Глава 7 Дуэт с церковным басом

               
      Неоднократно участвуя в престижных, так называемых,  «сборных» областных концертах, я хорошо знал всю «кухню» их подготовки и организации. Как правило,  они приурочивались к каким-то значимым праздникам,  или датам: 1 мая,7 ноября, 8 марта, «дню железнодорожника», или какому-нибудь другому «дню» (Кстати, день Победы тогда  ещё торжественно не отмечался. Праздником, тем более, важным, государственным, он фактически не был!). Каждый такой концерт тщательно готовился, и процедура этой подготовки была строго отработана. И сами  концерты и подготовка к ним (нечто вроде генеральной репетиции)  проходили в самом большом в городе зрительном зале – областного драматического театра.
      Для участия в таких концертах отбирали  самых лучших исполнителей и самые лучшие коллективы. Для стороннего наблюдателя ( именно таким я и был, присутствуя на этих  «отборах» как кандидат на участие)   процесс этого отбора сам по себе был спектаклем.  В зале собирались руководящие представители областной культуры: начальник управления культуры со своей командой, директора филармонии, драмтеатра, музыкального училища и т.д. Главным лицом этого высокого синклита был секретарь горкома партии по идеологии Мещеряков.
      Слушают очередного «кандидата в артисты».  Заканчивается исполнение номера. В зале воцаряется тишина. Все вроде бы думают, как оценить услышанное (увиденное), но при этом незаметно, внимательно наблюдают за Мещеряковым, стараясь по выражению лица, позе, взгляду определить его отношение к  номеру и исполнителю. Так же хочется угадать! Но боятся, а вдруг, «не в ту степь», или «пальцем в небо»! Поэтому нависает гнетущая тишина. Все делают вид, что что-то решают, думают и молчат. Мещеряков тоже выдерживает глубокомысленную паузу. Затем изрекает:

      -  Достоин включения в программу.
      Или – коротко:
          -  Нет!

     Причины не объясняет. За него это делает многоголосый хор деятелей культуры, мгновенно готовый обосновать любое мнение главного начальника. Активно,  согласно кивают головами, им, наоборот,  с  выражением крайнего  недовольства на лице  крутят головами  налево-направо, вслух бурно высказывают одобрение  или  осуждение увиденному-услышенному.
       Как и во всём, мнение партии, даже если оно исходило от некомпетентного, а может, и от безкультурного её представителя, было непререкаемым и окончательным.
       А эта готовность угадать и поддержать  мнение этого ответственного  представителя, даже у меня, тогда ещё совсем зелёного и далеко не во всём  происходящем в стране разбиравшегося, кроме  насмешки и возмущения ничего не вызывала.

     Этот дурацкий, но  строго соблюдаемый ритуал  иногда порождал кадровые конфузы в артистической среде. Так, активным  участником многих торжественных городских концертов, то есть носителем культуры в массы в областном  городе Тамбове, оказался бас церковного хора  Стеквашов. Ситуация для того времени идеологически недопустимая! А я оказался втянутым в неё.

     Но немного предыстории.

        В 1957 году перед Всемирным фестивалем молодёжи и студентов в Москве по всей стране проходили конкурсы певцов и других исполнителей.   Победители могли стать участниками этого фестиваля. На фестиваль  в СССР впервые  приехали тысячи иностранцев. Это было нечто небывалое. Областное управление культуры представило меня для участия в этих конкурсах.  Успешно пройдя  несколько туров я   вышел  в полуфинал, который должен был состояться в Воронеже. Но к этому времени я ужасно устал, просто выдохся на  своей основной оперативной работе в милиции , от которой никто никогда меня не освобождал.  И  тут мой шеф решил поощрить меня: выделил мне бесплатную, а жене моей  Лиле за 50% стоимости, путёвки в санаторий МВД  в Хосте, да ещё в июле месяце!. Неслыханное везение! Какой уж тут фестиваль!
 
        Не помня себя от радости, рванули мы с моей любимой в этот рай на земле.
        В разгар сезона  там отдыхали сплошные министры, начальники управлений и т.п. публика. Я там был абсолютно младшим по званию. Но и  в окружении этих престарелых генералов и полковников отдохнули мы прекрасно.Кстати, среди них нашлись интересные люди.
      Однако,  по возвращении меня ждала неприятность : строгий выговор по комсомольской  линии за самоустранение от участия в фестивале.  Жалко конечно,   мог бы побывать в Москве, быть участником такого события. Но тогда меня это не шибко волновало – ведь  жизнь казалась бесконечной,  и всё ещё было впереди, и обязательно самое лучшее…
         В это время  судьба и свела меня со Стеквашовым (имени его не помню).
    Обладатель прекрасного  баса,  он оказался ещё и очень интересным человеком, Намного старше меня, но  какой-то странный, таинственный. Раньше,  встречаясь с ним в концертах, я   не знал  о том, что  место его постоянной работы  - Тамбовский  Преображенский собор, где он пел в хоре..  С такими людьми вообще  никогда  не общался. Ведь  комсомолец не мог  иметь хоть какое-то отношение к религии. Это было  строгое табу.
      Лишь познакомившись с ним поближе, узнал,  кто он, и постепенно разобрался, что вообще-то, особо верующим он  и не был, просто, выступая в церковном хоре,  зарабатывал деньги, да ещё и какие! Мы понравились друг другу и решили сделать несколько дуэтов для тенора и баса. Один из них,  «Моряки»  композитора К.Вильбоа, с которым мы выступали  в концертах,  пользовался особенно большим успехом у публики . Там такой текст:

      Нелюдимо наше море,
      День и ночь шумит оно.
      В роковом его просторе
      Много бед погребено.
            Смело, братья, ветром полный
            Парус мой направил я,
            Полетит на скользки волны
            Быстрокрылая ладья!      
                И т.д.

         В период этого моего творческого сотрудничества со Стеквашовым в стране проходил Всесоюзный смотр  культуры железнодорожников. Нас с ним вызвали в обком партии и предложили принять участие в этом мероприятии.  Нужно было срочно стать членами клуба железнодорожников «Знамя труда» и ехать в Москву на смотр – представлять тамбовских железнодорожников. С Калашниковым, сказали мне,   всё согласовано. Короче: вот вам  служебные билеты, командировочные удостоверения, вы – два железнодорожника, инженеры ТВРЗ – Тамбовского вагонно-ремонтного завода.
 
      Ту-ту-ту!  Поезд тронулся,  и мы поехали в столицу нашей Родины. На Казанском вокзале нас встретили и сразу препроводили в  ЦДКЖ – Центральный дом культуры железнодорожников – здание, почти вплотную примыкающее к этому вокзалу. (Кстати, это здание описано в романе Ильфа и Петрова «12 стульев». Именно в нём должен был находиться последний стул,   и уже точно,  с бриллиантами. И здесь И.М. Воробьянинов  резанул О.Бендера бритвой по горлу).
 
    После регистрации  поселили нас  в гостинице.
 
    На следующий день участников смотра  приветствовал художественный руководитель ЦДКЖ, один из легендарных братьев Покрасс,  Дмитрий, автор популярнейших песен о гражданской войне, которые он писал вместе со своим, к тому времени покойным,  братом. Одна из этих песен – знаменитая «Тачанка». Покрасс, рассказывая с сильным еврейским акцентом разные смешные истории, очень картавил.  Подыгрывая себе на рояле,  напевал:
    «Ми конница-будённица, брррам-бам-бам-бам…» Он был  главным организатором этого смотра - фестиваля.

        Нам объявили, что в этот, а возможно, и на следующий  день  будет прослушивание исполнителей сольных номеров и дуэтов, и те, кто пройдёт, будут выступать в заключительном концерте на большой сцене здания МПС  -  одной из московских высоток.
 
     Наш дуэт успешно прошел прослушивание, и тут же нам вручили слова и ноты кантаты «О Ленине».  Сразу же мы стали разучивать свои партии;  я – теноровую, Стеквашов – басовую. Оказалось, что важной  задачей  для приехавших со всех концов страны   певцов-солистов   было  составить сводный хор, который должен открывать фестиваль в главном зале МПС  перед высочайшим руководством страны и приглашенными  зрителями.
 
           И началось…  Ни до этого, ни после  в таких каторжных репетициях я никогда не участвовал  и не представлял, что такое вообще  возможно. Времени на подготовку  было мало: за 2-3 дня надо было назубок выучить эту кантату о великом вожде, да так, чтобы 150 голосов звучали идеально слаженно, без сучка-без задоринки. С утра и до позднего вечера, с перерывом на обед, мы долбили,   в общем-то,  неплохую, но уже всем  ненавистную  кантату.
    Система работы такая:  с утра  каждый солист с индивидуальным, персональным концертмейстером  работает над своей партией, затем - по группам голосов:  тенора, баритоны, басы, сопрано и т.д. После обеда уже  весь хор с главным хормейстером – дирижером  -  до позднего вечера. И всё это с  бессчётным числом повторов, с истерическим криком, ором хормейстера - дирижера, на нервах и руководителей, и хористов. . Вначале все старались, пели, не щадя голоса  и  быстро  охрипли,  стали терять голоса. Это был ужас.

      Но для нас со  Стеквашовым главная неприятность была впереди.  Параллельно с репетициями  проходила  мандатная комиссия, то есть проверка документов участников – кто есть кто?
         
      И тут, конечно же, выяснилось, что никакие мы не  железнодорожники. У меня даже и паспорта не было –   офицер  имел только удостоверение личности. А Стеквашов  вообще никак не мог объяснить мандатной комиссии,  кто он такой и где  работает. Не могли же члены мандатной комиссии записать в своих архиважных документах, что один из  исполнителей контаты о Ленине работает в церковном хоре – по тем временам  это  материал для фельетона!

           После такого  разоблачения повели нас на разговор к самому Покрассу. Когда мы показывали свой дуэт композитора Вильбоа,  он похвалил нас и запомнил.  А теперь, после такого конфуза  спросил у хормейстера, как мы  поём в хоре. Получив  высокий отзыв о нашем дуэте,  постановил:  спеть кантату на открытии, отметить командировки и немедленно уматывать из Москвы – возвращаться восвояси.
 
        Убедившись, что всё завершается полюбовно, и успокоившись, я обнаглел и заныл:  на репетициях, мы сорвали  голоса, в город не выходили,  Москву  не видели. И вообще,  раз уж приехали, тем более,   фактически  мы оба   интенсивно занимаемся пением в  железнодорожном  клубе города Тамбова, так почему бы нам  не поучаствовать в конкурсе  артистов - железнодорожников?   От себя лично добавил, что теперь  я обязательно перейду в железнодорожную милицию, чтобы поработать  с легендарным  Покрассом!  Старик, добрейшей души человек, заулыбался, вызвал секретаря, продлил нам командировки, и мы ещё два дня гуляли. На конкурс, конечно,  не ходили, но побывали в Большом театре, посидели в ресторане «Славянский базар».
     В поезде, по дороге  домой  Стеквашов спрашивает меня:

          -Какая у тебя зарплата?

          - 1145 рублей. Это – без вычетов.

     И он предлагает мне:
          - Я получаю за пение в церковном хоре около 6000 рублей  Нам нужен тенор. Владыка знает, как ты поёшь, где-то слышал.  Работа приятная, душевная, правда строгость пения превеликая, но для тебя это особого труда не составит.  И получать будешь больше 5000. Так что, переходи- ка ты к нам!
         Мысленно я прикинул: два месяца, и можно купить нового «Москвича». Но даже на минуту не мог представить себе, что можно  принять такое предложение.  Когда рассказал жене об этом разговоре,  мы только посмеялись. Для нас это было просто  дикостью. Мы – и церковь! Тогда это привело  бы к  полной  изоляции от общества, от друзей,  такие люди реально  были  изгоями, чуть ли не прокаженными. Конечно же, я отказался от такого заманчивого предложения…