Эта поездка на Бали стала для меня роковым, переломным моментом всей моей жизни. Я изменилась не сразу, не вдруг. Так бывает, когда долгожданные ливни обрушиваются на растрескавшуюся от засухи землю - пока почва впитает влагу, затянет все свои морщины, и только потом отдаст набранную силу цветам и травам…
Прожив на земле сорок лет, я до сих пор не уверена, что хорошо, а что плохо. А после этой поездки особенно. Но я твердо уверена - вернуть себя, прежнюю, я не смогу никогда. Не захочу. Вероятно, на земле не найдется ни одного человека, кто бы встал на мою сторону. С каждым днем я все больше забываю о том, какой была и как воспринимала эту жизнь. Пока демон не поглотил меня целиком, сегодня, на одно лишь мгновение, я хочу воскресить воспоминания, насколько это возможно…
Я мечтала как можно дольше оставаться молодой. Природа наградила меня яркой внешностью, мне всегда давали гораздо меньше лет. Но положение мое усугублялось наличием мужа, который был моложе меня на десять лет. Если кому-то покажется это не той проблемой, о которой стоило ломать голову, то эти строки не для него…
Мечта моя появилась еще в детстве, когда, разумеется, никакого мужа еще и в помине не было. А была мама, которая и составляла всю мою семью. Я никогда не видела свою маму молодой, потому что родила она меня довольно поздно. Возможно, если бы она следила за собой и модно одевалась, ее возраст не так бы бросался в глаза, но мама никогда к этому не стремилась. Когда мне исполнилось 14 лет, я стала ее стесняться и не любила, когда она приходила в школу. Класс у нас был обкомовский, дети из богатых семей, и мамы, разумеется, выглядели на все сто. В ярких шелковых платьях, стуча лакированными каблучками, они оставлял за собой в школьных коридорах целые шлейфы необыкновенных запахов. Чужие мамы казались мне ослепительно юными, как из сказки - вот тогда и зародилась эта мечта - всегда быть молодой. Я никогда не буду ходить в старушечьем платье и с пучком волос на голове величиной с куриное яйцо. У меня никогда не будет морщин. О-о-о, как бы я была счастлива, если бы моя мама была молодой и красивой!
Теперь вы понимаете, что моя детская мечта, да еще помноженная на взрослые обстоятельства, была достаточно сильной и потому имела все шансы быть реализованной…
Когда я выросла и стала женщиной, то перепробовала все крема и маски, массажи и всевозможные инъекции, но все это давало временный эффект, секрет молодости ускользал от меня, как изумрудная ящерка в густой траве. Я ползла за ней неутомимо, как охотничья собака - раздувая ноздри, принюхиваясь к каждому запаху, обдирая в кровь локти. Два раза мне удавалось схватить ее, но в зубах оставался только сброшенный хвост. Меня завораживало, как ящерицы сбрасывают кожу - маслянисто песочное, с яркими малахитовыми узорами, обновленное существо всасывалось в землю, оставляя на поверхности лишь сухой белесый чулочек…
Я внимательно присматривалась к известным актерам и певицам, звездам Голливуда. Эти женщины тратили миллионы долларов на то, чтобы удержать молодость, но как бы они не старались , было что-то неуловимое , что давало возможность твердо определить-«той пятьдесят лет, а этой сорок семь».Все по отдельности было просто великолепно-полное отсутствие морщин, ровная кожа, блестящие волосы. Совокупность давала точную дату рождения.
Я страстно хотела быть молодой. Для осуществления мечты мне необходимы были деньги, ведь как ни крути, богатые женщины все же выглядят моложе бедных - это истина, это следует знать.
Я работала учительницей начальных классов, имела сына и дочь, а также мужа-алкоголика, до мечты было далеко. Я была добросовестной гражданкой, секретарем комсомольской организации, готовилась вступить в ряды членов партии, но всегда завидовала богатым. И в девяностые годы, как только советская мораль спала, я рванула на рынок, только пятки мои засверкали. Я жадно желала денег и лучшей жизни, у меня была дикая работоспособность, а также творчество и нестандартный подход ко всем обстоятельствам. К тому же я себя не жалела, и таскала на рынке огромные ящики с апельсинами с таким же терпением, с каким проверяла в школе горы тетрадей.
Не прошло и десяти лет, как с маленького уголка на рынке, с одного ящика замерзших мандаринов, я раскрутилась до владелицы пяти отделов сувениров и собственного производства игрушек, на котором трудилось сто человек.
Дети выросли и учились в вузах. Мужа я бросила и вышла замуж за молодого человека, его звали Костя, он работал фотографом. Дочь пошла по моим стопам, она была трудолюбивая девочка и особых хлопот мне не доставляла. Сын был с детства избалован, капризен и обидчив. Он постепенно внушил мне мысль , что я перед ним в неоплатном долгу за то, что лишила его драгоценного отца. Я как-то безропотно приняла эту вину на себя. Измотанная тяжелым трудом, я не могла уделять внимание своим детям, это также подпитывало мое несуразное чувство вины. Я была странной, нетребовательной матерью, которую заботило лишь одно - чтобы дети были сытые и веселые.
Я тянула избалованного сына, он выманивал из меня деньги - на свои неудавшиеся авантюры, на свои многочисленные долги (я смутно догадывалась , но еще не вполне верила, что он пристрастился к игровым автоматам) .
Я терпеливо и с умилением относилась к своему Алешеньке, у меня был достаточный запас энергии, чтобы выполнять все его прихоти. Говорят, что здоровая женщина способна достойно вытянуть не более шести объектов своего внимания, одним из которых является она сама. Моими объектами, ежедневно требующими заботы, были: я, мой молодой муж, сын, дочь, мать , бизнес и мое творчество -я писала книги. Это уже составляло семь, но ведь были еще и друзья. Как ловкий канатоходец, я балансировала высоко над землей, наклоняясь, поворачиваясь, приседая, и даже подпрыгивая…
Мама давно не работала и требовала внимания. Как- то и ей удалось внушить мне, что я плохая и неблагодарная дочь, и мне порой приходилось довольно туго, особенно когда она будила меня по ночам и требовала срочно приехать. Только ночью у нее поднималось давление, и она вызывала скорую помощь. Я нужна была, чтобы закрыть за врачами дверь и осторожно уйти, когда мама заснет после успокоительного укола. Жили мы в разных частях города, ночные вызовы учащались, приходилось также ездить в Москву за товаром для отделов, тоже ночью.
Дочь, хоть и продолжала прилежно учиться, заневестилась, и потому особо нуждалась в нарядах. Сейчас все приличны девушки на выданье имеют машины - в восемнадцать лет моя белокурая голубка уже сидела за рулем приличной иномарки.
Молодой муж тоже любил машины, и как-то так повелось, что года через два мы покупали новую машину, разумеется, на порядок лучше предыдущей. Я очень боялась его потерять, мне казалось, что покупка новой игрушки на несколько месяцев отвлечет его внимание от молодых девушек. Но за несколько лет совместной жизни он ни разу не дал мне повода усомниться в его верности, он восхищался мной, ревновал меня…
Я радовалась своей большой семье, ведь до этого у меня была одна мама. Я лепила ее, как усердная ласточка, с любовью затыкала своими перышками и слюной все сквозняки и дырочки, и без передышки носила своим ненаглядным птенцам комаров и мушек. Моя старенькая мама в белом платочке и синем платьице целый день ожидала меня у подъезда, иногда в нетерпении она доходила до магазина, и ждала меня там, среди людей и я всегда издали видела ее. Она всплескивала руками от радости, потом бранилась, жадно, как маленькая, заглядывала в сумку, и пересчитывала гостинцы. Потом мы шли домой и я мерила ей давление ровно три раза, как было положено.
Дальше я ехала домой, волнуясь, как без меня ладит все мое семейство: мой молодой, желанный муж, моя длинноногая сероглазая девочка и капризный, большой и умный сын. Дочь ждала нарядов, сын – денег на развлечения, муж - веселую и энергичную жену. Мы все время чем-то увлекались-то собиранием грибов, то матерных частушек, то мистикой - бог знает чем только мы не занимались, каждый раз - со всем пылом отдаваясь новой затее. Двери нашего дома никогда не закрывались , у нас было много друзей, мы горлопанили песни, пили вино, в большом количестве жгли сандаловые палочки, воображали из себя избранных - вообще, все, как у людей - я тогда не задумывалась о том, кто из друзей мне действительно нужен, а кого и на пушечный выстрел нельзя подпускать к своему дому, своему гнезду. Возможно, я повторяюсь, но меня в ту пору хватало на всех, выглядела я молодо, на меня заглядывались мужчины всех возрастов. Почти все без исключения, друзья моего мужа и мужья моих подруг объяснились мне в любви, но мне нужен был только Костя, только он один. Жизнь била из меня ключом, и любые неприятности растворялись в этой буйной и пенистой воде, как комки соли. Изнурительный труд на рынке, который привел меня к благосостоянию, не потушил на моих щеках густого румянца, не порядил мою золотую гриву волос. Я готова была рыть землю и грызть гранитные скалы, только бы над моей семьей не летали ветры буйные. Породив огонь нашего очага, я неистово метала в него не только щепки и сучья, а целые бревна и деревья, чтобы огонь полыхал у самого неба, и там трепетали языки его…
Мне хотелось красивее одеваться, денег было вроде прилично, но в совокупности они как- то рассеивались на всю семью. Но блеск моих глаз и жизненный напор с лихвой восполняли недостаток платьев, я не жаловалась.
С детства я много читала и любила писать рассказы. Читала их знакомым, многим нравилось. Когда я стала состоятельной женщиной, то решила их выпустить небольшим тиражом. С области мне посыпалось куча лести и всевозможных наград, что придавало мне много энергии и чувство собственной значимости. Меня приняли в члены союза писателей России, муж радовался невероятно, и это придавало мне много энтузиазма.
И вдруг вся моя жизнь стала меняться к худшему. Будто мой корабль, который плыл не только по водной глади, но часто преодолевал шторм и бурю, попал в беспросветный мрак, и потерялся…
Мать слегла неожиданно. Она всегда жаловалась на ноги, но врачи ничего не находили. Они говорили о том, что для своего возраста моя мама на редкость здорова. Но она слегла, и моя жизнь превратилась в ад. Все обрушилось внезапно, будто мать явилась первой глыбой льда. Сверкающая под солнцем, гора моей отлаженной жизни треснула и стала рушиться…
Несмотря на две нанятые сиделки, мама высасывала все мои силы. Она требовала, чтобы я сидела при ней неотлучно, но это было невозможно. Я приезжала к ней каждый день, делала все, что было в моих силах, она жаловалась и плакала, и винила меня во всем. И действительно, я чувствовала себя виноватой. Если бы я раньше уделяла ей больше внимания, она ни за что не слегла бы. Она воспитала меня одна, а я, неблагодарная свинья, отхватила себе молодого мужика и живу себе припеваючи, горя не знаю. Что делать? Я закружилась, как белка в колесе…
В стране начался кризис, выручки в торговых отделах резко упали, заказы на игрушки сократились, а аренды на торговые площади резко подскочили. Работники стали требовать повышения зарплаты. Это было нереально. Чтобы спасти производство, нужно было сократить больше половины работников и понизить зарплату. Это известие коллектив встретил с вполне понятной агрессией, две работницы подали на меня в суд. Судебный процесс затянулся. Коллектив затаился. Если суд закончится в пользу работников, я буду разорена. Меня охватил ужас…
Именно на работе, проходя мимо зеркала, я впервые увидела свои седые волосы, невесть откуда появившиеся морщинки. Несмотря на то, что я резко похудела, красоты мне это почему-то не прибавило. Глаза бегали, как у затравленной зверушки…
Я ехала домой, до краев переполненная печалью. Дома все было спокойно. Костя сидел с дочерью на кухне, они пили чай с тортом и весело смеялись. Сына дома не было. Впервые мне не понравилось, что Настя ходит дома в почти прозрачных платьях, и что она такая красивая. Я ушла в спальню, легла на кровать и разревелась…
Вечером сын, нагло глядя в глаза, попросил крупную сумму денег.
-Ты что, с ума сошел?- заорала я.- Где я достану эти деньги? В стране кризис, у меня на работе…
-Тогда придется продавать квартиру, - спокойно сказал сын , ушел в свою комнату и закрылся. Я села на диван и обхватила голову руками. Значит, мой сын - игрок. Меня и раньше одолевали эти предчувствия, но я гнала их прочь, как черных ворон. Но предаваться отчаянию я не привыкла. Я справлюсь…
Я сократила на производстве людей, пришлось часть работы взять на себя. Я была не в состоянии содержать скульпторов и дизайнеров - создателей новых моделей сувениров. А без новинок производство и года не продержится. Эту кропотливую и незнакомую деятельность я осваивала ночью - лепила из пластилина разных зверушек, потом вытачивала и доводила до совершенства отлитую из гипса игрушку, а уж из нее делалась форма для массовой отливки. Процесс долгий и изнурительный.
Я наняла хороших адвокатов, и хотя судебные заседания с работниками растянулись на долгие месяцы, появилась надежда. Мои кошки с огромными голубыми глазами, разрисованные алыми розами и изумрудными листьями , на выставке сувениров имели успех. Производство, еще совсем недавно казавшееся рухнувшим, стало медленно набирать ход.
Только я закрывала своей грудью одну пробоину, как вода обрушивалась с другой стороны и сбивала с ног. Я вдруг увидела в глазах мужа легкое раздражение, охлаждение ко мне. Впервые я заметила, как он засматривается на молодых девчонок, как он тщательно стал одеваться. Он уже не гордился мной, не стремился всегда быть рядом, у него появились холостые, друзья , они беспрерывно звали его то в баню, то на рыбалку, а я весь день пропадала то на работе, то с мамой. Это было одно нескончаемое одиночество, я плыла и плыла по реке одних невзгод, захлебываясь в мутной воде и преодолевая течение, и никак не могла доплыть до зеленого берега…
И все-таки я справилась бы со всеми проблемами, если бы не сын. В этой схватке с жизнью он решил добить меня, как убивают в лесу раненого зверя его сородичи. Сын оканчивал институт, и в последнюю минуту, перед защитой диплома, неожиданно обнаружилось, что к защите он не допущен, и палец о палец не ударил, чтобы как-то выправить ситуацию. В последний день, за два часа до экзамена, я подняла на уши полгорода и заплатила кучу денег, чтоб все закончилось благополучно. Сын смотрел на меня стеклянными глазами, и я отчетливо поняла, что ему наплевать не только на это образование, но и на собственную жизнь.
Он стал настоящим игроманом, и уже не мог существовать без игровых автоматов и казино. Из дома стали пропадать вещи. Он замкнулся в себе, отвергая все мои попытки поговорить. Когда он смотрел на меня, мне казалось - между нами не тысячи километров, а целые века. Такая плотная непроницаемая стена легла между мной и моим Алешей. Я потеряла с ним эмоциональную связь, и это было самое страшное. Мой ребенок попал в царство Снежной королевы, мои слезы не могли разморозить его, вовсе нет, он надо мной смеялся. Он стал невероятно черствым, и случись мне погибать на его глазах, он не встал бы со стула, чтобы оторваться от компьютера. И уже не только я одна, но и мой муж и дочь видели, что он погибает.
Что делать? Не могла же я привязать его к койке! Вы не поверите, что я придумала - я стала ходить с ним вместе! Невероятно, но сын поверил моей лживой просьбе о том, что я тоже хочу поиграть на автоматах, мол, мне какая-то бабка в юности сказала, что у меня на руке – знак гениального игрока, которому всегда будет везти! Пришлось показать ему действительно необычную, четко очерченную звезду на правой руке, правда, неизвестно что означавшую. Сын поверил! В отличие от меня он всегда говорил правду…
Мы заходили в игровые залы, я снимала белое пальто и отдавала голубую шляпу, садилась рядом с сыном, и крепко сцепив руки, внимательно следила за каждым его движением. Работники заведений приносили мне кофе, воду - я чувствовала себя неловко, мне было стыдно - как если бы я пришла танцевать на дискотеку для школьников. Вокруг было много мужчин и женщин, но больше мужчин. Одни сидели и били пальцами по кнопкам, подпрыгивали, орали, колотили кулаком по автомату, потом долго и взволнованно разговаривали сами с собой. Другие скорбно сидели с неподвижно - отрешенными лицами. Было что-то общее, что объединяло всех игроков, но я пока не могла вполне ясно это уловить. Удивительно было то, что при мне сыну очень везло, он неизменно выигрывал, я лживо радовалась и хвалила его (а что мне оставалось делать!),и потому сын благосклонно разрешил мне быть рядом. Играть я не решалась, мне было очень жалко проиграть деньги, которые мне так тяжело доставались. Эти походы были моей единственной связью с ребенком. Мы возвращались домой поздно, и говорили об одной игре, обсуждали только одну игру, как только я осторожно переводила разговор на другую тему, сын просто переставал быть. Он снова уходил в себя, будто распахивал потайную дверь в игорный зал, и там ему светили зеленые, красные и синие огни этого гибельного мира, прыгали и скалили зубы мертвые обезьянки, гремели кнопки, звенели монеты…
И я, лихорадочно путаясь в незнакомых терминах, как школьница, вымаливающая пересдачу экзамена, переводила разговор на игру, в полной темноте и беспробудном мраке я искала те нужные кнопочки, которые оживили бы и вернули мне сына. Вскоре я нашла эту магическую кнопку, эту неистощимую тему, оживляющую играющих кукол - это была неутомляемая жажда сорвать один крупный куш - когда сыпется и сыпется твой золотой дождь, когда на глазах растет твоя гора золотых монет, когда весь зал расширяется до невообразимых широт , и вся толпа видит и слышит твой триумф .
Это было дьявольским заклинанием всех игроков. Что будет дальше - после этого золотого торжества, никто не знал, как не знал ни один из сказочников, что же описывать после свадьбы. Вероятней всего, предполагалось наступление какой-то небывалой до этого жизни. Мой сын крепко попался, и я ничем не могла ему помочь…
Иногда я думала - а чем же моя жажда быть молодой отличается от их жажды? Разве всякой жажде не ужасаются боги, и не захлопывают небеса? Я не находила ответа…
Мама требовала моего внимания, она звонила каждый час и кричала, какая я бессовестная и когда же она, наконец, умрет. Я неслась на другой конец города…
Как-то вечером, проходя мимо киоска, я увидела свою дочь с сигарой во рту, в компании пьяных ребят. Она нетвердо стояла на ногах, громко хохотала , что-то жестикулировала. Увидев меня, домой пойти наотрез отказалась…Кости дома не было.
Признаюсь, что я сломалась. Слишком много на меня навалилось, с чем даже я была не в силах справиться. Я испугалась…
Я боялась потерять сына буквально, физически. Он как-то исступленно переживал проигрыш, в этом состоянии он полностью терял контроль над собой. В этот момент агрессия, направленная на самого себя, могла вылиться во что угодно. Казалось, он в любой момент готов шагнуть с крыши. Один раз я видела, как он бился головой о кирпичную стену, по лицу текли целые потоки крови, а он даже не чувствовал этого. Пока я сидела рядом в игровых залах, он очень редко проигрывал, может быть, помогали мои молитвы, может, это действовала вера сына в мой чудодейственный знак на руке. Ну не могла же я быть с ним все время!
Я боялась потерять мужа. Он очень изменился ко мне. Как только я ослабела, его, как мухи варенье, облепили какие-то странные люди в длинных балахонах, пахнувшие, как гномы - подземельем и ладаном! Бывшие друзья внезапно изменились - перестали ходить с женами, все время звали куда-то Костю. Я хотела быть рядом с мужем, но не могла же я разорваться, спасая сына, мужа, маму, дочь и бизнес!! Привычный мир рушился и расползался под ногами…
Иногда мне казалось, что я взялась чинить рубаху, а нитки оказались настолько прогнившими, что на глазах обращались в труху. А иногда - будто вот жила я в доброй сказке, а потом все персонажи вдруг разом надели на себя черные маски, и я совсем не знаю, как вести себя в этом новом зловещем мире.
Я боялась, что мама умрет, и оставит меня с этой страшной виной…
Я боялась , что дочь пойдет по рукам, и мое отсутствие должного внимания невозвратно сломает ее судьбу…
Я боялась, что в роковую минуту сын не выдержит, и спрыгнет с высотного здания…
Я боялась, что Костя бросит меня, и у меня не хватит сил начать новую жизнь…
Я боялась не вытянуть бизнес и остаться нищей…
Я стала выпивать. Сначала немного, потом, чтобы заглушить свой страх, мне требовалось все больше и больше. Я как-то резко подурнела и больше была не в силах сопротивляться процессу старения. Я тускнела прямо на глазах, я была маленькой слабой букашкой. Муж жил со мной исключительно из жалости, он ведь по натуре человек мягкий. Меня охватил животный ужас, я чувствовала, что в миг грозящей беды, который еще не наступил, но уже опустошал меня все больше и больше, я потеряю все свое мужество - упаду пред ним на колени и буду умолять не бросать меня.
Я была раненым, смертельно раненым животным, загнанным в угол…
Началась страшная бессонница, но ночам, когда все спали, я стала уходить из дома. Покупала бутылку водки, быстро выпивала, бродила по пустынным улицам, сидела на пустых лавочках, бездумно рвала одинокие листья, ездила в пустых автобусах, смотрела в пустые темные окна. Мне было легче в пустом городе. Также одиноко и пусто было в моей душе. Странное дело - когда ранним утром автобусы наполнялись людьми - тоска по утерянной жизни, по моей семье становилась особенно нестерпимой, по лицу моему непрерывно лились слезы. Один раз меня в дверях, под утро ,застал сын и равнодушно глядя в мое пьяное заплаканное лицо, спокойно сообщил, что на моем месте давно бы повесился …
Теперь я боялась смотреть на себя в зеркало. Я знала, что сильно поправилась, лицо опухло и посинело, тусклые волосы, как я ни старалась, невозможно было привести в порядок. Все деньги стремительно уходили, куда они уходили…
Почему-то я стала носить длинные, по самый пол шерстяные юбки, красить губы ярко-красной, явно не идущей мне помадой. Мой день проходил, как в тумане, мне казалось, - это не я мою и скребу мать, леплю игрушки, как глиняная болванка, качая пустой головой, сижу в казино. Потом - пьяная ночь, казино, мать, пустота, работа, мать, пустая квартира, пустой город…
Помню одну ночь, и то неясно - впереди меня шла женщина, она показалась мне странно знакомой, и я впервые захотела кому-то рассказать, вылить свою беду. Несмотря на то, что она шла небыстрым шагом, я долго не могла ее догнать, а когда , запыхавшись, догнала и робко тронула за плечо, она резко обернулась…вы не поверите…это была я. Я в ужасе отшатнулась, я убежала прочь от этого безумного лица, обтянутого лилово-фиолетовой кожей, от пустых глазниц в красных полукружьях. О чем я тогда думала? Я ничего не помню. Ничего…
Своим обострившимся чутьем погибающего животного, я чувствовала, как опустошают меня игорные заведения. Будто невидимый воздушный удав, ежедневно всасывая в себя все грехи большого города, все его смрадные испарения, поздно вечером, просунув свою невидимую голову в этот или иной зал, медленно выдыхал свою собранную дань, наполняя людей еще большим безумием и одержимостью. И проклятые небесами, они блистали всеми цветами этого безбожного пространства, блистали и бесновались…
И уже мне самой прыжок с высотного здания казался благословением небес, единственным выходом из тупика…
Где Настя, где мой муж? Я ничего не могу поделать, ничего...
Я не в силах больше описывать свои злоключения, тем более, чего греха таить - в самое глубокое болото всегда проникает луч света. Я бултыхалась с головой в свои рассказы, и только там оставалась по-прежнему уравновешенной и стойкой. Над головой моей булькали мутные пузыри, они разделяли мой старый и новый мир. С образом прежней благополучной жизни я все никак не могла расстаться, я отказывалась видеть гранитных скал своего поражения, и все цеплялась и цеплялась за клочья тумана. Как зачарованная, я продолжала сочинять истории о бескорыстной преданности, о бессмертной любви, о бесконечной нежности. Эти рассказы были как подпорки срезанному дереву моей души, они не позволяли мне окончательно рухнуть…
Наконец, и в моей безрадостной жизни показался просвет. Появился новый оптовик игрушек, и он дал хороший заказ.
Судебный процесс с работниками закончился в мою пользу, коллектив успокоился, тем более, что заказы пошли один за другим. У сына появилась девушка, ее звали Неля, теперь она везде сопровождала его, с ней он стал гораздо спокойней, а у меня появилась возможность перевести дыхание, и посетить, наконец, парикмахерскую. Я сменила маме несколько сиделок, и последняя подошла ей как нельзя лучше. Мама даже порозовела.
У меня появились деньги, и я решила всей семьей съездить отдохнуть на остров Бали, сын очень просил взять с собой и его новую девушку, которой, по всей видимости, дорожил все больше и больше. Пять путевок на остров в Индонезию-это дорого, но мне казалось, что все наладилось, и я была счастлива…
На Бали было жарко, желтые и лиловые цветы гирляндами свисали с деревьев, служащие отеля улыбались и кланялись, шумел Индийский океан. Сразу поражали его огромные волны, на которых с визгом катались дети и взрослые. Песок был чистый, лишь кое-где валялись темно-зеленые водоросли, которые быстро собирали в корзины тощие черные старухи в треугольных шляпах. Вокруг пятизвездочного отеля, в котором мы остановились было много бассейнов , целые лабиринты воды с белыми и красными лилиями, обложенные по краю светло-серым камнем. Благодаря повышенной влажности воздуха, из камней , как из пластилина, легко вырезались огромные драконы, демоны и обезьяны, которые на острове почитались как божества. Меня окружало сплошное каменное царство ядовитых гадин и клыкастых чудовищ с выпученными глазами, по местным поверьям, хранившим от зависти и искушения. У их подножия всегда лежали свежие корзиночки, сплетенные из травы, наполненные фруктами и цветами. Водоемы на территории отеля кишели тяжелыми золотыми рыбами с крупной чешуей и ярко-оранжевыми выпуклыми глазами. Время от времени какой-либо турист бросал им хлеб, и тогда темно-зеленая вода колыхалась и блистала золотом. Огромные губастые пасти глотали мокрые куски. Один раз я села на колени перед водоемом и попыталась схватить рыбину, но ее бока были такими скользкими, что сверкающая добыча легко уплыла…
На берегу океана стояли мягкие диванчики и столики, по вечерам там зажигали свечи и пили вино, ели жареную рыбу .Какой-то колючий коричневый плод, пахнувший невероятно дурно протухшими яйцами снаружи, внутри имел нежнейшую мякоть цвета сливочного мороженого , божественно таявшую во рту. По стенам отеля, балконам и окнам, шныряли большие ящерицы - варанчики, у них были лапки с настоящими пальчиками и коготками. Ловить их я боялась, в отличии от наших ящериц у них были круглые человеческие глаза.
И все же, несмотря на этот новый яркий мир, наполненный грохотом теплых бирюзовых волн и свежим запахом океана, я отчетливо хотела лишь одного - забиться в самую густую заросль малиновых цветов, и, закрыв голову руками, отлежаться там до самого конца света. Я была, как больная и истощенная старуха, равнодушно взирающая на все соблазны мира. Но моя семья активно жаждала развлечений, и я покорно, согнувшись в три погибели, карабкалась по колючим горам, пробиралась по каменным, покрытым зелеными мхами лабиринтам храмов, бултыхалась в океане вместе с темно- зелеными водорослями, кормила бананами дикое отродье разнузданных обезьян…
Я отдохнула и посвежела. Я расслабилась и потеряла бдительность. Мне показалось, что этот тяжелейший год мне просто приснился. В самолете я доверчиво предложила сыну почитать свои рассказы. На что я надеялась? Вполне вероятно, что дорогой отель и весьма приличные деньги на карманные расходы дают мне такое право - получить от сына в виде благодарности одобрение моего творчества. До этого момента я никому в семье своих произведений не показывала, но сын, сын был особая статья. Он обладал отличной интуицией, много читал и всегда мог безошибочно отличить шедевр от дешевой подделки. К тому же он не умел врать.
Он взял мою книгу, довольно небрежно пролистал, кое-что внимательно прочитал, и минут через двадцать вернул ее с презрительной улыбкой.
-Я думаю, мать, тебе надо немедленно прекратить заниматься этой ерундой, ну это же полный бред. Неужели тебя окружает столько льстецов, что никто ни разу не сообщил тебе, что ты откровенно и необратимо бездарна? Эти твои премии, дипломы на уровне районного масштаба тешат твое самолюбие и только. Из тебя никогда не выйдет даже приличного писателя-это же сплошная туфта, сопли, размазанные по лицу несчастной женщины.
Меня охватила дрожь - я была как в бреду, смутно помню, как я трясла головой, потом что-то громко орала, вцепилась сыну в лицо , исцарапала его до крови. Со всех сторон бежали стюардессы, по моему лицу почему-то текла вода…
Свет в салоне вдруг неожиданно погас, самолет стало бросать из стороны в сторону, многие пассажиры заволновались, стюардессы засуетились между кресел, стараясь прекратить панику. И тут, на фоне этого безумия, охватившего людей и отвлекшего от меня внимание, я вдруг отчетливо осознала то, что давно отказывалась принять - катастрофу своей жизни, которая уже произошла. Все подпорки, которыми я старалась удержать срезанное дерево, оказались ложными, и дерево моего духа рухнуло в одночасье…
Дома я не спала всю ночь, положение мое казалось мне ужасным и непоправимым…
Я вспоминала каждое слово, сказанное мне сыном. Ужасная правда открылась мне. Эти дипломы за вклад в литературу, встречи с читателями в библиотеках и институтах только тешили мое самолюбие. И больше ничего. Ровным счетом ничего. На книгах и дисках я зарабатывала одни гроши, которые не окупали даже затрат на их издания. Гордиться было нечем. Я была бездарным писателем, бездарной женой и бездарной матерью. А заодно и бездарной дочерью и предпринимателем. Уже не было ничего, за что можно было бы ухватиться и выплыть из этого отчаяния. Прежней меня уже больше не существовало. А новой - еще не было, и сил на возрождение взять было неоткуда. Надо было измениться… Но как?
В мировой литературе нередко описывают случаи возрождения души - после встречи ли с вековым дубом, покрывающимся весенней листвой, с благословенной ли иконой, с бессмертными звуками живого органа…
У меня ничего не получалось. Молитвы и бессмертная музыка не просачивались в душу, как гладкий лист водой не смачивается. В душе моей было голо, как в пустыне. Природа не трогала мое воображение. Я не менялась сама, и не менялись мои рассказы.
-Ты больше не смотри на мир своими глазами, - однажды сказал мне сын .-Ты расширяй свое сознание.
-Как?- спросила я.
-Ты выйди из своего образа. Почувствуй себя в роли начинающей проститутки, или владелицы публичного дома. Представь себя маньяком, выходящим на охоту. Знаменитой писательницей эротических рассказов, купающейся в роскоши. Да, да - ты старайся писать как можно больше о богатых и успешных людях и подробно, в мельчайших подробностях описывай, как они спят, что едят, во что одеты, и чем весь день занимаются. Потом опускайся в преступный мир и описывай разборки между бандитскими группировками - описывай главаря, пособников, интриги и коварство этих людей, описывай жестокость, предательство, страсть, кровь и кровожадность. Женщины хотят знать лишь одно -как сохранить свою молодость. И поменьше о любви, в которой ты ничего не смыслишь.
Я не знала, как описывать роскошь, в которой я никогда не купалась, и жестокость, которую никогда не испытывала. Моя личность была однонаправленной - я была безнадежно семейной женщиной. Но творчество-это было моим единственным якорем, с помощью которого я могла удержаться на плаву, а если повезет, то и всплыть на поверхность.
Я чувствовала, что сын прав. Мало того, я твердо была уверена, что он был прав. Несмотря на то, что снаружи я продолжала отчаянно сопротивляться , внутри я была в восхищении- от одной возможности побывать в шкурах различных людей. Первый рассказ, за который я взялась с отчаянием человека, прыгающего в ледяную прорубь, был о публичном доме. Конечно, я дала почитать его сыну. Минут через пять он взглянул на меня в страшном гневе.
-Мать, ты вообще-то представляешь себе, что это такое - публичный дом? Что это за девочки, помогающие друг другу? Это в каком таком сказочном заведении его владелица будет заботиться о своих подопечных, как о своих детях?
Я никак не хотела уходить из своего выдуманного мира. Я отвергала цинизм, жестокость и наглость. Никогда не могла смотреть спокойно, как на моих глазах унижают людей.
Я не признавала какой-то части Вселенной, и она настоятельно требовала от меня изменений, и мстила за неприятие.
«Надо, Тома, надо. Старайся, девочка», - подбадривала я саму себя.- «Иначе мы с тобой пропадем. Болезненные привязанности к близким тебя погубят.»
И я снова погружалась в мир проституток и сутенеров, я когтями сдирала с себя опостылевшую кожу, разгоняла дубиной старые мысли . Рвала, и сжигала рукописи, снова писала и драла в клочья ,рыдала , выла белугой, кричала неприятным, дурным голосом. Сын читал, качал головой, крутил у виска, стучал по столу, составлял мне план повествования, читал, плевался, думал…
Постепенно незнакомый мир захватывал меня все больше и больше. Я вживалась в новые образы с трудом, с кровью - будто надевала толстый резиновый костюм, да еще на два размера меньше. Снять его было еще труднее. Я стала замечать, что стала по-другому вести себя с работниками. Новая маска стала прирастать к лицу. Постепенно исчезало чувство вины, стыда. Озвучивая свои рассказы, я все больше вживалась в образы . Обхватив микрофон обеими руками, я то хищно ворковала, то хрипловато запугивала, дерзко хохотала , нагловато цедила сквозь зубы. Мне казалось - сама Темная Материя распахнула мне свою грудь, и я припала к ее блистающим черным сосцам и с наслаждением тянула порочное черное молоко, от которого уже не в силах была оторваться.
Мне казалось - именно через меня она хочет озвучить непостижимость своей мрачной бездны и бессмертную тайну нашего подсознания.
Странные мысли одолевали меня. Я наблюдала, как прежняя женщина покидает меня, но при этом смутно осознавала, что, возможно, ею никогда и не была. Я посмотрела на мир, как на источник пользы и наслаждения только для меня одной. Я больше не хотела любить - я хотела только получать любовь.
Когда доходы на производстве пошли вниз - я легко уменьшила зарплату, увеличила объем работы, сократила работников. Не выплатила отпускные.
Озвученные рассказы выложила в интернете, на своем сайте. Появились отзывы .Обо мне написали в трех газетах как о восходящей звезде. Рассказы взяли в местные журналы. Не расслабляясь ни на минуту, не чувствуя усталости, не откликаясь на жалобные призывы матери, я оттачивала перо…Мне дело ни до кого не было. На меня вышло небольшое издательство, за несколько озвученных рассказов я получила вполне приличные деньги.
На первый гонорар я не кинулась покупать платья дочери, оплачивать долги сына, и даже не купила гору дорогих продуктов матери. Я пошла в магазин одна и накупила себе все , что хотела- от нижнего белья и косметики до белой норковой шубы. Пришла домой, села перед зеркалом, и, заложив ногу за ногу, выкурила длинную сигару…
Я не растерялась, всеми клетками души я уже верила в победу - как хитрая лисица я затаилась в кустах и терпеливо и уверенно выждала время, когда вся дичь выйдет на охоту. Оскалив зубы, я стала хладнокровно выбирать выгоднейшую добычу. Моя необычайная уверенность еще больше повысила мне цену, я жадно торговалась, хитрила и жульничала, и в конце концов добилась контракта с крупным издательством, о котором можно было только мечтать .Подписывая его, я подивилась своей новой подписи. Обычно я подписывалась фамилией мужа, лишь в конце прибавляя начальную букву своего имени. Моя новая подпись состояла исключительно из монолитно - твердо очерченного имени. Моего, конечно, кого же еще.
Обо мне писали, что « в текучую и вязкую Инь влилась сила огня -выстроился ровный и яркий стиль повествования, ясный и гармоничный. Словно буквы и звуки, как частицы света, нашли свое новое свойство - проявляться и просачиваться ,как волны, раскрыли свой новый смысл».
Но мне этого было уже мало. Я хотела видеть свои книги за границей. Мне повезло с переводчиком, теперь я могла рассылать книги в иностранные издательства.
Жизнь моя снова круто изменилась. Постепенно исчезла синева и отечность кожи, снова заблестели глаза, волосы, умелый массаж преобразил мое лицо и тело. Два раза в день я делала дорогой массаж, живая и горячая ,благословенная кровь переполняла меня. Время развернулось и пошло назад. Тик-так. Тик-так. Тик-так .Я обретала себя и возвращала свою утерянную силу.
Помню одно утро - совсем раннее, меня разбудили дикие крики и визг - я вскочила с кровати, как ошпаренная. Вокруг меня скакали и вопили дети, мой муж, они бросали в меня, сонную и испуганную, охапки белых цветов, обливали красным вином, потом почти насильно напоили шампанским и скоро устав от возбуждения, стали деловито торговаться - на что я потрачу гонорар от английского издательства, согласившегося опубликовать мои книги. Я пила шипящий напиток, он тек по шее, по груди, и мотала головой, как обезьяна. От неожиданности горло сжало так, что я не могла произнести ни слова…
С этого дня у меня не было ни минуты свободного времени. Все было подчинено строгому распорядку. Встречи с журналистами, с читателями, поездки по стране, за границу, выступления по телевидению, контракты с иностранными компаниями. Странное дело , по многим моим рассказам ставились фильмы, шли телесериалы .Я была вынуждена бесперебойно, как завод- писать, сочинять, озвучивать, чтобы эти сериалы не прекращались .С каждым днем я выглядела все лучше и лучше, но, к моему ужасу- творческий запас все же истощался.
Мне нужен был сын. Не в том плане, в котором он был мне нужен раньше. Нет. Он умен и проницателен. Мне нужны были его мозги. И больше ничего. Я вызвала его на разговор.
Сын постарался держать себя в привычной, нагловатой манере. Что-то во мне изменилось. Чисто физический образ моего ребенка, моего Алеши был совершенно другой. Я пристально смотрела на него и видела крепкого молодого мужчину, немного полноватого, с крупными румяными губами и ровным рядом белоснежных зубов. Я видела, что он вполне здоров, и здоров, как бык. На нем, вместо лошади, можно было вспахать целый гектар земли. Меня больше не волновали его психологические проблемы, его наплевательское отношение к собственной жизни. Я испытывала по отношению к нему другие чувства. Когда-то в юности я прочитала в древних рукописях, что домашние - это глисты в нашем теле. Тогда меня необычайно поразила откровенная жестокость и циничность этих слов. Сейчас - нет. Не поражала. Эти слова писал великий мудрец. Мои домашние высасывали из меня последние силы, руководствуясь лишь собственными эгоистичными соображениями. Чем они отличаются от глистов? Ничем. Кто мне помешает не только перекрыть для них свой источник силы, но и вернуть потраченную энергию? Никто.
Чтобы сразу обозначить новые отношения, я тихо, но довольно угрожающе предложила сотрудничество. Сын, почувствовав свою важность, не растерялся и потребовал приличную сумму. Он никак не мог уяснить, что помощь с его стороны будет только за те деньги, что раньше я давала ни за что. Как я и предполагала, он отказался.
Я безжалостно выгнала сына из квартиры. Я отчетливо понимала, что другого жилья у него нет, и бог знает, где он будет скитаться. Я больше не боялась за него. Я так долго боялась, что пузырь моего страха вырос до самого неба и лопнул. Как я расчетливо и прикинула, сын вернулся через три дня. Он выглядел поникшим и растерянным, но сдавать своих позиций так просто не собирался. Он проверял мои книги, давал дельные советы, подбрасывал интересные сюжеты. Я купила ему квартиру, машину, но все оформила на свое имя. Мы с мужем купили двухэтажный дом за городом и перебрались туда. Настя осталась в трехкомнатной квартире, устроилась на работу и вышла замуж.
Мое отношение к сыну резко и необратимо изменилось. Сначала он не поверил своим глазам. Разум также упорно отказывал ему принять меня в новом качестве, как и я в свое время отказывалась признать свою катастрофу. Демон поглощал меня неизбежно, как чума захватывает город. У меня уже были свои охранники, и если сын не являлся по моему зову, то я неизменно приказывала им вышвыривать его из дома.
Выброшенный на улицу, сын не бежал ко мне выпрашивать пощады - он наивно мечтал привычно манипулировать мной. Он снова и снова исчезал на несколько дней, скитался, где ни попади, даже попытался найти работу, но не привыкший к труду, быстро оставил свои жалкие попытки.
Я открыла счет на его имя, но денег на счету хватало ровно на два дня, и он был вынужден идти ко мне и выпрашивать пощады. Я вытягивала из него сюжеты, один за другим, как паук тянет нить из своего нутра. Мой взрослый ребенок не сдавался и отчаянно боролся за свою прежнюю беспечную жизнь, за мой привычный страх за него и болезненную привязанность. Он вновь и вновь пытался посадить меня на страх - но на страх сел сам - мои охранники - два здоровых бугая, вновь вышвырнули его на улицу и по моему приказу избили. Он опять скитался по всем ночным трущобам, пока ясно не осознал истину - матери прежней нет, и никогда не будет. Это открытие ошеломило и лишило его сил. Даже моя смерть не явилась бы для него таким ударом, как полное изменение моего существа ,которого он когда-то от меня так добивался. Даже самые слабые люди в приступе настоящего горя способны к глубинным переменам. Не зная, как ему жить в этой незнакомой жизни, он вернулся домой, как побитая собака и снова сочинял мне рассказы. Все было оформлено на мое имя – его новый красивый дом, квартира, дорогой автомобиль и счет в банке. Теперь он не презирал меня, как раньше - он меня люто ненавидел, но я отчетливо видела - в глубине души он восхищался мной. Как то раз, роясь в его бумагах, выискивая записи карточных долгов, я наткнулась на такую вот запись « …я всегда презирал слабых и восхищался сильными…»
Неужели , будучи ласточкой, справляясь со всеми проблемами, я казалась ему слабой? Ничего не понимаю в этой жизни…
Через год он стал мне жаловаться на плохое самочувствие, на то, что я безжалостно высасываю его жизненную силу, будто прильнула губами к открытой ране на его шее. Впервые, он не на шутку испугался за свою жизнь, которую всегда считал за две копейки. Я смотрела на него равнодушным и прищуренным взглядом, и, чувствуя этот страх всей своей кожей, хладнокровно прикидывала,- сколько он еще протянет, и как бы подольше распорядиться его потенциалом. Я стала покупать ему энергетические напитки с очень высоким содержанием кофеина и другими стимуляторами. У него стала кружиться голова, появилась бессонница. Я наполнила его дом всевозможными крепкими напитками. Я прочитала, какие из них помогают в творчестве. Правда , у этих напитков было многовато градусов .Я уже подумывала о легких наркотиках. Не подумайте, что все произошло внезапно, и я просто лишилась разума. Я стала настоящей сукой, в человеческом понятии - тварью, но я ничего не могла с собой поделать. Иногда, очнувшись, я ужасалась всему, что совершала , и пыталась очиститься, но небеса захлопнулись предо мной и не пропускали ни одной молитвы.
Каждый шаг моего антиматеринского действия необыкновенно омолаживал меня. Я расцветала и молодела прямо на глазах, мои глаза сверкали как сапфиры, кожа стала нежной, как шелк. Я не нуждалась ни в какой пластике. На меня оборачивались мужчины, заглядывались молодые парни, и я была на сто процентов уверена в себе. Волосы мои вновь обрели свой золотой блеск, грудь налилась. Вот она, вот - ящерица молодости. Всех послать к черту! Наплевать на всех! Думать только о себе! О-о-о, как прекрасно быть настоящей сучарой! Даже умирая, я никогда не пожалею об этих необыкновенных днях! О-о-о, какие платья, туфли и шляпы я себе шила, покупала - голова моя шла кругом от такой красоты… Особенно я полюбила сочетание шелка, бархата и кружев черного цвета. Я выбирала французские духи, даже не глядя на цену. Я выглядела так элегантно, что вполне комфортно бы себя чувствовала, внезапно оказавшись в королевском дворце. Мой муж отчаянно заревновал меня, везде ходил рядом, я снова стала ему желанной. Обретя себя, найдя свое предназначение, я рассталась с болезными привязанностями, со всеми страхами. Упоение творчеством оказалось несовместимо с состоянием тревоги и подавленности. Теперь я точно знала, что в любой момент смогу начать жизнь заново с еще более молодым мужчиной. Я чувствовала небывалый прилив сил…
Я так и не поняла - герои ли меняли меня, слава, или деньги? Или признание своей катастрофы? Постоянно перевоплощаясь в разные личности, я поняла лишь одно - ни одна мысль и не один образ - мне не принадлежит, в нем нет моего личного »Я» ,ни одной части моей души- и каждый миг картина реальности разрушается и возрождается заново, и так без конца и без края. В глубинах своей души я постигала демоническую истину непостоянства. И он, мой личный демон, шептал : »Планета Уран совершает один оборот вокруг Солнца за 84 земных года- это срок человеческой жизни. Обмануть его можно лишь в одном случае - полностью меняя орбиту своей жизни .Другого способа продлить свою молодость не существует, ведь символ молодости - изумрудная ящерица, меняющая свою кожу»
. Как же я умудрилась столько лет пролетать угодливой ласточкой, пока сам ветер не разметал во все стороны мои перья и не засыпал песком мои слепые глаза?
Я разогнала всех наших «друзей», потом сектантов в длинных балахонах. Странное дело, лишившись друзей, с которыми мы много лет шли бок о бок, пили и веселились, без которых не могли провести и трех дней , я почувствовала лишь одно огромное облегчение- будто сбросила с себя мешок камней. Никогда, и ни на одну секунду я не пожалела об этом поступке - я не вспоминала о них, и не скучала. Мы жили в загородном доме одни, в густом хвойном лесу, возле самой реки. Я пила и никак не могла напиться густым светло-зеленым воздухом. Это было одно нескончаемое торжество звуков, запахов и прикосновений! Как бы я ни пыталась, но как же я могла с помощью слов передать, как в мелко-серебристый хор сверчков вливается ало-золотой звон колоколов ,и последний звук его бесконечно осыпается и осыпается в травы! Я никогда не знала, что одно прикосновение ветра имеет целый веер наслаждения - обжигающего, острого, ледяного, сухого, горячего…
У нас были работники: прислуга, повара, садовник. Нам всегда было интересно - у нас был снегоход, яхта, баги, и даже дельтаплан. Но мой демон, мой господин все никак не мог насытиться, вероятно, я слишком долго задержалась в образе жертвы. Еще Достоевский заметил эту роковую особенность долго униженных людей.
Иногда, лежа ночью в гамаке, подвешенном между высокими соснами, вся с ног до головы залитая мерцающим светом луны, я долго не могла заснуть, и мне приходили в голову самые дикие мысли…
А что, если личный демон посылается свыше , для решения самой актуальной на данный момент, внутренней проблемы?
И нам порой только кажется, что мы живем вполне нормальной, благополучной жизнью?
Что, если предназначение, которое должен исполнить человек, не потребует от него полной перестройки личности - тогда человек проживет целую жизнь, и никогда не ощутит ледяного дыхания своего демона…
А если потребует? И потребует гораздо больше ,чем нам, слепым и глухим, хочется, и, чтобы вырвать нас из комфортной жизни, безжалостно протащит голым животом по колючим кустам и глухим оврагам, пока мы не издерем в клочья всю свою кожу?
Что, если сопротивление святой воли демона приводит к невозвратным потерям?
И чей демон , и кого спасает? Меня? Алешку? И какая часть меня сейчас думает?
Я продолжала преследовать своего ребенка, как лев молодого ягненка, и не могла остановиться…
Удивительное дело - Алеша неожиданно захотел жить - о, как он захотел жить! Он отчетливо видел - мать готова колоть ему наркотики, готова обломать ноги и привязать к койке, загонять под ногти стальные иголки и вставлять в задницу железные шипы - только бы вытянуть из него интересных сюжетов. Он почему-то перестал играть, но мои рассказы об игровой зависимости чрезвычайно понравились публике. Мне необходимо было вновь окунуться в этот мир, видеть своими глазами обитателей игровых заведений, их жесты, эмоции, их гибельное отчаяние. Я в буквальном смысле тащила туда своего сына , угрожая, запугивая и даже шантажируя его . Теперь я не молилась, чтобы сын выиграл, о нет, напротив, мне нужны были одни проигрыши и его бурная реакция на них. Я жаждала видеть своими глазами, как он разобьет свою башку о сверкающий металл игрового автомата. К моему изумлению и полному негодованию, сын играл не только без привычного, всепоглощающего упоения, он едва перебирал пальцами по кнопкам! Да, да, по тем самым кнопкам, к которым было устремлено все его существо , рядом с которыми он оживал и обретал смысл жизни, к которым он прикасался, как обезумевший от любви человек прикасается к своей возлюбленной! Мне необходимо было описать, как белеют костяшки пальцев, я хотела разнообразить пять глаголов: бил, колотил, стучал, ласкал, уговаривал. Только процесс сотворения рассказов был моим божеством, моим демоном. Меня ужасала мысль - неужели я так и прожила бы свою жизнь, изо дня в день собирая торговые выручки, выскребая из гипса мишек и хрюшек?
В глазах сына я отчетливо видело одно лишь отвращение, он изумленно озирался по сторонам, как человек, внезапно прозревший.
-Мама,- вдруг тихо обратился он ко мне,- да ведь эти люди вокруг –это… это полный сброд…какая-то нечисть. Здесь… даже стыдно находиться…
-Да, да,- кивнула я ему, - конечно, конечно, не отвлекайся от игры.
Он стал тщательно следить за своим здоровьем. Бегал по утрам, делал зарядку и ходил в тренажерный зал. Он стал делать все, что когда-то заставляла его делать я и чему он так неистово сопротивлялся. Он хотел семью и детей, он хотел жить тихой обычной жизнью нормального человека. Он нашел работу, которая захватила все его существо, но почти не давала денег - он изобретал компьютерные игры. Когда для меня все это стало совершенно безразлично, он яростно захотел жить!
Но жить захотел не только он! Внезапно прозрела и моя мама! Я отлично помню этот день. Мне вдруг в голову пришла мысль, что неплохо было бы подсыпать ей в пищу яду. Я больше не знала способа избавиться от ее нескончаемых обвинений, воплей и криков. Я напряженно думала о том, что яда в аптеке мне так просто не дадут, а вот если собрать в лесу поганок и выжать из них сок… То ли мысли мои наловчились прорываться в физический мир в виде угрожающих образов, то ли еще что, но в глазах матери я уловила явный страх. Принесенные мною продукты она вдруг ни с того ни с сего предложила попробовать сиделке, и лишь спустя какое-то время осторожно, испуганно взглядывая на меня, стала есть сама.. Я терялась в догадках. Неужели я опрометчиво произнесла свои мысли вслух? Все может быть…
А вдруг это шалил мой демон?
Осознав ясно, как дважды два, что мне не только наплевать на нее, но я стала представлять реальную угрозу для ее жизни, мать тут же причислила меня к разряду сумасшедших и стала жадно карабкаться из ямы, в которую сама себя и положила. Врачи несколько лет безуспешно твердили ей о том, что жизнь – это движение! Она не любила гулять, из дома почти не выходила, зарядку делать отказывалась. Она давно потеряла смысл жизни и продолжала свое существование лишь на моей энергии. Почему-то она вообразила, что если сляжет в кровать, то для нее начнется райская жизнь - я, наконец, опомнюсь , брошу своего молодого мужика и поселюсь на ковре возле ее кровати, как святая Тереза. Ясное дело, что сиделки, работавшие за деньги, никогда не дадут необходимого для поддержания существования количества энергии. Надежды на халявную жизнь не оправдались…
Она решительно разминала свои онемевшие от долгого лежания мышцы, настойчиво поднималась по веревке, привязанной к люстре, упорно шла , держась за стенку, часто ползла на руках, на четвереньках, и так целый день. Она яростно захотела жить! Ее мышцы медленно крепли и наливались силой, взгляд становился все более осмысленный. Она постепенно стала на ноги…
В подвале ее дома открыли клуб пожилых людей. Кто-то отремонтировал помещение, и вполне приличная светлая комнатушка вскоре наполнилась людьми. Бабули увлеклись собиранием старинных рецептов здоровья, чего они там только не придумывали! Строились парами и шли в парк собирать по 277 листьев клена, и чтобы они непременно были желтые и одинаковые, из них делался сложный рецепт от ревматизма. Разумеется, моя мама ,всласть належавшись в кровати, была в самых первых рядах этого клуба…
Как-то раз, читая статистику, я невольно сопоставила самоубийства вполне здоровых и активных людей, с наличием у них парализованных родителей.
Вскоре произошло неизбежное бурное объяснение с сыном. Он плакал и просил прощения и освобождения. Я безжалостно смотрела на него, и лживо играла в сочувствие. Он, всегда обладающий отличной интуицией, все видел, но заставил себя поверить, что я жалею его и хочу измениться. Я предложила ему написать десять последних рассказов в обмен на полное и безоговорочное освобождение. Мало того, я пообещала объявить на пресс-конференции , что сын – мой соавтор. Я чувствовала, как сын жаждет разделить со мной мою славу и мои деньги. Не могу сказать с полной уверенностью, что я действительно этого хотела…
Я заранее подготовила специального человека, чтобы он задал мне роковой вопрос. Сын сидел со своей девушкой, и в струну вытянулся в ожидании обещанного оглашения нашей семейной тайны. А я нарочно тянула время, и целых два часа игриво отвечала на вопросы журналистов ,исподтишка наблюдая душевные страдания Алексея. В конце интервью я чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Сын обливался потом, он с ужасом видел - часть людей покидает свои места. Он уже успел рассказать своей возлюбленной о том, что был соавтором своей знаменитой матери, она уже смотрела на него с явным недоверием. Когда до окончания пресс-конференции оставалось всего пять минут ,наконец поднялся тот самый журналист.
-Скажите, пожалуйста, вам кто-то помогал создавать свои произведения?
Я смущенно потупилась, и журналисты замерли, как собаки, взяв след. Я взяла двумя пальцами бокал шампанского и поднесла к губам. Сын напряг все свое тело и приготовился встать. Я медленно и с наслаждением выпила ледяной, шипящий напиток, глоток за глотком. Потом облизала влажные губы и обреченно вздохнула. В зале наступила полная тишина – все затаили дыхание. Я поставила пустой бокал и снова посмотрела в зал - глаза и щеки мои горели сатанинским огнем.
-Нет, - выдохнула я торжествующе. Нет. Я сама. Только я.