Лесная дорога, вся заросшая прутняком, уходила в ельник, сырой по весне. Ваня
Корюгин, нагружённый тяжёлым рюкзаком, чавкал сапогами по лужам, шёл,
спотыкаясь о корни и заметно покачиваясь. В рюкзаке глухо позвякивало. Он шёл
в село не без сомнений, даже доза выпитого не прибавляла смелости. Но пацаны
сельские приставать не стали, один даже на мотоцикле подбросить хотел: развезёт,
мол, не дойдёшь. Но шесть нелёгких километров обратного пути уже остались за
спиной, скоро речка Ельцовка, а там и до избы рукой подать. Эх, дороги! Кто же такое
придумал, что за вином всегда бегает самый молодой?
Ладно, повыветрило хмель-то из башки немного, пока шёл. И далась же ему эта
компания! Опять же ехать одному – ни то ни сё, сплошная маята. Пропотел – хорошо,
так вино скорее выйдет. Эх, в баньку бы ещё!..
- Какие тебе озёра? – шумел в избе Антон, нетрезвый и горячий. – На ногах еле
стоишь, а ещё на лодке кататься придумал. Давай чуток проспимся, сходим вечером
на тягу.
- Ничё-ё! – возражал друг его Сергей. – На озёрах селезня – прорва! Пошли давай, в
дороге проветримся, всё будет лады. А-а, вот и Ванька пришёл!
- А где Миша с Данилом? – спросил Ваня, снимая тяжёлый рюкзак.
- Шалашки на косачей в поле ставят…
Друзья набросились на рюкзак с бутылками, как стервятники на труп. Насилу
дождались Мишу с Данилом.
- Во-о, Ивашка, молодец! – загудел здоровяк Данил. – Строили шалашки, так
сушняк такой замучил, прямо смерть! Все лужи выпили, пока шли.
- Ну да, прям с лягушачьей икрой…
- Ха-ха-ха!
Тут же уничтожили бутылку и ополовинили другую. В это время кто-то постучался
в избу.
- Кто идёт?
- Свои!
- Да то ж Григорий! Проходи, дядя Гриша!
Дядя Гриша вошёл – худощавый, седой, в телогрейке и штанах с заплатами, борода
почти начисто острижена, на длинном носу – очки-консервы. Поздоровался, сел на
лавку.
- Спасибо, ребята, пить не буду. На минутку заскочил посмотреть, как вы живёте.
- А далеко ли направляешься, дядя Гриша?
- К себе на избушку. Там отдохну. Один.
Подумал и добавил:
- А впрочем, и не один. Вот ты, к примеру, Ваня, не хочешь ли со мной пойти?
Помощник нужен избушку проконопатить.
Ваня втайне ждал такого приглашения и тут же с радостью согласился. Старшие
товарищи, правда, заворчали:
- Ну, ну! Куда ж ты, Ванька? До той избушки – тыща вёрст, умрёшь, пока дойдёшь,
с похмелья. Да и только что ведь с дороги…
- Да отпустили бы, раз хочет, - стал полегоньку настаивать Григорий, - мы
тихонечко пойдём.
- Дойду, - уверенно заявил Ваня.
Старшие ещё немного поспорили и согласились. Ваня встал из-за стола и, хотя его
снова изрядно покачивало, стал собираться в поход. Да и всех сборов-то – обуться
да подпоясаться! Он надел рюкзак, патронташ, взял своё ружьё, махнул друзьям
рукой – не поминайте лихом! – и вышел из избы вслед за Григорием.
Нелегко ему было поспевать за старым охотником. Тропинка убегала из-под ног,
творила всевозможные подвохи в виде корней и упавших деревьев. Григорий терпел,
однако, все эти неудобства. Знал, что делал, сманивая парня в лес.
Шли долго-долго дремучим лесом. Понемногу завечерело. Григорий поглядел на
часы:
- К половине девятого успеем.
И снова леса – то низинка с ельником, то сосновый пригорок. Тропинка, попетляв
по дебрям, вывела охотников к ручью, на болотистые луга, покрытые кочками и
высохшей травой. Григорий остановился, послушал чего-то и сказал Ване:
- Встань во-он у того куста. Там весь вальдшнеп идёт. Я отойду метров на сто. Как
голова-то?
- Мутит, - признался Ваня.
Солнце кануло за лес. Ваня старательно прислушивался, пытаясь уловить заветный
голос борового кулика, но слышал только стрекотание дроздов, блеяние бекаса
в небе, далёкое бурлюканье косачей, верещанье разной птичьей мелочи да шум в
собственной голове.
Крепко схватил одностволку, уловив отдалённое «вап-вап-вап». Как будто жаба
урчит в болоте. «Вап-вап-вап» и пронзительное «цик!» «Вап-вап-вап-цик!»
Подлетает. И до чего же быстро!
Вальдшнеп заложил плавный вираж над луговиной. Ваня прицелился, взял
упреждение… Бах! Кулик встрепенулся, но тут же выправил полёт и с тем же
призывным «вап-вап-вап-цик!» поспешно скрылся в лесу.
Не попал… Кружит голову… Ваня перезарядил ружьё, и тут же до его слуха
донеслось: «Бах-х! Бу-у!» Многократно прокатилось по лугу эхо стрельбы.
«Взял, конечно», - подумал Ваня, и совсем где-то рядом в сумерках раздалось
внезапное «Цик! Вап-вап-вап-цик!» «Чуть не зевнул, глухопятье лесное!» – Ваня
вскинул ружьё, высмотрел налетающего вальдшнепа, вынес мушку вперёд…
Главное – не останавливать, вести ружьё. Удар!
Птица вдруг свернулась в пушистый комок и упала в прошлогоднюю траву. Через
мгновение Ваня уже стоял на коленях в сухой и пыльной траве, держа в ладонях
долгоносого ржаво-пёстрого кулика. Сердце прыгало от волнения… Попал!
Опять стрелял Григорий. Ваня впопыхах забыл перезарядиться и пропустил без
выстрела сразу двух вальдшнепов, которые, пронзительно цыкая, гнались один за
другим. Потом он стрелял ещё три раза, но всё далеко и мимо. Когда порядком
затемнало, явился Григорий с двумя вальдшнепами:
- Ну как, Ваня, взял?
- Взял.
- Ну, с полем, стало быть!
Ваня трезвел. «Начало хорошее, - думал он, - вот только завтра бы не стало худо».
До избушки добрались уже ночью, часов в одиннадцать. Григорий зажёг фонарик:
- Ну, вот и пришли. Только спать, наверное, не будем: через три часа – на
глухариный ток. Выдержишь?
Ваня не был уверен, но высказал готовность идти хоть на край света.
Охотники затопили печку, разогрели взятые с собой харчи и после ужина прилегли
на нары. Остатки хмеля, упираясь, всё-таки покидали Ваню, и это его радовало: ещё
бы, снова стать сильным! А ноги гудели.
Он проснулся сам. Зажёг спичку, посмотрел на часы: пора!
Было дурно со сна и вчерашнего выпитого. Страдая, Ваня слез с нар, нащупал штаны
и портянки… Но почему так тихо? Где Григорий?
Старый охотник сидел на завалинке, смотрел на чёрный лес, на небо, которое
помаленьку затягивалось облаками. Тёмно-серые лохмотья ползли над лесом, звёзды
мерцали и гасли.
- Дождик, наверное, будет, - заметил Григорий. – Что, Ваня, готов?
- Готов.
- Ну, тогда выпьем чаю да пойдём.
По едва намеченной тропинке охотники углубились в лесную чащу. Лес лечил; если
в начале ночного пути Ваня еле волочил ноги, то к концу размялся и шёл достаточно
бодро. Григорий поднял руку:
- Всё! Стоим, слушаем.
Наверху, в вершинах сосен, гулял ветер, дятел выбил первую дробь, сонно запищала
ранняя синица… Было всё ещё темно.
- Стреляй сам, - прошептал Григорий, - на мою путёвку. Не зря же сюда шёл! Да не
благодари – птицу распугаешь…
Звонкий щелчок – как кость о кость – раздался где-то в тёмной чаще. За ним другой
и третий… Ваня знал, кто издаёт эти звуки. Молча переглянулся с Григорием. Они
прошли, стараясь не шуметь, немного вперёд. «Всё, теперь только под песню», - чуть
слышно прошептал Григорий.
Глухарь защёлкал бодрее. Где-то в стороне вовсю щёлкали ещё два или три петуха:
«Тэке! Тэке! Тэке!» А ближний петух распелся. Он щёлкал всё быстрее и быстрее, его
щелчки слились в короткую дробь, и наконец раздалось то заветное скирканье-
щебетанье, во время которого глухарь, запрокинув голову, перестаёт что-либо
слышать. Под первое скирканье охотники не сделали ни шагу: пусть распоётся как
следует. Они делали в потёмках по два-три прыжка, стараясь остановиться прежде,
чем глухарь закончит скрежетать. Ветки в лицо, пни-валежины, тьма – всё это были
мелочи… Перелезая через громадную буреломину, Ваня нашумел. Глухарь замолчал.
«Пиши пропало, сейчас улетит!» – подумал стрелок. Григорий замер рядом
в неудобной позе, скрадывая даже своё дыхание. Отчётливее стали слышны песни
соседних глухарей.
Что-то ворохнулось в ветвях одной из ближних сосен. «Ворочается, слушает!» -
у Вани отлегло от сердца. Он не помнил, сколько времени прошло, прежде чем снова
раздалось близкое, такое звонкое и отчётливое «тэке!»
Глухарь не спешил распеваться, а в лесу уже заметно начало светать. Наконец петух
защёлкал чаще, задробил и вновь заскиркал-защебетал.
Перебежки охотников стали короче. Вот, кажется, и то самое дерево. Мутно
вырисовывается крона в ранних сумерках на фоне облаков. Но глухаря совсем не
видно. А он щёлкает-скрипит где-то в гуще хвои, время от времени прислушивается:
не идёт ли кто? Всё в порядке, уже пришли…
Ваня смотрел-смотрел, глаза мозолил, но долго ничего не мог увидеть. Может,
глухарь где-то там, за стволом? Стоп! Движение! Силуэт большой птицы обозначился
в сплетении ветвей. Ваня отвёл глаза и зажмурился. Во второй раз глухаря разглядеть
было намного легче. Светало.
Охотники приблизились ещё. Ваня присмотрел себе маленькую сосенку, которую
можно было использовать и для маскировки, и для упора при стрельбе. Подскочил под
песню к ней. Григорий остался на подстраховке, чуть поодаль. Стрелять было всё ещё
очень темно.
Ваня любовался птицей. Вот она замерла, прислушиваясь, вот подняла голову: «Тэке!
Тэке-тэке-тэке!» Чаще, чаще, и наконец заветный стрёкот – голова запрокинута, видно
даже оттопыренную бородку из перьев. Хвост – веером, крылья пообвешены, горло
дрожит… Глухарь закончил петь, весь подобрался, повертел головой – и снова «тэке!»
До чего же мучительно ждать! Ваня закрыл глаза и стал считать до трёхсот. Нет, ещё
темновато. А вдруг улетит?
Ладно, ещё раз до трёхсот. Открыл глаза, постоял немного, навёл под песню ружьё.
Пора! А то увидит. Жаль немного, конечно, но ведь во многих странах глухаря
стреляют только весной на току…
Грянул выстрел, брызнула скошенная дробью хвоя. Глухарь заполоскался,
покачнулся на ветке, но не упал, а вдруг полого полетел к земле, обвесив зад. Сердце
упало: «Ушёл!» Но тут левое ухо Вани заложил мощный дуплет Григория.
Посыпались новые ветки, о землю глухо ударилрсь: «Бум!»
Ваня бросился на место падения. Вот же он, глухарь! Теперь можно не спешить.
Охотник опустился на колени, разгладил чёрное в белую крапинку оперение лесного
петуха, ощутил его мягкое тепло. Подня глухаря за лапы: тяжёл! Всё, теперь не
шуметь – ток распугаешь. А сердце готово выпрыгнуть через уши…
К Григорию Ваня вернулся довольный: в одной руке ружьё, в другой – тяжёлая
добыча. Старый охотник сидел на валежине: оружие рядом, руки свешены.
Напряжённое выдалось утро. Сказал:
- Поздравляю, Иван! Попал хорошо, только ветки, наверное, помешали.
- Да что я… Без ваших выстрелов ушёл бы.
- Недалеко. Ты словил бы. Ветки помешали, я же вижу.
Обратно шли не торопясь. «Я из глухаря чучело сделаю», - говорил Ваня.
Они остались в избушке ещё на четыре дня. Сходили за глиной и подновили печку,
принесли мха и подконопатили щели. Стояли тягу, охотились и на селезней. Сняли
шкурку с глухаря, а мясо съели.
- Что же вы теперь домой-то понесёте, дядя Гриша? – сокрушался Ваня.
- Селезня-другого стрельну поближе к дому, мне и хватит, - беззаботно отвечал
Григорий. – А так мясо бы прокисло, дни-то тёплые стоят.
…Сергей и Антон дремали в избушке, коротая часы до вечерней охоты. Изба вся
загажена, но оба постояльца – трезвые. За таким времяпровождением их и застали
Ваня и Григорий, когда вернулись из своего неблизкого похода. Ваня совсем
выздоровел в лесу и дальнюю дорогу одолел легко.
Поздоровались. Антон поднялся не без напряжения, Сергея же спросонок
основательно мутило. Григорий поинтересовался, куда девались Миша и Данил.
- Прогнали Мишу мы домой, - ответил Антон. – Налопался сверх всякой меры, на
Серёгу накатил за просто так, чуть из ружья нас не убил – вон тут стрелял, смотрите,
дырки на стене. Ну, Данил кабан здоров, куда как пьян, а всё-таки скрутил его…
Вместе с Мишей и уехал – урезонить, если что. Вот так у них и кончилась охота.
- Зато теперь спокойно, - сказал Сергей.
- А взяли ли чего?
- Серёга селезня да я чирка, - ответил Антон.
- Ну что ж, товарищи, разрешите мне тут с вами денёк-другой покантоваться, -
Григорий уже прикидывал, с чего начать уборку.
- Да пожалуйста! Ого! А это что?
Ваня выложил шкурку глухаря:
- А это трофей!
Сергей и Антон бросились разглядывать его, расправляли огромные крылья, гладили
чёрный в белую крапинку хвост, любовались металлическим блеском зеленовато-
чёрной шеи, алыми бровями и мощным костяного цвета клювом, который сохранил
ещё зеленоватый налёт от склёванной некогда хвои.
- Вот ведь тоже пьяницы-пропойцы! Какую дичь зеваем!
- Ничего, ещё на тетерева сходим.
- Во-во, пора! Три дня осталось.
А Ваня смотрел на них и думал, что старшие его товарищи и так уже получили то,
что хотели. Охота ведь она и есть, что кому охота. И он, Ваня, тоже получил то, о чём
мечтал.
Планы на вечер предлагались в тот день наперебой.
2007