Никак не могу вспомнить – при каких обстоятельствах я начала собирать марки. То, что это случилось ещё до школы, знаю точно потому, что в первом классе у меня уже была небольшая коллекция. И у моей подружки Любки тоже была коллекция. После школы мы ходили друг к другу в гости, рассматривали наши марки, обменивались дубликатами и делились мечтами о новых приобретениях. Мы жили в одном доме, Любка – на третьем этаже, я – на пятом. И учились в одном классе. Жалко только, что нам не разрешали сидеть за одной партой. Наша училка, злая и несправедливая тётка, имела своих любимчиков, но мы с Любкой не входили в их число. Как только она заметила нашу дружбу, сразу нас рассадила.
В те времена собирали открытки (особенно – артистов), конверты, спичечные этикетки, фантики, ну и марки, конечно. Марочная коллекция считалась самой ценной.
Как-то в классе ребята расхвастались своими коллекциями. А я очень гордилась моим последним приобретением: двумя фестивальными марками. Одна особенно мне нравилась: голубок держит в лапках фестивальный цветок с пятью разноцветными лепестками. На другой день я притащила свой альбом для марок в школу. Моя коллекция имела большой успех. В ней были дореволюционные, довоенные, иностранные марки и серии: одна, посвященная сельскохозяйственной выставке, ВСХВ, (которая теперь – ВВЦ), другая – 800-летию Москвы, ну и (гвоздь программы!) – VI фестивалю молодёжи и студентов 1957 года. Упоённая успехом, я расслабилась и забыла об осторожности. После уроков, собирая портфель, обнаружила пропажу альбома.
В ответ на мои возмущённые вопли училка злорадно заметила, что в школу надо приносить учебники, тетрадки, дневники и пеналы, а игрушки оставлять дома; и вот потому я то и дело забываю то карандаш, то линейку, то тетрадку, что думаю не об учёбе, а о развлечениях.
Кто мог украсть мой альбом и как его отыскать, мне в голову не приходило. Я поняла, что с марками простилась навсегда.
Долго торчала в раздевалке, никак не решалась пойти домой. Некоторые марки мама покупала, деньги тратила. А теперь марок нет. Значит, деньги пропали. Не купит она мне больше марок, скажет: «Нечего деньги зря тратить.» Да это уж ладно, на завтраках сэкономлю и сама куплю. Но жалко-то как! Какие марки были прекрасные… Я еле сдерживалась, чтобы не зареветь. Возилась с ботинками и одеждой, уговаривала себя поскорей забыть о пропаже, найти – чему бы порадоваться и явиться домой с весёлой физиономией, чтобы никому не пришло в голову спросить: «Что случилось?» Надо зверька из снега слепить, придумала я, наконец. Начну лепить, про марки забуду и приду домой – как ни в чём не бывало. Обрадовавшись собственной находчивости, я мигом оделась и выскочила из школы.
На дорожке подпрыгивала Любка:
– Ты чего там – умерла, что ли? Я уж замёрзла тебя ждать!
– Ты меня ждёшь?
– Конечно, жду! Ты говорила – в снежки поиграем!
– Давай зверей лучше лепить!
– Давай! Я котика слеплю.
– А я – медведя.
Варежки совсем промокли, руки замёрзли, да и начинало смеркаться. О марках я, конечно, забыла. А Любка вспомнила вдруг о времени, вытаращила глаза и завопила:
– Попадёт нам, что так долго! Бежим скорей!
Вечером, когда я уже доделывала уроки, пришла Любка в домашнем фланелевом халатике. (Тогда лестничная клетка ещё отапливалась. Мы, дети, катались там на трёхколёсных велосипедах, играли в мяч, прыгали со скакалкой, особенно не одевались, было так же тепло, как и в квартире. Батареи сняли вскоре после денежной реформы 61-ого года, в связи с реформой я это и запомнила.) Любка держала руку в кармашке.
– Уроки сделала? – спросила я.
– Ага. Вот я тебе принесла, – она вытащила из кармашка конверт и протянула мне, – я пойду, а то меня бабушка на одну минуту отпустила.
– Чивойта? – с недоумением взяла я конверт.
– Это тебе… марки… Ну, пока.
Она убежала.
Я высыпала марки из конверта, разложила на столе и принялась рассматривать. Вот такая у меня была. И эта тоже. А эта – дубликат, у Любки их две было. Ой, а эта не наша… Италия… Ой! Польша! Какая красивая… А эта чего? Индия… Ух ты! Я даже не видела никогда индийскую…
Вот здесь я не выдержала и начала усердно тереть глаза, нельзя, чтобы заметили… Мне больше совсем не было жалко украденных марок. Я не знала, что не на день рождения, не на Новый год, а просто так, чтобы утешить подружку, можно подарить ей свои марки. Может быть, и дубликаты некоторые, всё равно… Глаза высохли, я пялилась в пространство мимо марок и не могла понять – чему я больше рада – тому, что у меня снова есть маленькая коллекция, или тому, что подружка подарила… Нет, то, что подружка подарила, – это лучше. Ведь марки были у меня и раньше, и ещё будут, и купить их можно… А! Вот в чём дело! Марки можно купить. А вот, чтоб подружка подарила – этого купить нельзя. И будет ли ещё когда-нибудь такое – тоже не известно.
Я ужасно обрадовалась, что у меня есть такая замечательная подружка Любка и даже поскакала немножко по комнате, пока на меня не зашикали, что сейчас с низу прибегут.
У меня была книжка «Индийские сказки» с красивыми картинками. Любке книжка очень нравилась, она даже приходила ко мне срисовывать прекрасных индусок в разноцветных сари. Мне, конечно, тоже очень нравилась эта книжка, но я твёрдо решила подарить её Любке. Неловко было дарить просто так. Получалось, ты мне – марки, я тебе – книжку. Но я придумала. Шёл февраль, скоро восьмое марта, вот тогда и подарю.
Еле-еле дождалась я этого восьмого марта. В последний раз перелистала странички книжки, рассмотрела картинки, чтоб получше запомнить, и подарила.
Любка тоже ужасно обрадовалась и тоже немножко поскакала на крохотном пятачке возле маленького столика, и обеденного, и письменного одновременно. Посуда в буфете задребезжала, Любкина бабушка показалась из-за шкафа и пригрозила скрюченным пальцем.
Любка отпросилась ко мне, уверив, что все уроки уже сделала. И мы целый вечер рисовали прекрасных индийских женщин, раджу в украшенном драгоценными каменьями наряде, всяких тропических зверей и пальмы, а потом стали выдумывать наряды, которые мы сшили бы себе сами, если бы у нас было много денег на каменья, шелка и парчу.
Налюбовавшись нашими рисунками, мы выбежали на лестничную клетку, скакали там и орали, пока из соседних квартир не пригрозили, что вызовут милицию.
Тогда мы, счастливые, разбежались по домам.