***

СЛАДКИЙ  ВКУС  МЕСТИ

Однажды в поезде я увидел молодую красивую женщину в инвалидной каляске. Даже болезнь не заставила ее сменить гордую осанку, опустить голову или глаза, чтобы не видеть сочувствующих взглядов попутчиков. Она всем своим видом показывала, что не чувствует ущербности в обществе обычных, без физических изъянов людей.
- Милый, поставь наши сумки вниз, под столик, там много вещей, которые потребуются в дороге, - сказала она своему сопровождающему.
Как потом выяснилось, это был ее муж.
С Сергеем мы познакомились в тамбуре. Он курил глубокими  затяжками, торопясь вернуться в свое купе. Во время очередного перекура мы разговорились.
Сергей и Алена давно не были в Ростове. И, наверное, приехали бы сюда еще не скоро, если б не обстоятельства. Несколько дней назад умер отец Алены.
Последний приют ювелира
В чистой и светлой комнате дома престарелых пять коек. Четыре опрятно заправлены. На прикроватных тумбочках не разбросаны вещи. Заметно, что обитатели помещения с педантизмом, присущим многим пожилым людям,  поддерживают образцовый порядок.
На пятой койке, у самого окна, лежит старик. Его дыхание глубокое, прерывистое,  со свистом из легких.
- Семен, позови Светлану. У Палыча, кажется, приступ опять начинается.
Шаркая тапочками по паркету, Семен бредет в коридор.
- Ну, что тут у вас происходит? – девушка в белом халате наклоняется над стариком, который, не мигая, смотрит в одну точку на потолке. – Николай Павлович, вы таблетки сегодня пили?
Палыч, не говоря ни слова,  прикрывает и открывает веки.
- Понятно, значит, нужна кислородная подушка, - медсестра уходит из палаты.
Персонал дома престарелых, где Николай Павлович находится уже несколько лет, знает о его заболевании. Собственно, он и попал сюда из больницы, после того, как ему в очередной раз сняли приступ астмы. А потом выяснилось, что пожилому человеку некуда возвращаться.
На оформление необходимых документов ушло около месяца. Чиновники, отвечающие за направление в дом престарелых, не могли понять, почему человек, известный в свое время в определенных кругах, остался на старости лет один.
Николай Павлович и сам этого не понимал. Давно надо было зарегистрировать отношения со своей второй женой. Но опытный ювелир, прошедший в эпоху СССР школу выживания, не сделал этого из соображений безопасности. Чтобы никто не мог связать официальным путем его имя с Марией.
Но вот уже и Марии не стало.  Пасынок, которому досталось совместно нажитое имущество, не торопился проявлять родственные чувства. А вскоре и вовсе уехал из Ростова в другой город. 
- Елена Степановна, кажется, Николаю Павловичу совсем  плохо. Даже кислородная подушка не помогает. Вы бы вызвали дежурного врача, или, может, в «скорую» позвонить? – Светлана в нерешительности переминалась с ноги на ногу  на пороге кабинета директора дома престарелых.
- Не надо пока никуда звонить, сами разберемся. Не первый раз старик загибается. Сейчас Сергей Петрович сделает укол, и все пройдет. Иди работай.
Елена Степановна совсем не была уверена, что и на этот раз все обойдется. Она просто не любила истерить и  делать поспешные выводы. Но предпринимать что-то надо было. Особенно после того, как старика посмотрел дежурный врач.
- Лена, Палыч действительно плохой. На сегодня приступ снял, ему сейчас легче. Но никаких, как говорится, гарантий. Только под твою ответственность. Через несколько дней я могу быть бессилен, - Сергей Петрович вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. – Надо готовиться к худшему и родных готовить.
- Да некого готовить, он совсем один.
- Подожди, старики в его палате говорили, что у него, кажется, дочь еще есть от первого брака. Вроде в Москве живет. Ты поговори с ним. Может, ей сообщить?
- Может, может. Поговорю, конечно.
Но разговор с Николаем Павловичем не получился. Старик наотрез отказался сообщать адрес дочери.
Последнее «прости»
Ночь тянулась мучительно медленно.  На прикроватной тумбочке противно тикал маленький будильник. Секундная стрелка отмеряла минуты и часы, отведенные на сон. Но заснуть так и не удалось. В голову лезли мысли, от которых становилось страшно.
Липкий страх словно обволакивал Николая Павловича, лишал его воли.  Такой силы страх обычно испытывают глубоко одинокие, несчастные люди, в определенный момент в одночасье понимающие, что остались с бедой один на один.
Николай Павлович с трудом дождался, когда за окном рассвело. Достал бумагу, ручку, конверт и надолго задумался.
Первые строчки письма дочери дались ему с неимоверным усилием. Он даже не предполагал, что начинать будет так сложно.
«Здравствуй, Алена!
Ты сильно удивишься, что я решил написать после стольких лет молчания, но это, как видишь, произошло.
Трудно представить более жалкое зрелище, чем мое беспомощное тело на кровати в доме престарелых. Как подумаю, что останусь здесь до конца, становится не по себе. Успокаивает одно: недолго осталось.
Я не жалуюсь, нет. Хотя болезнь оставляет мало шансов.
Сомневаюсь, что тебе это интересно, но … кроме тебя у меня не осталось ни одного близкого человека.
Когда я ушел от вас, мне казалось, что еще вся жизнь впереди. А все вышло не так. Сегодня у меня нет ни семьи, ни детей, ни дома – ничего. Только сейчас понимаю: твоя мама была права, когда в день нашего расставания говорила, что я совершил большую ошибку. Но думаю, ошибка наша обоюдная, а называется она гордостью. Как говорится, никто не хотел уступать.
Я часто, доченька, вспоминаю, как мы с тобой гуляли по вечернему городу. Помнишь, ты любила заглядывать в сверкающую, красочно оформленную витрину магазина «Спорттовары»?  Я купил велосипед, и мама отругала, что потакаю твоим мальчишеским наклонностям. А мне нравилось смотреть, как ты катаешься. Вначале во дворике нашего дома, а потом на улице.
Мне уже скоро 70, а я по-прежнему сентиментален. Вспоминаю, как ты пошла в первый класс, как мы с мамой радовались твоим первым успехам…   
Знаешь, до сих пор не пойму, как получилось, что ушел к другой женщине. Ведь и не скажешь, что это была любовь – так, интрижка, увлечение. Но твоя мама не захотела этого понять и простить. Поэтому я и ушел.
Если можешь, прости меня, дочка! Я очень хочу тебя увидеть. Приезжай».
Это письмо Елена Степановна отправила в Москву по просьбе Палыча за 10 дней до его смерти.
А еще ей удалось узнать номер домашнего телефона Алены. Но дочь категорически отказалась говорить об отце, которого не видела больше двадцати лет.
Тихие радости
- Милая, там тебе письмо было, я его в прихожей оставил, - Сергей, вернувшись с работы, как всегда не скинул обувь и прошел на кухню.
Алена сделала ему внушение и неспешно покатила каляску в коридор. Но не успела взять конверт, как в дверь позвонили. Из школы вернулись Анечка с Володей.
-Мама, а у меня «пятерка» по алгебре, - закричала с порога Анечка.
- Не у тебя одной, у меня тоже, по химии и биологии, - пробасил старший, Володя.
- Дети, не ссорьтесь, я вас люблю одинаково, - Алена обняла обоих, но рядом с ней в каляске смогла пристроиться только Анечка.
Алена вдруг подумала, что время полетело слишком быстро. Еще недавно дети только осваивали азы школьной программы. А сегодня Володя уже готовится к экзаменам за девятый класс, а Анечка заканчивает седьмой.
- Шагом марш мыть руки, а то пока мы тут прохлаждаемся, папа все съест.
Сергей  действительно никого не ждал.
- М-м-м, как вкусно, милая, - говорил он, уминая очередной пирожок.
- Ты сейчас на кота нашкодившего похож.
- На кота?  Мяу-мяу. А где тогда сметанка?
- Да подожди ты немного,  не голодный ведь год.  Сейчас дети придут, вместе и поужинаем.
- Тебе хорошо рассуждать, - Сергей стал серьезным. – Ты за компьютером дома работаешь,  а меня сегодня шеф так загрузил, что даже перекусить в обед не удалось. Надо было срочно программу писать для  партнеров по бизнесу.
- Бедненький, и как только ноги тебя держат. На вот, съешь еще один пирожок.
Только после ужина, когда все угомонились и занялись своими делами, Алена вспомнила про письмо. Оно так и осталось в прихожей.
- Милая, а ты где? – Сергей почувствовал неладное, когда жена не отозвалась.
В прихожей не было света. Но Сергей знал: жена где-то здесь. Он включил светильник и увидел ее бледное лицо. На коленях лежал надорванный конверт, а на полу возле каляски – разорванный в мелкие клочья лист писчей бумаги.
Семейный совет
- Я рассказывала тебе про отца, который бросил нас с мамой двадцать лет назад. Так вот он дал о себе знать.
- И что, милая?
- Ему, видите ли, плохо. Просит о помощи.
- А что с ним?
- Как я поняла, доживает в Ростове последние дни в доме престарелых. У него сильная астма, еще что-то. В общем, звонила на днях директриса этого заведения, говорила, что финал не за горами. Но я не захотела разговаривать.
- Что думаешь делать?
Алена колебалась секунду:
- Ничего.
- Но ведь это твой отец.
- У меня нет отца. Человек, который считается моим биологическим родителем, перестал для меня существовать в тот день, когда ушел от нас.
- Знаешь, мне кажется, это, по большому счету, ничего не меняет. Родителей не выбирают. И если он по какой-то причине опять появился в твоей жизни, надо протянуть руку помощи.
Алена едва сдержалась, чтобы не закричать:
- Руку помощи протянуть? Как бы не так! Он не достоин этого. Я не говорила, но когда он собирал свои вещи, забрал все ювелирные украшения, которые дарил маме и мне. Такое не забывается.
- Милая, а тебе не кажется, что неравноценно сравнивать золото и человеческую жизнь? – Сергей никогда не видел, как жена сердится.
- А я и не сравниваю, просто к слову пришлось. И главное, действительно, не в золоте. Ты даже представить не можешь, как нам было тяжело с мамой, особенно когда со мной случилось несчастье. Мне только исполнилось 17 лет, на носу выпускной в школе, потом вступительные экзамены в престижный вуз, последовали учеба и лечение, лечение и учеба, а я все время в инвалидной каляске… И все это без него!
- Но ведь он об этом не знал. Вы  уехали к родственникам в Москву. И если твоя мама нуждалась в помощи,  она могла сообщить ему об этом.
- Мне кажется, ты не хочешь понять очевидного. У человека, который предал, нельзя просить помощи.
- Алена, но ты могла сообщить отцу?
-  Нет, не могла. Тебе, наверное, трудно понять, но девушка-инвалид тоже может иметь гордость. Надо называть вещи своими именами: он предал не только маму – нас обеих. Вычеркнул из жизни и никогда не интересовался, где мы, как у нас дела, здоровы ли мы, наконец.
- Если я правильно тебя понял, в Ростов мы не собираемся, - Сергей начал терять терпение. – Давай хотя бы детям скажем, что у них дедушка появился. Они имеют на это право.
- Сережа, я тебя очень люблю и дорожу твоим мнением. Но ты сейчас встаешь на сторону моего отца только из пресловутой мужской солидарности. Давай не будем хотя бы детей вмешивать в эту историю. Они знают, что дедушка был, да сплыл.  Не надо его «воскрешать». На это право есть только у меня.
- Право решать в этой ситуации есть действительно только у тебя. Но  хочу, Алена, чтобы ты знала: я считаю, что когда-нибудь ты пожалеешь. И поймешь, что месть не приносит удовлетворения. Тем более по отношению к близким людям.
Крест на погосте
Николай Павлович умер от удушья во сне.
Проститься с ним во внутренний дворик дома престарелых вышли соседи по палате, любопытные из других комнат и представители администрации. 
Никто не говорил прощальных речей, о том, каким человеком был умерший. Все молчали и с непонятной  тоской смотрели на восковое лицо в гробу.
- А ведь дочь так и не приехала. Я позвонила ей, сказала, на какое время назначены похороны, но она даже  не дослушала. Не дай бог иметь таких детей,  - Елена Степановна поежилась, несмотря на солнышко, которое даже ранним утром  начинало припекать.
- Мы всего не знаем. Поэтому не нам судить ее, - философски заметил Сергей Петрович.
- Знаем, не знаем – не то ты, говоришь, Сергей. Дети не имеют право судить родителей.
На кладбище поехал только завхоз. Он  лично проследил, чтобы на могиле Николая Петровича не забыли вкопать крест, оплаченный казенными деньгами.
Спустя неделю после похорон  рядом с одиноким холмиком появилась женщина в инвалидной каляске. По ее лицу трудно было понять, какие эмоции она испытывает,  глядя на простенький крест.
После долгого молчания Алена обратилась к сопровождающему ее мужчине:
- Сергей, а мы можем заменить крест и заказать оградку?
- Без проблем. Контора на выезде из кладбища. Как скажешь, так и сделаем.
Через несколько дней на могиле Николая Петровича появился резной крест из дуба. А на сорок дней работники кладбища установили ажурную оградку, украшенную коваными цветами.
С медальона, прикрепленного к кресту,  смотрел улыбающийся Николай Петрович. На фотографии ему было не больше 40 лет.


Владимир Ягозинский



8-918-515-73-41