Наш диалог Обрывки

Мелакрион
                Ветер выпил все мои слёзы,
                Высушил щёки сухими ударами.
                Идеи в сознании, точно занозы -
                Саднят изнутри порезами алыми.

                Вечность – загадка, почище вселенской.
                Из неё мы ступили, в неё же и канем.
                А смысл её, звездой Вифлеемской,
                То в небе горит, то падает камнем.

          Я пишу Тебе. Не рассчитывая на возможность быть услышанным, пусть и уповая на неё. Это, по меньшей мере, странно и непонятно, где-то даже глупо. Это не в малой степени пугающе и сбивает с толку. Это именно то, что мне сейчас так необходимо. Я пишу о Тебе. Мои мысли – обрывки. Обрывки писем, которые обветшали, не дождавшись адресата. Это те обрывки души, что заметны сквозь прорехи в оболочке, те слова, что вырываются во сне, стоит тебе посетить меня, те вздохи, что опадают подобно листьям, и получают голос первый и последний раз, хрустя под ногами. Окружающие учат меня, что для общения необходим диалог. Жизнь повествует, что диалог остаётся диалогом даже тогда, когда один из собеседников молчит, ведь молчание не означает глухоту. Только лишь молчание. А это означает, что пока не попробую хотя бы раз – молчу я, а не Ты. И это то, чего я уж точно никак не могу себе простить.
          Птица счастья. Чтобы поймать её  нужно быть столь же отмеченным судьбой, сколь хитрым и ловким. Иначе лишь повыдергаешь все перья, так и не ухватив, тем не менее, оставив и её и себя без Полёта. Насилие порождает насилие, И чужое горе не принесет тебе счастья. Я не знаю, кто это сказал, и сказал ли кто-либо, но это то, что я поистине чувствую. Учитывая то, как складно и вдохновенно звучат эти слова и дураку станет понятно, что кто-то сказал это до меня. А скорее даже – тысячи этих «кого-то». Всё когда-нибудь уже было сказано, сформулировано в десятках вариаций, переведено на сотни языков и наречий. Выгравировано на камне и поедено временем, дабы мироздание продолжало катиться столь же размеренно, повторяясь с завидной точностью. Существование уже давно бы зашло в тупик, если бы было не способно повторяться. Значит, обречены повторяться и мы, а значит, я вновь буду один когда-то, после того, как обрету тебя. Единственное на что я уповаю, что подобно кругам на воде всплески расставаний будут всё уменьшаться, а единение всё увеличиваться. Я не помню, что приключилось с нами, но знаю лишь одно – без тебя, намного хуже, чем с тобой. А значит лучше. Пусть жестокая, но неоспоримая человеческая логика.

          В этой жизни я такой же, каков и был. Да, с трудом можно утверждать подобное, зная о ней не больше, чем сообщают сны и редкие видения, но я так чувствую. Явственно ощущаю себя силой неизменной, и оттого, если и меняюсь, то в самом малом. В том, что не принципиально, и неважно фактически. Как и остальные, подстраиваюсь под жизнь, пусть, в отличие от тех же "остальных", и в минимальной степени. Думается, тебе было бы приятно слышать, что я боюсь быть неузнанным, но ведь мы оба знаем, что это лишь одна сторона медали и основная причина в том, что я не ощущаю никаких  предпосылок для того, чтобы изменять себя. Изменять себя – изменить себе. Верно это, или нет – не имеет значения, ведь это правило всё равно будет работать лично для меня. Так было. Так есть.
Чтобы я не сделал - извини меня. Я просто не мог и не могу вести себя иначе. Есть вообще бесчисленное количество вещей, которых я не могу. Просто оттого, что знаю и чувствую, что не поступлю иначе. И не поступаю. Нет, это ни в коем случае не оправдывает меня. Это должно лишь объяснить моё поведение. Ведь простить, значит понять. Прости меня. Да, я никогда не посмею отрицать, что могу быть сущим дьяволом, в самом мерзостном и непростительном, в самом отвратном и не романтичном смысле. Быть может такова цена того ангельского, что ты во мне углядела. И да, я испоганил и опорочил очень многое, но всё лишь оттого, что и ты хотела видеть во мне нечто другое, чем я не был. Оттого-то я и должен был исчезнуть. Разрушить сей образ, который хоть и был пропитан мной, но мной не являлся. Отсюда моя вечная ревность и недоверие, отсюда наши постоянные скандалы и перепалки. Ты окутала любовью каждое мое проявление и образ, но любила не меня. Собрала из мозаики совсем другую картинку. Иль может просто повесила её вверх ногами. Я должен был разбить её словно зеркало. Но лишь затем, чтобы получить шанс быть собранным воедино, в правильном порядке. Получить еще один шанс. Но никак не чтобы оскорбить тебя и твои старания. Когда-нибудь ты это поймёшь.
          Так часто я мечтаю, чтобы жизнь была более похожа на кино, в котором нужные персонажи всегда встречаются, когда композиция соблюдается, декорации сменяются, а момент остаётся. (Тем приятнее было бы, коль жизнь была хорошим сериалом, по закону которых к концу серии всё вновь встаёт на свои места, а новое веселье ожидает тебя и зрителей в новом эпизоде.) Нестерпимо хочется слышать музыку, звучащую в нужный момент и под стать грядущим событиям. Об этом, в сущности, мечтает каждый верующий – отчётливо знать, что над тобой есть сценарист, кропотливо, с увлечённостью истинного художника следящий за ходом реплик и сменой кадров. Так важно в жизни для столь многих существ осознание осмысленности всего происходящего. Даже страшно подумать. Невольно зауважаешь тех, кто просто самостоятельное куёт своё счастье, не оглядываясь на такие огрехи как "быль" и "если". Уверенно идёт вперёд, знает, не только в чём нуждается, но и откуда это приходит. Осознаёт потребность, а не только лишь ощущает острую нужду и нехватку, постепенно погибая. Как растение что не знает солнечного света, но изрядно заливаемое водой, погибающее медленно и мучительно, желтея и скорчиваясь в бесконечном затухании. Это страшное слово вечность.

          В этой жизни я много меньше боюсь холода. В прочем, именно боюсь его, я так же как и все остальные, но вот терзает меня он куда меньше, чем всех остальных. Что-то греет меня изнутри. То самое чувство, что застревает меж рёбер раскалённым клином и вспахивает всё моё существо бороздами пламени, прорывающегося наружу. То самое чувство, исхлеставшее мою спину рваными полосами шрамов - Оно не даёт мне замёрзнуть. Оно сжигает меня от тоски и одиночества.  Оно заставляет меня иссохнуть, наполняя бешеной жаждой, толкающей на поиски, дабы испить тебя до дна, чтобы спастись. Оно позволяет забыть о холоде.
          Страшное время. История, технологии, наука и просвещение, достижения всех форм, видов и размеров, от самых гнусных, до самых величественных, от самых несуразных, до затрагивающих всё человечество. Благодаря достижениям современности я мог восторгаться ими настолько, насколько это вообще возможно для того, кто в них не участвовал. Утопать в восхищении и благоговейном трепете, пропитаться важностью и эпохальностью каждого события, подчас даже сверх меры, благодаря труду воображений и приукрашиваний чужим сознанием. (Об эти эффектные ходы и художественные приёмы.) С надрывом сердца наблюдать за столькими свершениями, заходится в истерике, заразившись религиозным фанатизмом. Реальность дала и продолжает давать мне столько пищи для того, чтобы утолить аппетит моей эмпатии и чувственности, она готова заливать мой духовный сосуд сверх меры, заставляя его содержимое с диким бурлением литься через край, подобно дикому водопаду с грохотом низвергаясь вниз. Обволакивая не только изнутри, но и снаружи. Реальность готова делиться с каждым страждущим всем спектром ощущений, чувств, эмоций, не гарантируя при этом счастья. Встреча с тобой всё никак не случится, и воля моя, сколь бы сильна она ни была, взращённая подобным изобилием духовности, трещит по швам. Потому как страждущему и мира будет мало, когда весь смысл, все истины, все "если" и "когда" сосредоточены в одном единственном существе, с которым хочется прожить каждую секунду. Пережить каждое мгновение и каждую возможность.
          Я пишу тебе, чтобы пробиться сквозь прочную скорлупу мыслей, чувств, домыслов. Чтобы сокрушить прочный кокон идей и явности. Пройтись трещинами по твоему микрокосму, уютно оплетающему тебя сонмом повседневных проблем и решений, жизненных выборов или только их попыток. Быть замеченным в разлетающихся осколках и мелких пылинках, взвившихся в воздух непродыхаемым столбом, на миг обратившемся радугой в безумствующей игре преломляемых солнечных лучей.  Зайтись пламенем отблесков, пробегаясь по твоим щекам ломаными линиями искажённых искр. Взметнуться в воздух. Кануть камнем вниз. Ты ведь не сможешь не заметить, правда? Даже ты не в силах будешь. Даже Ты, не сможешь игнорировать меня вечно.

          В этой жизни у меня твои руки. Стоит приглядеться к ним, как я теряюсь в ощущениях и оттенках сознания, которое лихорадит от восприятия чего-то запредельно знакомого, пусть и ни разу не известного. Я помню, как эти руки вцеплялись в меня. Я помню, как эти пальцы держали меня за плечи, хватали за ноги, вцеплялись болезненно, истерично, умоляя остаться. Неужели я ушел? Что значат эти воспоминания? Что с нами было? Моё сознание хранит куда больше, чем я о себе знаю, и много больше, чем я должен и способен перенести. Единственный минус в том, что и чувство самосохранения моей душе знакомо слабо, и я всё равно разбиваюсь в тщетных попытках узнать то, что возможно знать мне не положено, или попросту не стоит.
          Чувствуется, ты часто отчитывала меня за то, что я не способен закрыться от мира полностью. Не способен не чувствовать окружающее настоящее, эмоции людей, их отношение. Не желаю перестать делиться чувствами, словно дыханием.  Как  я ищу и оставляю искорку во всём что делаю и чем очарован, так я не способен прогнать её и из каждого своего состояния. И моё "Я" отчётливо читается в моих глазах, меняющих цвет и так откровенно выдающих всю подноготную. Оттого в них всегда заметно как каждое моё присутствие, так и полное отсутствие меня, когда возносясь в мыслях далеко ввысь,  я забываю о собственном теле, и на суд окружающих остаются мои пустые глаза, прежде непременное окрашенные десятками оттенков. Мне кажется,  что ты часто отчитывала меня за это. Из-за этого я казался людям нездоровым и отпугивающим. От этого пугались родные и близкие. От этого бывало так тяжело. Но сколь бы не был потерян в паутине бесконечных мыслей, я никогда не забываю о самом главном, и не оставляю тех, с кем близок. Столь немногие захотели принять это, как и понять. А ведь нужно понять, чтобы простить.
          Мы расстались так давно и недавно, так далеко, но всё же так близко, мы по сей день блуждаем чуть ли не рука об руку, но всё же находимся на расстоянии непомерном, жестоком, неперевариваемо тошнотворном. Наш мир сплетён из противоречий. Я стараюсь верить, что ты остановишься, пройди мы рядом, я совершенно уверен, что почувствую и не двинусь с места. Ведь невозможно упустить то ощущение, когда до мечты можно дотянуться рукой. Нет, оно слишком ярко, чтобы его можно было незаметить. Оно из плеяды Тех Самых ощущений, что скорее выжгут тебе глаза, оставив слепцом. Глупцом, который думает о себе невесть что. Возомнил себя существом способным взглянуть на то, что пылает тысячей солнц. Услышать Глас Божий и не рухнуть.
          В стольких лицах я ищу тебя, что с трудом удерживаюсь от ненависти к каждому встречному, который не оказался тобой. Столько глаз я видел, чудесных и глубоких, притягательных и цепких, одухотворённых и умопомрачительно прекрасных. Были ли среди них твои? Смогла бы ты смотреть мне в глаза и отпустить, тем самым с лёгкостью повергнув меня в пучину отчаяния сего бесконечного поиска? Не достоин ли я этого, если отпустил эти глаза, побоявшись ошибиться. Боюсь думать о плохом, пускай вера и даётся подчас столь нестерпимо тяжело. Я начинаю понимать в такие моменты, отчего люди дорожат простым человеческим счастьем, обычным достатком. Синицей в руках. К этому жизнь приучила и меня, воспитала таковым во всём, кроме мечтаний. И нет, это не очередной дифирамб моим терпению и верованию, ведь не может быть заслугой невозможность жить иначе.
          Я так часто мечтал и мечтаю быть с тобой рядом и почувствовать все оттенки жизни. Принять на себя все удары судьбы, вкусить каждый запретный плод, покаяться в каждом прегрешении, разделить на двоих всё. Просто Всё. Оттого каждый год, прожитый в разлуке, отдаётся не просто страхом – паникой. Оттого каждое пережитое потрясение саднит грубой нехваткой взаимности и сопереживания. Оттого вся жизнь кажется марафоном, бежать который выпало с окровавленным обрубком вместо второй ноги, что выдрана с корнем. Лишён точки опоры. Вынужден с трудом сохранять равновесие. Сбиваюсь с темпа. Выбиваюсь из сил от одних лишь попыток бежать, когда столько еще  стоит преодолеть. Дыхание саднит. Свет меркнет. С определённого момента ползти становится разумнее и проще. Но это не жизнь. Уродливое подобие её, предлагающее все, какие только возможно радости, но не дающее ими насладиться. Ад, не иначе. И мысли – лишь обрывки.