Июнь. От жары даже комары попрятались. Когда бодрое «Едем!» из трубки начало меня изрядно раздражать, на пригорке, наконец, показалась машина, доставившая рабочих. Не утром, как обещали, а после обеда. И не четверых, а двоих. Всё, как обычно. Внешнее спокойствие стоило мне усилий.
- Ну, и?
- Ворота ставили в Овсянке. Не рассчитали.
- Можно было до завтра отложить.
- Завтра никак. Да не волнуйтесь, день длинный, успеют.
- Халтуру впопыхах лепить?
- Исключено. Ребята работают на совесть.
Не знаю, как строить, но обнадёживать прораб научился.
- Кого это ты привёз? Говорил русская бригада.
- А Лёха кто?
Леха, высокий, худой парень с сивыми волосами, торопливо разгружал из машины инструмент. Юркий таджик или узбек в подвёрнутых кирзачах выглядел постарше. Я ещё не решил, отправить их обратно или нет, а он уже нашёл, куда подключить сварочный аппарат.
- Он варить-то хоть умеет?
- Иначе не держал бы.
Без чертежей, палочкой на земле, повторяя нюансы специально для Алика, прораб объяснил им что делать, взял деньги и уехал, а работнички мои без раскачки принялись за дело. Судя по сноровке, они знали его. Но время летело неумолимо, добавляя жёлтых а потом и оранжевых красок в пейзаж.
Сомневаясь, что дотемна они управятся, я предложил им переночевать.
- Нет, в город надо. С утра на другой объект.
Один худой, другой маленький, они так напрягались, ворочая стальные швеллеры, что и я подошёл помочь: где подержать, где приподнять.
- Я же говорил, четверых надо!
Леха будто не слышал, а Алик простодушно улыбнулся:
- Тогда и деньги на четверых делить.
- Слушай сюда, - сказал ему Леха. - Только внимательно.
И принялся объяснять, какой швеллер и как надо отрезать, где соединить, куда приварить «косынки». В одном месте Алик переспросил, почему нужно так, а не эдак.
- Долго объяснять. Делай, как я сказал.
- Но...
- Не надо говорить, Алик, просто делай.
Лёха надел респиратор, включил «Болгарку» и принялся за проём в кирпичной стене, исчезнув в клубах оранжевой пыли.
Сварной долго сидел на корточках возле спорного швеллера, наморщив лоб и устремив взгляд в пространство; мерял рулеткой, что-то вычислял замусоленным карандашом на доске. Наконец, решительно провел гвоздём по ржавому металлу и, извергая снопы искр, начал работу . Закончили одновременно.
Жена предложила им поесть, но Лёха, «глиняный человек», сняв очки и респиратор, попросил лишь пить:
- Чай?
- Можно, - согласился Алик.
- Воды, - повторил Лёха. - Ух ты, блин, пять непринятых. Алё, чё звонила?... Как где? Работаю... Ну, понесло! Я с утра ещё не ел, а ты всё об одном... Всё, Катя, некогда мне, давай... Девчонки как? … Привет им... потом сам позвоню, пока.
Спотыкаясь на обломках кирпичей и пыхтя, мы начали устанавливать конструкцию. Я и Алик одной стороны, Лёха с другой. У него аж позвоночник выгнулся. Худой-худой, а руки крепкие, жилистые. В самый неподходящий момент зазвонил его телефон. Потом ещё и ещё. Прислонив свою половину к стене, Лёха схватил трубку:
-Алё, ну чё такое?... Да как я её возьму, если руки заняты?... Как чем заняты?... Кать, ты даешь!... Не знаю кому, чё ты за слова цепляешься? … Поля хочет? Сейчас некогда... Да, моя хорошая, Полечка, сейчас папа занят, я тебе потом позвоню...Что мама говорит? Другого папку?... - Сжимающие трубку, пальцы его, задрожали.- Скажи ей... скажи «спокойной ночи».
Алик, зацокал и посмотрел на меня. Я его понял и неодобрительно качнул головой.
Мы взмокли, ворочая туда — сюда нашу конструкцию. Лёха словно злость вымещал на работу, я боялся, что он надорвётся. Но рама никак не становилась на место. Тогда он схватил рулетку и после нескольких замеров пригвоздил напарника взглядом:
- Я тебе русским языком говорил, как надо. Ты специально что ли? Вредитель...
В наступившей минуте молчания каждый думал о своем. Лично я — о том, что завтрешний день тоже можно считать потеряным. Мы положили конструкцию на землю. Алик посуетился вокруг неё и решительно надвинул на лицо забрало из тёмного стекла.
- Скажи, что ты собрался делать? - С болью в голосе спросил его Алексей.
- Вот тут, тут и тут отрежу, здесь приварю и всё скреплю обратно.
- Так она у тебя болтаться будет!
-Колышками разопрём .
- Мне не надо колышки, - возразил я.
- А как тогда?
- Режь здесь, - провел Леха черту.
- Ты чё?!
- Режь, я сказал.
- Ладно, Вы свидетель, - обратился он ко мне, - скажете Эдику, кто металл испортил. Мне-то что, моё дело маленькое.
- Режь или я тебя зарежу!
- Ладно-ладно, нервный что-ли?
- Теперь здесь...., здесь...
Через двадцать минут конструкция была готова и чётко встала на уготованное ей место.
- О! Как будто тут и была.
- Мужики, всё ,перекур, - распорядился я. - Вот пирожки, чай, квас.
Только умылись и принялись за еду, опять зазвонил Лёхин телефон.
- Что жую? - Пирожок. ...Хозяйка угостила... Чё ты несёшь? Пьяная, что ли?... С матерью?... Алкоголички... А чё нет?... Иди ты сама! - Отключил он трубку и, отвернувшись в сторону принялся яростно жевать.
- Проблемы? - Спросил я в надежде, что ему полегчает, если выговорится.
- Сидят, бухают. С матерью.
- С её матерью?
- С моей. Спились. За девками присмотреть некому, бегают, как беспризорные.
- У тебя их сколько?
- Две. Старшая у неё от первого брака. А Полинка моя. Жалко девчонку, хорошенькая такая. А с этими, - махнул он рукой, и отвернулся.
Пошёл одиннадцатый час. Незаметно появился прозрачный слюдяной месяц и всплыла крупная звезда, отливавшая то синим, то розовым оттенками.
- Чё-то не звонит больше. Обиделась.
Он набрал номер, но тот оказался отключен. Позвонил матери. Та сказала, что Катька ушла. Куда — не знает.
- А дети где, мам?
- Гуляют, поди.
Парень явно нервничал и я предложил ему на сегодня закончить.
- Тогда когда? Завтра занят, послезавтра тоже.
- Ну, а в выходные?
- Да нет у меня выходных. В воскресенье только с утра. Так я в церковь хожу.
- Загонишь себя.
- Пока молодой, надо работать. Хочу гостинку в городе купить, да дочку из деревни вытащить. И пошли тогда они все... Ещё сотни полторы осталось. Так что, спасибо за пироги! Алик, вставай!
По ходу работы он то и дело звонил домой, волновался, где жена.
Закончили при фонарях. Я давно вызвал Эдика, но он всё ехал. На веранде, под сумасшедший стрекот кузнечиков Алик с медовой улыбкой рассказывал мне, какие у них сейчас растут абрикосы, вишня, а скоро пойдут дыни, арбузы, инжир. Оказалось, у него две жены, четыре дочки и ему просто необходимо родить сына, а то отец обижается.
- Скучаешь?
- Конечно. А куда денешься?
Леха всё прибрал на стройплощадке и спросил, где можно облиться водой. Из летнего душа появился посвежевшим, хоть опять за работу. Как будто успокоился. Я предложил ему закурить, но он отказался.
- Домой звонил?
- Да. Девчонки спят. Жена,мать — все дома. Бабье царство. Конечно, если подумать, и им не сладко. Мать всю жизнь на ферме проработала, одна нас подняла. А сейчас фермы нет. Катьке работать негде. Я думаю и её придётся забрать, а то сопьётся там.
- Как же вы все в гостинке-то?
- Вот и я о том. Придётся на однокомнатную зарабатывать, где-нибудь на Шинников.
- Не так-то просто, - посочувствовал я. - Фирма, наверное, половину забирает?
- Я не спрашивал. Работу дают и на том спасибо.
- А сам на себя работать не пробовал?
- Инструменты надо, машину. У нас ведь только руки, да карманы.
Тишину нарушило буханье басов и грубый рэп из открытых окон автомобиля. Эдик приехал, с красоткой. Забрал ребят и укатил, шурша шинами по гравию.
Передохнув минутку, в черёмухе снова залился соловей. Послушаешь его трели и ни за что не согласишься, что чудо это - результат инстинктов, а не песнь души.
Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда;
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда