На золотом краю России - 7
На золотом краю России,
За далью половецких веж -
Мой инкубатор самостийный
И родина моих надежд.
Мать рассказывала: «Какой-то он был – оторви, да брось. То на крышу залезет, то на чердак. А то: идут уроки, а он в окна заглядывает. А одет – качает головой – ни во что». «Это как?» «А так: бедно (Себя она не считала бедной! Возможно, не находила определения неухоженности Толика.) В трусах мамкиных» (Я помню эти знаменитые труселя-панталоны. Мы жили уже вместе, я ходил в первый класс, и Толик действительно рассекал в подобных панталонах. Но было это в 1947 году. Может мать перепутала даты?) Жалко его было очень. Говорили: «Отец у него – начальник пожарной охраны. А матери – нет». Я его подкармливала; хоть и сын начальника, а жалко».
Отцом этого сорванца был Фёдор Иванович Котляров.
Разказаченный казак, он всю жизнь гордился своей принадлежностью к этому сословию; воодушевлялся, глаза загорались, когда рассказывал о рубке лозы, джигитовке. И, разумеется, во время войны попал в кавалерию. Но не в армию Доватора, а… в Иран. Стоял там наш кавалерийский резерв, всю войну стоял. И получилось так, что не воевал сороколетний казак, но печали по этому поводу не было. А кто бы не радовался: жив остался. Послали бы на передовую – куда бы делся, пошёл.
Через годы могу сказать честно: я благодарен судьбе за то, что сохранила в войне и подарила мне этого отца: по-крестьянски спокойного и трудолюбивого, инстинктивно верного семье и своему назначению. Да, он был неумеха, не говорун, не острослов – недалёкий человек. Но он был надёжен и непостижимо осторожен. Фёдор Иванович никогда не был агрессивен и не требовал уважения к себе; не стучал кулаком по столешнице, не брызгал слюной – вообще не кричал. Если накалялся, то замолкал и начинал что-нибудь делать.
Низкий поклон ему и памяти его.
После войны, немного задержавшись в Ленинакане (Армения), появился в Армавире. Здесь были большинство из его братьев, прошедших войну, а до войны, как и он сам, поработавших на шахтах Донбасса. (Меня поражало количество братьев у Фёдора Ивановича: шесть – живых! Иосиф – дядь Ёся, дядь Саня, дядь Жора и сам Фёдор Иванович жили в Армавире, старший – Филипп Иванович, майор – жил в Сталинграде, самый младший из них, дядь Коля, отбывал своё в кемеровских лагерях. Шесть мужиков! Живых! Удивительно!)
…Появился Фёдор Иванович Котляров в Армавире с сыном Анатолием, отроком девяти лет. Старшая дочь, Тамара, 18 лет, уже по всей вероятности, жила и работала в Армавире под опекой дядьёв и тёток.
Без жены.
Жена Фёдора Ивановича, Мария, отбывала наказание на принудительных работах (принудработы) за воровство на производстве. Почему Фёдор Иванович бросил её – не знаю. Но сладко ему не жилось.
И в 1946 году он «сходится» (так говорили раньше) с моей матерью – Натальей Акимовной Мишутиной. У него двое детей, и нас у матери двое. Вроде бы равноценно. Но по послевоенным понятиям – повезло матери: матери – 33, двое детей, а вокруг столько молодых вдов, не столь обременённых детьми; да и молодых девок сколько за войну выпростало, а мужики в цене, фронтовики – тем более.
…И поселились мы на Чернышевского, номер один.