипа рации – полное ощущение глухоты. Чтобы проверить, похлопал перчаткой по кожаной куртке. Нет, слышу хорошо.
Настроение сразу улучшилось. Можно и оглядеться. Еще раз покрутил головой. Вверху – звездный купол. А что подо мной?
Вот тебе и обычный ночной полет по маршруту. Взлетел я с аэродрома Сумы и шел к поворотному пункту над Щорсом, в районе пересечения границ трех государств. Взрыв в хвостовой части раздался в начале разворота и я, беспорядочно вращаясь, летел вперед еще с минуту. Пока доложил, пока на командном пункте анализировали, пока получил разрешение и команду на катапультирование – прошло еще минуты две. Кучка огоньков на горизонте, - это очевидно был Мозырь.
Сейчас, медленно опускаясь на парашюте, огней на горизонте не видно. Значит, я где-то посредине между Чернобылем и Хойниками, в нежилой зараженной зоне Беларуси. Не хотелось бы туда. Говорят, там даже волки двухголовые. Я непроизвольно поджал ноги, так мне не хотелось в эту радиационную пустыню.
Теперь понятно - почему подо мной такая чернота! Ни единой души, ни единого огонька - на десятки километров.
Я подергал стропы, чтобы лучше оглядеться. Есть! И точно у меня по курсу. Яркий четкий квадрат из желтых точек на земле в окружении бархатной черноты.
Я еще немного подработал стропами, чтобы не промахнуться. Где свет, там и люди! А люди – всегда помогут мне вернуться в Сумы, на аэродром, в военный городок, к моей женушке Машеньке.
Боже мой, я тогда совсем забыл, что люди бывают разные и что свет - не всегда к добру!
Глава 2. В которой с неба падает ангел, который больше похож на инопланетянина и, в итоге,
оказывается пьяным миражом.
Мы с Веркой, разводящей караула, играли в очко на раздевание, когда раздался гудок прямой связи с вышки.
- Че у тебя, Краснова? Новую болезнь придумала? Стой до шести, некем тебя подменить, поняла? И нечего звонить каждые пять минут, я занята.
- Тарищ каптан, тут эта – с неба к нам упал хтой-то. Ик! Белое на нем чой-то и шевелится! Ик!
- Краснова, ты что, опять вина во фляжку набухала? – я опустила трубку. - Нет, Вер, ты глянь. Опять эта алкашка надралась на посту. Ну, что будем делать? Надо менять.
- А что говорит? – Верка сидела, поеживаясь, в одних трусах и страстно жаждала быстрее отыграться. Заменять единственную оставшуюся в это летнее отпускное время караульную ей страшно не хотелось.
- Ангел белый, говорит, с неба упал. Уже до белочки наклюкалась!
- Дай трубу. Краснова, что у тебя? Что там за белые ангелы?
- Вер, он уже не белый. Ик! Он весь зеленый и прыгает, руками машет. Ик!
- Вот, блин, придется идти. Она уже до зеленых чертиков допилась. Зин, верни шмотки, а?
- Неа. Комбинашку французскую не отдам, комбез забирай.
- Чож я его, на голые сиськи одевать должна?
- Твои проблемы. Ты мне полувер штатовский вернула? Нет. С тобой пойду, давай, одевайся быстрее, - я сгребла груду шелкового белья и сунула под куртку. Оставлять в караулке – все равно, что выкинуть.
Пьяную, шатающуюся Краснову мы застали возле пятого барака. Она крутилась на месте, шарила по земле и что-то бормотала.
- Вот здесь он был, тарищ каптан. Ик! Сначала белый, потом позеленел, потом исчез. Ик!
- Иди уже, пьянь. Хрен тебе теперь, а не премию. И годовую – тоже.
- А я говорю – был он. Зеленый. Ик! А хрен – не откажусь…
- С рогами? – Верка сняла с пьяной караульной автомат и стала подниматься на вышку у ворот. Три остальные по углам нашей женской колонии каждое лето пустовали, хотя все пять бараков были забиты зэчками под завязку.
Бежать все равно никто не решится, хоть ворота открывай. Режим у нас слабый. Все с малыми сроками. Да и все прекрасно понимали, чем грозит путешествие в несколько десятков километров в радиационной зоне.
Внутри колонии каждый месяц проводилась тщательная дезактивация, радиация была на уровне и зэчки об этом прекрасно знали. И все равно, каждая вторая придумывала себе кучу болячек, только, чтобы перевели отсюда в более крупную колонию с больницей. В нашей была только фельдшерица с ящиком таблеток.
И все поголовно требовали свиданий с мужьями или сожителями, чаще выдуманными. Лишение свидания было самым страшным наказанием, поэтому зэчки не бузили. Кровати в комнате свиданий давно уже не ставили, так как они не выдерживали и месяца. Плотник из Митьков соорудил там широкий топчан из горбыля, но все равно никто не жаловался. Все поголовно мечтали забеременеть и вырваться из этого зараженного ада.
Из мужиков был один начальник колонии – Хозяин. Рогов Петр Ильич уже пять лет ходил без погон, так как звание у него практически каждые три месяца менялось в диапазоне от майора до полковника. Ему, то с треском пришивали уши к папахе, то нежно отдирали. Из-за преклонного возраста зэчки звали его дедушка Ильич. Рогов пил у себя в кабинете с обеда до вечера французский коньяк и уже давно ничего не хотел и ни на что не обижался. Хотя нет. Одна страстишка у него была – Сун Ли из третьего барака, по кличке Лолита Ильича. Чем эта кореянка так покорила сердце старого пьянчужки, и что он с ней делал ежедневно с самого утра до обеда – было великой тайной. Знала эту тайну только Бомба - зэчка-пахан, смотрящая колонии.
Я взяла под руку караульную и повела отсыпаться в дежурное помещение.
Глава 3. В которой все сначала хорошо, а потом – все плохо.
Из-за непроглядной темени я не вовремя поддернул стропы, когда уже пролетел мимо прожекторов. А они оказались совсем невысоко. Острая боль в копчике и пятках заставила свернуться калачиком. Из-за безветрия купол парашюта накрыл меня. Минуту я отходил от болевого шока. Потом подрыгал ногами. Боли не было. Стал на четвереньки и стал выползать наружу. Шелковая ткань легко скользила по спине. Отстегнул лямки и собрал купол в кучу.
И тут увидел, как задергалось пятно света от прожектора. Вот оно проползло по высокой дощатой стене без окон. Склад, наверное. Похоже, я опустился на охраняемую территорию завода или фабрики. Черт, а если примут за шпиона и начнут стрелять? Вообще, строго говоря, я и есть сейчас шпион. А как иначе назвать военнослужащего другой страны на чужой территории?
Да еще этот светло-зеленый высотный костюм. Шлем, правда, я уже снял. Но все равно видок у меня был, конечно, не для танцев в ресторане, любой испугается. А что, если закосить под космонавта? Луч света уперся мне в глаза и слепил. Я начал прыгать, размахивая руками и крича: «Я свой! Свой я!».
Неожиданно вверху раздались невнятные ругательства, грохот падения и луч прожектора уперся в небо. Зато теперь мне была хорошо видна вышка и человек на карачках, пытающийся уцепиться за прожектор.
Я шагнул к лестнице, чтобы помочь охраннику, но тут мне на голову опустился мешок из-под муки, что я определил по хлебному аромату. Нет, меня не стукнули пустым мешком, а надели до пояса, лишив возможности видеть и двигать руками.
Потом трое подняли и головой вперед понесли. Сначала я слышал топот по асфальту, потом приглушенные шаги по траве или мягкой земле. Дальше долгий спуск вниз и быстрый подъем наверх. Меня усадили в мягкое кресло и сняли мешок. Темно. Я только почувствовал, как три тени прошелестели мимо.
Прислушался. И тут передо мной вспыхнул красный огонек. Нет, не сигарета. Я услышал сипенье трубки и приятный запах табака «Золотой улей».
- Не видишь меня? Ну, и хорошо, так даже нам обоим лучше, - женский хриплый смешок меня не порадовал.
По тембру ей лет пятьдесят.
- Вы кто?
- А ты как думаешь?
- Никак. Я после падения никак не могу понять – где я приземлился? Завод, что ли?
- По костюму – ты летчик. По разговору - русский. А с какого аэродрома?
- Сумы.
- О, да это же совсем рядом. А чего с парашютом прыгнул? В гости ко мне захотел?
- Вообще-то – катапультировался. Что-то взорвалось в хвосте самолета, и он стал неуправляемым.
- Ага, вон как. Что-нибудь болит? Стонал ты, когда тебя несли.
- Копчик ушиб сильно. Но это за два-три дня пройдет. А так, вроде, ничего не сломал.
- Ага. Ушиб – говоришь? Придется тебя подлечить. Пока поживешь здесь.
- Где?
- А ты как думаешь?
- Фабрика, да? Нет, это мельница, мешок с мукой был. А вы – хозяйка?
- Вот так и думай. Правильно, я здесь хозяйка. Девочки, что тебя несли – мои работницы.
Вот и славненько.
- А это что за помещение? Почему света нет?
- Амбар это. Склад для мешков с мукой. И хлама всякого, - снова хриплый смешок.
- А вы в дом меня разве не пригласите?
- Слушай, ты больной, тебя надо лечить. Сам сказал, что копчик болит. Мои девочки тебя вылечат,
тогда и в дом перейдешь. Что тебя не устраивает?
- Темно тут.
- Так ведь ночь. Завтра будет светлее. Хотя окон здесь нет. Лилька, дай ему компот, он пить хочет.
- Не хочу я пить. Я домой хочу. В Сумы. Или в больницу.
- Хочешь. Пей.
Я увидел возле кресла худенькую тень, протягивающую мне огромную кружку. Я выпил. Вкус какого-то лекарства. Голова закружилась, и я опять провалился в черноту.
Глава 4. В которой делаются непонятные распоряжения и приготовления.
Разговор с летчиком мне не очень понравился. Много о себе думает. Права вздумал качать. Не хочется его на иглу сажать, как туриста американского в прошлом году. Хорошо, если потом соскочит, а если нет? Молоденький совсем. Тридцати еще нет. Самый жеребячий возраст. Девки вон все почуяли свободу, аж лижут меня взглядами. Эх, жаль я уже выскочила из красной полосы.
А может… Нет, девки сильно озлобятся.
- Сильва, список на месяц готов?
- Готов.
- Дай я гляну. Готовь и на второй.
- Бомба, опасно. Америкашка тогда через две недели на стену полез.
- Так то ж америкашка. Чувствую, этот долго протянет. Сколько ты на него в день вешаешь?
- Через три часа – восемь ходок. На месяц – двести сорок. А у нас в пяти бараках - восемьсот.
Недовольных много будет.
- Это так. Давай править. Делай списки сразу на два месяца, но через четыре часа. Тогда на сутки -
шесть, на месяц – сто восемьдесят, а за два – уже триста шестьдесят. А это – уже половина.
Остальным – обещай. Их включи на третий и четвертый месяц. Списки покажешь – пусть
надеются. А через два месяца скажем – сбежал. Тогда никто не пикнет. А там, может, еще какой
турист забредет, мало ли их сейчас по зоне шастает?
- Вот я и говорю, надо сестер Борзых пустить дня на два в зону. Они сами вызвались на охоту.
Обещали сразу двоих приволочь. Они ж эти, самбистки.
- Ладно, подумаю. Включи их на первый месяц, чтоб не обиделись. А первыми пустишь самых
сладеньких, помоложе – Сун Ли и китаянку Сачи Кояму.
- А я?
- Ты еще мне тут нужна. Я тебе и так свою массажистку отдала. И еще раз всем объясни – первыми
пойдут с самыми большими сроками, поняла?
- Да поняла я уже все. Массажистку…
- Не бурчи. На ванну – пятерых каждые четыре часа. Первый день – молочные, потом – пополам с
цветочными. Трех – на стриптиз, двух – лизунчиков, двух – нянь, погрудастее. Да не
перекармливайте, как туриста. Бедняга аж рыгал тогда от черной икры. Больше яиц, лука и
сметаны.
- Да знаю я.
- Все вы знаете, а начнешь проверять – все нахрен перепутано. Иди, он через час проснется. Молоко
не забудь подогреть.
Глава 5. Теплое молоко - но не пить, теплая грудь – но на закуску.
Очнулся от жажды. Все в горле пылало. Встал с кресла и уткнулся грудью в стол. И только тут почувствовал, что совершенно голый. Пошарил в кресле – ничего нет. На столе стояла та же огромная кружка. Понюхал. Лекарством не пахнет. Пахнет лимоном. Выхлебал почти половину.
Вода с лимонным соком. Настоящим. Эх, пожрать бы еще. Аж коленки сводит от голода. Сколько же я проспал? И копчик совсем не болит. Если не надавливать. Значит, не сломан, просто ушиб.
Уже хорошо.
- Эй, хозяйка! Как там тебя? Ты где?
- Не шуми. Мы за нее. Она больше не придет. Лечить тебя мы будем. Зови нас – сестры Бэри.
- А вторую?
- Мы близнецы, какая разница?
- А, так бы и сказали. Врачи, что ли?
- Да, и врачи тоже.
- Понял. Поесть хочу для начала. А потом – мне надо по телефону позвонить. Начальству своему.
Ищут меня.
- Это – без проблем.
- Телефон?
- Нет – пожрать.
Минут через десять сестры принесли шипящую сковороду яичницы с колбасой, чашку салата из помидор с луком и стакан сметаны. Мне понравилось угощение хозяйки.
Постепенно стал приглядываться, и тьма скоро превратилась в сумрак. Встав с кресла, решил ощупать помещение. Стена из чего-то мягкого в скользких полиэтиленовых чехлах.
- Бэри, что это?
- Постельные комплекты новые, матрасы, одеяла, простыни. Вдоль всех стен до потолка. На полу – матрасы. Это же склад.
- А как же вы сюда входите?
- Через подвал. Но крышку люка отрыть можно только снизу.
Я вернулся в кресло. Это явно не мельница. Там нужен склад матрасов и одеял? В голове всплыл квадрат с прожекторами по периметру, вышки по углам. Черт, да это же колония для заключенных! И видимо, судя по контингенту, – женская. А та – с трубкой, наверное, старшая. Так, о своих догадках пока буду молчать, и думать, как дать знать о себе на волю.
Начавшиеся вокруг меня приготовления вскоре не оставили у меня никаких иллюзий, что зэчки готовят мне роль племенного быка. А это – надолго. Сколько их, интересно, в колонии?
Стоп! Меня же видел караульный на вышке. Значит, обязательно будут искать их начальники. И найдут – не сегодня, завтра. И наша поисковая группа еще будет искать. Но позже. Сначала они разыщут место падения самолета. А он мог улететь и упасть очень далеко отсюда. А искать и вычислять место катапультирования можно по радиообмену. Значит, в любом случае здесь скоро будет полно военных с собаками. Найдут. Раз такое дело, решил не сопротивляться и терпеливо ждать освобождения.
Тем временем вокруг меня кипела бурная деятельность. Все зэчки были абсолютно голые. Я видел в полумраке, как пятеро стали кругом на четвереньки. На них сверху набросили большой кусок полиэтилена. В получившуюся своеобразную ванну принесли и вылили четыре котла с дымящимся молоком.
Неужели это для меня? Не все миллионеры принимают ванны молочные. Прямо – хан персидский.
Справа от ванны сделали возвышение из матрасов и накрыли двумя коврами. Точно – ханское ложе.
У меня внутри зашевелился гадливый червячок – я вспомнил о своей женушке Машеньке. Всего год мы живем вместе и вот – первая, правда, вынужденная супружеская измена. Прости, Маша.
Я знал, что сопротивляться, прикидываться геем или импотентом – бесполезно. Я вон от одного вида ванны уже почти готов. Нет, баб не обдуришь. Они мужика за версту чуют.
И тут вспыхнул свет. Всего лишь свеча внутри розового китайского фонарика. А держала его в руках миниатюрная китаяночка, совсем ребенок. От горячено воздуха фонарик взмыл вверх, но его привязали к ковру на царском ложе. Вскоре рядом появился и второй - но уже голубовато-зеленого цвета. От сочетания цветов воздух казался густой колыхающеся водой. И в ее призрачной глубине появлялись все новые и новые персонажи.
Тихие переборы гавайской гитары донеслись со стороны стола, уставленного поистине королевскими яствами – экзотическими фруктами и сладостями. Интересно, постоянно у них так или это только для меня?
И тут в свете фонариков появились две чудные нимфы, укрытые только розоватым шифоновым покрывалом. Их гибкие голые тела плавно извивались под звуки музыки.
Китаяночка подошла ко мне и за руку повела к ванной. Меня тоже вводили в начавшееся красочное и чувственное представление. Она подала мне крохотный наперсток с коньяком, выдавила на себя несколько капель лимона и, когда я выпил, буквально впихнула мне маленький, теплый конус груди в рот. Чудная закуска, такой я еще никогда не пробовал. А, признаться, и всего остального – тоже.
Я непроизвольно притянул кукольное волнующее тельце к себе.
Глава 6. В которой приезжает Бармалей и разгоняет театр.
- И что вы скажете в свое оправдание, товарищ, как вас по званию, Петр Ильич?
- Наверное, теперь капитан, майора последний раз присвоили. Да зовите по-простому Петром. Не знал я, товарищ генерал, про вашего летчика. Если бы не моя кореянка Ли, и вы бы еще долго о нем ничего не знали.
- А вы считаете, целая неделя сексуальных извращений – это недолго? Да я бы…
- Так то - вы, товарищ генерал. А этот ваш, летчик, – жалобу вам написал? Нет. И не напишет.
Скажет, не помню ничего и делу трендец. Нет дела-то.
- Ну, не знаю, может ему и понравилось, тут вопрос – как мне все это в рапорте изложить?
- А так и напишите: упал с парашютом, ушибся, очнулся через неделю – ничего не помнит.
За дверью кабинета Хозяина послышался тихий хриплый смешок.