3. Город детства моего

               

                ГОРОД  ДЕТСТВА  МОЕГО

    Страна постепенно и тяжело переходила к мирной жизни. Бывшие вояки надевали рабочие робы и цивильные костюмы. Демобилизовались и старший брат мамы артиллерийский капитан Матвей Берёзкин с молодой женой – санинструктором Марией. В складчину семья Берёзкиных купила дом в Смоленске на улице Красный ручей. Бабушка Васса продала свою, с непомерным трудом выращенную из тёлочки бубновскую коровёнку и, кроме ухлопавшего все свои немудрёные сбережения старшего, Матвея, внесли посильную лепту младшие сыны: Михаил и Иван. Так удалось наскрести необходимую сумму. Этот дом хоть и состоял также из одной комнаты с кухней, но был поболе аткарского – в пять окон. И наша семья в 1948 году возвратилась в Смоленск. Отец постепенно соорудил небольшую пристройку к берёзкинскому дому, в которой и прошло моё раннее детство. Однако совместная жизнь под тёщиным крылом у родителей моих не заладилась, и отец через год уехал в Саратов. Мама по-прежнему работала продавцом кулинарии в самом центре Смоленска на улице естественно Ленинской.
     Каждое утро мама, а чаще – бабушка Васса, – водили меня в гору прямо на Соборный двор. Через могучую отожжённого кирпича арку крепостных ворот цитадели, мимо величественных стен пятиглавого Успенского собора, мимо просторного здания, в котором с “красных времён” разместилась экспозиция Областного краеведческого музея. У ступеней музейного входа высилась, отдавая зеленью веков, большая бронзовая пушка времён наполеоновского нашествия, рядом правильной пирамидой – круглые ядра к ней. Ну, скажите, какой мальчишка может равнодушно пройти мимо такого неподдельного сокровища?.. Я, как и другие наши пацаны, непременно примагничивался пятой точкой к её грандиозному стволу. Ну, и отдраивали мальцы его своими ворсистыми шароварами до наиновейшего блеска!
        Чуть повзрослев, притаскивали мы в этот музей найденные или вымененные “старинные” вещицы: царские монеты, офицерские регалии, какие-то диковинные амулеты, всё то, что представлялось нам достоянием “древнего века”. Служители невозмутимо принимали принесённые вещицы и аккуратно регистрировали поступления в толстенном журнале. В награду “дарителю” – сколько захочешь! – разрешалось в этот день бесплатно ходить по залам и экспозициям. Так незаметно мы с малолетства приобщались к славянской старине нашей и к героике родного Смоленского края.
      Там, на самой макушке холма, в глубине старого Соборного двора, в одном из помещений, отторгнутых Советами от церкви для мирских нужд, размещался наш детский садик. И величественный соборный антураж, и “Днепр подо мною” вписались в память как неотъемлемая часть моего раннего детства; эта каждодневная дорога в гору по утрам, а вечером тот же обратный путь: мимо Собора, музея с пушкой, под арку – и вниз с горы до самого Красного ручья. Так было и в осень, и в зиму, и весной. А вот в конце мая наша шумная садиковая вольница перемещалась в летний загородный лагерь в Красном бору, что под Смоленском. Здесь же, глубоко под землёй, располагалась оборудованная в войну восточная ставка Гитлера, а сама земля была обильно полита солдатской кровушкой как наступающей, так и обороняющейся стороны, не раз менявшихся здесь местами.
       Путёвкой запасались обычно на две смены, и я почти всё лето жил лагерной жизнью Красного бора.


На фото: Пятилетний "МОРЯК" Коля Куракин с мамой Екатериной Николаевной.
                Смоленск, 3.08.1951 г.