Несколько лет назад моя давняя знакомая, назовем ее Марина, вышла замуж за гражданина одного благополучного государства в Центральной Европе. Он приезжал сюда по служебным делам, где-то они с Мариной познакомились, разговорились, и вот так, слово за слово, у них дошло до семьи. Окружающие считали в связи с этим, что Марине крупно повезло, потому, главным образом, что связав свою жизнь с иностранцем узами брака, она, конечно же, уедет жить в его, действительно, прекрасную страну.
В СССР это была прямо болезнь какая-то. В былые годы, чтобы попасть на территорию телецентра в столице тогда еще Эстонской ССР – городе Таллине, надо было иметь специальное разрешение компетентных органов, которое выдавали так же строго, как разрешение на турпоездку в Югославию. И не потому, что телевидение в Эстонии, как, впрочем, и везде – особо охраняемый объект. Дело было в том, что там с телевышки довольно хорошо просматривается город Хельсинки – в бинокль можно лицезреть, что прохожие на улице делают. А знать, что происходит за границей, большинству советских граждан не полагалось. Сегодня многие из нас сами кое-где побывали, видели, что ничего особенного там не происходит. Люди, как люди. И квартирный вопрос, кстати, решен не у всех. Тогда же, из-за этих глупых ограничений, на шестой части суши думали, что, стоит покинуть пределы Отечества, и окажешься в мире, где творится такое, чего здесь и присниться не может. Колбаса, например, продается без очереди, или туалетная бумага свободно в магазине лежит, а может, что-нибудь происходит еще того невероятнее. Хотя, куда уж – невероятнее.
Вот многие сограждане и таили желание попасть в полный соблазнов мир, который назывался «заграница». Кто-то, впрочем, желание таил, а кто-то активно претворял его в жизнь. И законный брак часто оказывался тут как нельзя кстати. «Жена-еврейка – не роскошь, а средство передвижения», - говорили в те годы. Потому что лиц еврейской национальности советские руководители под давлением международного сообщества начали выпускать на постоянно жительство в Израиль с семьями, правда, почему-то обзывая при этом отщепенцами.
Браки с иностранцами в те годы очень не поощрялись. И все-таки многие бывали рады таким альянсам, поскольку и они давали шанс выехать за рубеж. Особенно в этом смысле отличались дамы, так как женщины у нас – самые лучшие в мире. Правда, надежды на лучшую долю оправдывались не всегда. В те годы еще мало кто думал о том, что за разными границами живется по-разному. И вот выходила какая-нибудь выпускница филфака из хорошей семьи замуж за смуглого красавца. Подруги ей люто завидовали. А она, отправившись на родину супруга, оказывалась в доме без водопровода и канализации. Да еще четвертой женой в гареме со всеми вытекающими отсюда последствиями. И это – не самое худщее! Говорят, одну нашу бывшую студентку политехнического института, комсомолку, умевшую варить борщ, вышивать, а также играть на пианино «Лунную» сонату, cобачий вальс и песню «Гляжу в озера синие», родственники любимого мужа хотели слопать всем племенем. Слава тебе, Господи, пока они решали, сварить ее, зажарить, или потушить с луком, в дело вмешались советские дипломаты. Они вырвали незадачливую новобрачную из рук канибалов, вернули папе с мамой, взяв предварительно с нее слово правдиво рассказать на Родине, каково на самом деле жить в капиталистической стране.
Но бывали, конечно, и случаи, когда в браке с иностранцами все складывалось довольно неплохо. И такие примеры продолжали многих вдохновлять. А уж когда у нас наступили трудные времена, даже те наши невесты, которые до того и не помышляли ни о каких подобных шалостях, нет-нет, а стали подумывать, как бы на законных основаниях покинуть пределы Отечества. Всех тогда поразил синдром чеховских трех сестер. Только те все вздыхали: «В Москву! В Москву!». Мы же часто готовы были двинуть хоть куда-нибудь, лишь бы подальше от царившего здесь отсутствия вообще всего, что нужно человеку.
Ну и, конечно, за Марину все радовались, когда она несколько лет назад сочеталась, как говорится, законным браком с вполне себе симпатичным на вид господином из-за бугра. И я радовался, в том числе. Мы с ней знакомы давно, почти с детства, но виделись и до ее замужества не так, чтобы очень часто. А после него, вспоминая о ней иногда, я думал, что живет, наверное, она себе где-то в центре Европы, и все наши заботы ей, извините, по барабану.
Но вот пару недель назад встречаю я ее на улице. Обрадовались, конечно, оба. Начали расспрашивать, что да как. - В школу, - говорит, - иду. Дочка второй класс закончила, так там в связи с этим родителей собирают. «У тебя, что же, - спрашиваю, - дочь в Тбилиси учится?». – А где же ей учиться, - удивляется Марина, - если мы здесь живем? Я прямо опешил: «Ты разве не поехала с мужем?». А она смеется: «Так это когда было!». Оказывается, мужу Марины с самого же начала крепко у нас приглянулось. Он устроился на работу в представтельство компании своей страны в Тбилиси, давно переехал сюда с семьей и никуда уезжать не собирается. Иногда они ездят к его пожилым родителям. Но чаще те приезжают. Потому что и им здесь очень нравится. - Понимаешь, - сказала Марина, перестав смеяться, - мы, конечно, живем не так, как некоторые тбилисцы. У мужа хорошо оплачиваемая работа, и мы не испытываем тех трудностей, с которыми многим людям приходится здесь сталкиваться. Возможно, если что-то у нас изменится в худшую сторону, мы окажемся вынуждены уехать. Но пойдем на такой шаг только в крайнем случае. Это будет очень трудно, и мне, и, особенно, ему. Он очень здесь прижился. И по-грузински говорит. Не идеально, может быть, но – не хуже меня. И дочку мы отдали в грузинскую школу, потому, что он настоял. «Девочке, - говорит, - здесь жить, и она должна знать язык хорошо, а не как ее мама». – А вообще, - добавила Марина. – я очень счастлива. Муж у меня отличный парень, и все у нас, по-моему, так хорошо, как только может быть.
Попрощавшись, мы обменялись телефонами и договорились обязательно перезваниваться и почаще встречаться. Так, чтобы очень часто, вряд ли получится, если смотреть на вещи реально. Но мне было приятно повидать старую знакомую, у которой, как оказалось, жизнь сложилось совсем не так, как я думал. А еще приятнее было оттого, что радоваться за нее из-за этого меньше не было никаких оснований.