Ирена Сендлерова хотела видеть в книге главу, в которой слово взяли бы спасённые дети. Но собрать такие воспоминания оказалось непросто. Люди неохотно возвращаются к трагическим дням своей жизни. Некоторые опрашиваемые не желали огласки своего имени.
Тех, что согласились, можно перечесть по пальцам.
Начнём с Ирены Войдовска.
"С Иреной Сендлеровой я познакомилась летом 1943 года в Праге (р-он Варшавы). Туда я попала с её помощью. Это было место, где скрывались преследуемые люди. Перед этим мы с моим братом прятались у Ядвиги Бильвин и Ядвиги Косзутска в поселении Коло на улице Обозовой. В маленькой однокомнатной квартире скрывалось большое число евреев, левых и людей, искавших контакт с партизанами. Эта квартира весной 1943 года "провалилась". Её обнаружили слежка и полицейские в тёмно-синих костюмах, во-время преследования одного человека. Они обнаружили незарегистрированных и нежеланных жильцов. Поэтому нас с братом тогда почти на год разлучили. Согласно документам, которыми нас обеспечили, мы были в двоюродном родстве. Мы очень тосковали друг по другу, особенно потому что ради надёжности других людей нам нельзя было видеться.
Меня отправили в лагерь для сирот под Варшаву. Через две недели меня переправили в "Прагу". Я не знала, ни где скрывается брат, ни что стало с другими жителями квартиры на улице Обозовой.
На новом месте меня снабдили новыми документами и новой биографией. Во время оккупации мне так часто приходилось менять имена и фамилии, что я могу вспомнить лишь последнее имя.
В"Праге" я познакомилась с активистом соц. партии Штефаном. Я думаю, я ему нравилась. Штефан стал со мной заниматься. Это был очень умный и хороший человек. Он был знакомым Ирены. Его фамилии я тогда не знала. Оккупация приучила меня не вдаваться в такие подробности.
Иногда к нам в квартиру приходила Ирена. Она всегда излучала оптимизм и некоторую свободу. Она была очень энергичной, весёлой и приветливой.
Осенью 1943 года контакт с Иреной оборвался. В воздухе чувствовался большой траур и отчаяние. И сегодня я помню, что тогда подозревала что-то нехорошее, хотя не спрашивала о причине.
Часть жителей дома перехала в Отвоск. Всю зиму я кочевала между Варшавой и Отвоском. В тяжёлых глиняных горшках я носила с собой приготовленную Марией Кукулска еду. Мне было очень тяжело, но я не жаловалась, только в поезде мечтала, что в Отвоске меня кто-нибудь встретит и поможет с этой тяжёлой ношей. Хотя мне было тогда только 11 лет, я понимала серьёзность ситуации.
Я вспоминаю, как после долгого времени отчаяния настроение изменилось на необычную радость, граничащую с эйфорией. Тогда я узнала, что Ирена была арестована и смогла быть освобождена. Подробности я узнала после войны.
Ирена хорошо знала мою тётю-воспитательницу. Ядвига Бильвин работала во время оккупации с ней в собесе. Весной 1944 года я вернулась на Обозовую улицу.
Следующая встреча с Иреной была неожиданна. Зимой 1945 года она приехала в Люблин с целью, раздобыть денег у временного правительства для детского дома, разместившегося в Окесие на окраине Варшавы. В нём работал и Штефан Згрземски. Наша встреча была очень радостной, потому что мы не знали, кто из наших знакомых пережил Варшавское восстание.
Тогда первый раз в моей жизни мне нужно было самостоятельно принять важное решение. Ирена предложила мне поехать с ней в Окесие. Мне нужно было решиться, оставить брата и двух Ядвиг, чтобы осуществить план поиска моих родителей. В Варшаве, казалось, такой план было легче привести в жизнь. Я хотела верить, что мои родители живы,и я их найду. Такое случалось, об этом часто говорили.
Я хотела посещать школу, во-время войны это было невозможно. Начало моей школьной жизни пришлось на 1 сентября 1939 года.
Я хотела и облегчить жизнь моим двум воспитательницам. Поэтому я решила поехать с Иреной.
В Окесии мне было хорошо. Ирена и Штефан относились ко мне, как к собственной дочери.
Условия жизни в Окесие, как и повсюду, тогда были плохими. Я жила с Иреной и двумя другими семьями в одной комнате. Мы спали с Иреной в одной кровати, а если я болела, Ирена окружала меня беспримерной любовью. Там я начала учиться, оказалась в среде сверстников.
После того, как дет. дом был расформирован, мы переехали в Варшаву. Поселились в пустующей квартире, которую скоро пришлось оставить (вернулись её владельцы). И так мы жили в развалинах. Наша первая квартира на улице Сиенна помещалась в развалинах. С Иреной мы собирали дрова по - окрестностям и ходили к колодцу за водой. Если воду прокипятить, её можно было пить. Мы тогда жили очень бедно, но я к этому уже привыкла.
Я очень хорошо помню тот отрезок времени, прожитый вместе с Иреной. Мы много друг с другом говорили, она была очень приветлива, дарила мне много внимания. Эти разговоры на все темы меня очень обогащали. Наше отношение того времени можно обозначить развивающейся в глубь дружбой.
Наша последняя "дикая" квартира находилась на аллее Jednosci Narodowej. Мы её делили с двумя или тремя другими семьями. Когда мы там поселились, я стала ходить в гимназию, после того как закончила начальную школу.
После того как мои военные тёти - Ядвига Бильвин и Ядвига Косзутска вернулись из Люблина в Варшаву, я стала жить с ними в квартирах их знакомых по времени оккупации.
Моих родителей я не нашла, а мой брат поселился в интернате в Карпатсзе.
С Иреной и её семьёй я продолжала оставаться в контакте, хотя и не таком частом. Мы обе были очень заняты.
В 1952 году я переехала в Штеттин. Как раз там мы с Иреной столкнулись, году в 1960-том. Ирена с детьми возвращалась из отпуска. Она у меня остановилась. После того как наши дети заснули, мы начали наш традиционный ночной разговор. Он продолжался до утра, и всё-равно нам не хватило времени! Мой муж удивлялся, о чём так долго можно говорить. Тогда первый раз я сказала Ирене, что материал из истории её жизни может стать сенсационным романом.
Мы и в дальнейшем, насколько это было для нас возможным, оставались в контакте. Это относится и к её дочери Янке.
Ирена была и остаётся очень важным человеком в моей жизни. Я горжусь нашей тесной связью и тем, что мы понимаем друг друга без слов, хотя и невсегда, и не во всём наши мнения сходятся.
Даже если Ирена только отчасти согласится с моим видением наших отношений, я буду счастлива. И я рада, что история её богатой событиями жизни будет напечатана.
Для меня она - необычная женщина и я очень рада, несмотря на военные перепетии, повстречаться с таким ценным человеком, которому я очень многим обязана.