Из цикла "Славкино детство"
Зима в тот год выдалась суровой и метельной. То морозы за тридцать, то метели по неделе, а то и метели вместе с морозами на село со всех сторон наваливаются.
В самый разгар зимы в дом занесли печку – буржуйку. Отец где-то раздобыл, привез, поставил в дополнение к печкам. И дом добротный деревянный, и печи надежные, а зима свои порядки устанавливает.
Большая русская печь на кухне и, обитая железом голландка, знатно расположившаяся в горнице, уже не справлялись с холодами, хотя протапливались денно и нощно. Потому и занесли в дом буржуйку.
Она весело трещит дровами, хитро подмигивает огоньками в полутьме, на полу фигуры фантастические шевелятся от огневых отсветов. В трубе ветер завывает на разные голоса, погромыхивает чем-то на крыше. Немного страшновато, загадочно и таинственно.
А морозы с ветерком жмут себе, конца им не видать.
Днем-то еще ничего, но к утру выстывает дом, выдувает из него тепло злыми метелями. Потому Славка отвоевал себе печку у бабушки Аксиньи Терентьевны, или просто у бабы Сины.
Баба Сина! У тебя и кровать хорошая, и на печке ты любишь полежать, подлизывался Славка. Вот и лежи, пока я в школе. А ночью давай я там буду спать.
Бабушка ему в ответ молвит: ладно, Славка, печка твоя, а за это вслух книжки мне читать будешь вечерами. Вот, к примеру, Пушкина "Сказка о царе Салтане" почитай, и тебе на пользу, и мне вспомнить приятно.
Ладно, баба, буду читать и Пушкина, и других, кого ни назовешь.
Наверх печи взберешься по приступкам, там доски аккуратно настелены, на них матрац, простынка старенькая, подушка, одеяльце.
У изголовья книжки любимые, в ногах с краю валенки сушатся, на жердочке лук и чеснок в пучках.
Запахи разные с печным теплом чудодейственным перемешиваются, но привыкаешь, тепло ведь своё, домашнее, родное.
Зато на протопленной печи хвори из тела хорошо изгоняются. Это Славка на себе уж не раз испробовал.
На лыжах ли укатаешься, войнушку ли с пацанами затеешь, в игры зимние увлечешься, весь по уши в снегу домой бредешь, из мокрых валенок снег ладонями вычерпываешь, а то, бывало, и за шиворот его шершавого и холодного напихают, коли врасплох застанут.
Недавно четвероклассники прошли в школе трилогию Гайдара "Тимур и его команда, Комендант снежной крепости, Клятва Тимура"(две последние для внеклассного чтения). После по всему селу начали строить снежные крепости, редуты, окопы в полный профиль, делились на команды под нехитрую считалку, лепили крепкие снежки и отчаянно ими сражались.
Бывало, и врукопашную шли, коли удавалось прорыть к противнику лазы и тоннели под снегом, тогда с криками "ур-ра" врывались в крепость неприятеля, и уж там, как кому повезёт.
Славке рано вставать приходится, потому что надо загодя до школы успеть во дворе у скотины прибраться, сена задать, воды всем принести, которую в морозы приходится сначала греть на плите, а потом уж во дворе живность поить.
А скотины во дворе полно: корова, телок годовалый, овец с десяток, свинья супоросная, ну, конечно куры с петухом, а также гуси и утки, на приплод оставленные.
Сено приходится сначала освобождать от снежного плена, и надергать из стога, сколько сил хватит, да с запасом, на случай возможного бурана, когда ни зги не видно, дверная скоба к голым рукам прилипает, дворовые постройки буранами заносит до самой повети, ни на улицу, ни в огород через заднюю калитку, не пробиться.
Поэтому на селе ворота и калитки вовнутрь крытого двора открываются, тогда есть возможность сначала узкий лаз - тоннель в сугробах пробить, а потом уж и весь снег кругом почистить.
Отца дома заждались. Но он с командировки к ночи так и не приехал, застрял где-то, хоть бы не в дороге. Вона, как на улице грохочет. Ставни на окнах в ночь прикрыты, а все равно их колотит ветром, стук да стук, будто кто чужой в окно стучит, в дом просится. Страшновато, не по себе Славке.
Вот и зачитался в эту ночь Славка, уснул поздно, но крепко, пушкой не разбудишь. Под пение вьюги спится особенно хорошо.
Вдруг посреди ночи крики, во дворе шум, грохот какой-то.
Слава, вставай скорей! Скорей! Это мама его будить пытается. У нас во двор забрался кто-то. Вор, наверное. Скорей собирайся! А то я боюсь одна выйти.
А ружьё, мам, на полатях возьми! Славка спросонок никак не сообразит, где его трико домашнее да фуфайка хотя бы.
Ружье-то не заряжено, кричит мать. И бабушка тут мешается, причитает, охает, ахает, братишка Борис, из кроватки вылез, в кухню притащился, глаза ручонками трёт, под ногами путается.
В общем, шум, гам до потолка. Славка быстро валенки на босу ногу, телогрейку накинул и за матерью в сенцы. Свет включил в сенцах и во дворе. В сенцах топор под руку подвернулся, мясо рубили вчера на борщ. Уже не так страшно, как в темноте да без оружия. А сенцы на щеколду закрыты и слышно, как кто-то большой топчется и ревёт на высоком крылечке.
Славке хоть и страшно, но и проявить себя хочется. Славка топор вперед выставил, кричит, откинь щеколду, мам!
Едва открыли дверь из сеней на крылечко, как в сени, оттолкнув теплым боком Славку и мать, ворвалась корова, на шее обрывок веревки, которой она была в стойле привязана.
Орёт почем зря, мычит, трясется вся, вломилась сначала в сени, затем и в дом влетела. Орет благим матом, будто человек.
Бабушка Аксинья внучка Бориса подхватила на руки, на кровать взгромоздилась, едва жива.
Славка сначала вслед за коровой в кухню, но слышит, как во дворе погром продолжается, мать на кого-то кричит, он опять на крылечко кинулся, топор из рук не выпускает, на последней ступеньке стоит, вглядывается в сумрак.
А там картина жуткая: над курятником в соломенной повети дыра, в курятнике кто-то творит полное безобразие: куры, утки, гуси на разные лады кричат, перья и пух во все стороны летят.
Собака Пальма под крыльцо забилась, трусливо лает оттуда. Овцы в овчарне блеют дурными голосами, свинья себе верещит, повизгивая.
Вдруг из курятника, отгороженного от основного подворья лишь невысоким заплотом, чуть выше половины высоты двора, вылетел зверь, мигом перемахнув загородку.
На Славку глядела крупная лиса, наверное, определяя силу новой добычи или соперника, глаза её зловеще сверкали в тусклом освещении двора, с пасти капали клочья пены, вся она была в крови и куриных перьях. От верной гибели Славку отделяли одно – два мгновенья.
Лиса подобралась, готовясь к прыжку, от крыльца её отделяло меньше пяти метров. Спасло Славку то, что он с вечера, задавая корм животным, оставил у крыльца вилы.
В тот же миг, когда лиса была уже в прыжке, Славка схватил вилы и направил их в сторону бешеного зверя. Это был для него миг спасенья.
Лиса со всего размаху насадилась на рожки вил, а Славка кинулся с ней к забору и припечатал лису к бревнам. Вилы воткнулись в бревна, лиса бьется в силках, силится вырваться из западни, в бешеных её глазах смерть видна.
Славка кричит матери: мама, подай хоть полено, её добить надо, если вырвется, нам несдобровать.
Когда с лисой было покончено, стали подсчитывать убытки.
Больше десятка кур, уток и гусей уничтожила и растерзала бешеная лиса.
Корова, ни в какую, не хотела из дома выходить во двор, позвали соседей, общими усилиями вывели Майку во двор. Оказалось, что Майка от страха, от всего пережитого сошла с ума, хотя укусов бешеной лисы на её теле не нашли.
Поутру вызвали ветеринара, он это признал и вынес свой приговор.
Ещё ветеринар сказал, что и человека, укушенного больной лисой, почти невозможно вылечить от укуса бешеной лисы или волка. А особенно часто бешенством болеют и разносят эту неприятную болезнь именно лисы.
Славкин отец отвез лису скорняку, чтобы шкуру снять, да выделать на воротник.
В школе Славкин поступок ребята одобрили. К слову вспомнили, что совсем недавно, на краю села орудовал одинокий волк. Он с легкостью несколько раз проникал в чей - ни будь двор, кидал себе на загорбок ягненка или овцу, и был таков. Возможно, это была волчица, которой надо было подкормить своих народившихся в самые морозы и голодных волчат.
Спустя некоторое время Славка получил очередной номер республиканской пионерской газеты "Дружные ребята", в которой с удивлением обнаружил небольшую статейку о себе.
В заметке патриотично сообщалось о том, как пионер С. в казачьем селе И. один на один победил в схватке бешеную лису, забравшуюся в крестьянский двор. Его в этой статейке восхваляли, будто героя военного сражения.
Хотя какое это геройство, одолеть лису. У них в селе многие бы так поступили, смело и решительно. Трусливых мальчишек на селе не уважают и презирают.
Славке, конечно, некоторое время было приятно осознавать себя храбрым пионером, ну, почти таким, как пионеры – герои Великой Отечественной войны Леня Голиков, Валя Котик или Володя Дубинин.
Однако он этакой публичности стеснялся и не желал, ибо вовсе не считал себя никаким героем.
Постепенно все улеглось, забылось, пришло время других поступков и других героев.