17. Разумный
Похоже, сегодня не слабый ветерок. Палатку перекосило и плющит, особенно с левой стороны. Вероятно, выдернуло один из штырей по периметру днища. Поправлять не стоит – всё равно пора вылезать. Не век же вековать на этом утёсе!
Я выбрался из спальника и расстегнул полог. Так и есть – небо затянуто облаками. Они быстро бегут, коловращаясь, на уровне скальных обрывов. На вершине плато, наверное, идёт дождь, а, может, даже снег. Во всяком случае, там сыро. А вот внизу наоборот - сухо, но ветрено. Воды Сейдозера серого цвета, что свидетельствует о сильном волнении. Зато никакой тучи, даже как-то непривычно не видеть утром тучи над водой.
Ну, всё! Теперь остаётся лишь добыть своё тело из недр палатки и приступать к утренним процедурам!
Вот так, осилили! А ветерок действительно не слабый! Или это только на утёсе? Костёр погас окончательно, теперь его трудно будет разжечь, не имея под рукой мелких веточек. Ладно, обойдёмся горелкой – всё равно нет желания здесь долго рассиживать.
Я приготовил и поглотил лёгкий завтрак – съел банку рыбных консервов, горсть изюма и выпил кружку кофе со сгущённым молоком. Затем уложил рюкзак и стал налаживать свою верёвочную лестницу, начав с того, что надёжно привязал один её конец к выступу скалы.
Надо сказать, лестница у меня получилась удачная. Она всего каких-то полтора метра не доставала своим нижним концом до поверхности снежника. И я без труда спустился по ней вниз. Вот только жалко было оставлять такую красоту на утёсе. Но что поделаешь – пришлось. Так и будет она теперь висеть, раскачиваемая ветрами, долгие и долгие годы лениво наблюдая с высоты своего положения за сменой красок склона. Белый, зелёный, желтый, белый, зелёный, жёлтый… Капрон почти не подвержен гниению. И лишь случайность – какой-нибудь камнепад сверху сумеет её освободить от несения бессрочной караульной службы и отпустить, наконец, на заслуженный отдых, предав бренные останки каменистой земле.
Итак, прощай верёвочка! Спасибо, что ты была!
До конца снежника я добрался минуты за две. Так что, если бы не та промоина, давно бы двигался по плато, и, может быть, уже спускался бы к Светлой.
Ещё с полчаса я шагал по камням вдоль кромки леса, а затем неожиданно под ногами оказалась тропа. Она шла в нужном мне направлении, лавируя между крупных валунов. Теперь оставалось лишь неспешно продвигаться по проторённому другими пути вперёд, и, сидящий во мне ишак, мог спокойно отдыхать.
* * *
«ЭТО» я разглядел каким-то боковым зрением, когда остановился, чтобы прикурить. И сначала попытался воспринять, как банальную галлюцинацию - результат воздействия многих факторов, как то: физическая усталость, перенасыщенный или наоборот бедный кислородом воздух, непривычный ландшафт, избыточная глубина релаксации после некоторого стресса, вызванного вынужденным покорением утёса, и так далее, и тому подобное.
Там впереди – среди груды камней расположилось необычное, невиданное существо. Как бы человеческое и, в то же время, настолько далёкое от него.
Я бы таковое не смог вообразить даже в самом изощрённом сновидении!
Существо, а оно представляло особу явно женского пола, сидело «по-турецки» на одном из камней и в упор смотрело на меня. Его весьма упитанное тело жёлто-коричневой окраски было, практически, лишено волосяного покрова за исключением внешней стороны бёдер и живота. На голове волос было наоборот чересчур много – огромный спутанный чёрный клубок их переходил в толстые пряди, которые спускались на плечи и далее ниже, частично закрывая предплечья. Груди, имеющие размеры и форму на зависть представительницам рода человеческого, росли как бы из-под подмышек и расходились широко в стороны, заканчиваясь большими чёрными сосками. Поражали размеры таких же жёлто-коричневых скрещённых ступней с плоскими пятками.
Лицо, если таким словом можно назвать то, что имелось у существа на месте лица, не поддавалось никаким описаниям. Черты его были настолько гротескными, что подобное надо просто увидеть, чтобы больше не забыть никогда! Единственное, что запомнилось, это лилового цвета радужная оболочка глаз да несоразмерно маленький курносый нос над колоссальной пастью. Пасть, как мне показалось, «бесстыдно» щерилась на меня своими огромными белоснежными зубами.
Я на мгновение инстинктивно прикрыл глаза и потряс головой, и когда снова посмотрел в сторону камней, решительно ничего не увидел, кроме игры света и теней на мшистой поверхности беспорядочной груды валунов.
Фу! Привидится же такое!
Подойдя к камням, я попытался обнаружить какие-либо следы пребывания монстра. Но не нашёл ничего, подтверждающего его существование, поэтому с чувством некоторого облегчения решил продолжить путь. Однако, сделав с десяток шагов по тропе, вдруг почувствовал сильное напряжение в затылке. Тогда, замедлив шаг, я резко, так что хрустнули шейные позвонки, повернул голову в направлении ранее виденного «миража». И сделал это не напрасно! Почти там же, где и в первый раз, только чуть выше по склону я снова увидел «это». Существо находилось совершенно в другой позе, теперь оно стояло на четвереньках боком ко мне. Груди существа свисали почти до земли, а мощный зад оттопырился вверх. Оно повернуло голову в мою сторону, приложило указательный палец к губам и снова ощерилось.
Что мне было делать? Я возвратил голову в исходное положение и, стараясь сдерживать эмоциональное напряжение, произвёл ещё несколько десятков шагов по тропе до тех пор, пока не оказался за очередным поворотом. В горле у меня страшно пересохло, а в желудке образовался тяжеленный ком, казалось, сейчас вот-вот вырвет. Я опустился на колени возле небольшой лужицы и долго глотал ледяную водицу, подобно «запалённой» лошади. Чуть позже меня и в самом деле вырвало, но мне было стыдно самому перед собой возлагать за это вину на впечатление от увиденного, и я предпочёл всё объяснить действием консервов и большого количества выпитой воды. Но в глубине души я понимал, что лукавлю.
Идея несовместимости, взаимного «отталкивания» близких видов была ясна учёным уже давно - еще в позапрошлом веке. Механизм этой несовместимости понятен. Чем ближе потребности, тем более жестока конкуренция. Один из самых верных способов экологического расхождения – выработка не только форм поведения, но и внешних признаков, направленных на взаимное избегание. Психологи называют такие реакции фобиями. И этим фобиям в той или иной степени подвержены все люди, и я, конечно же, не исключение.
Через фольклор всех времён и народов красной нитью проходит идея о том, что итогом встречи с «нечистью» зачастую является не только болезнь, но нередко и смерть.
«А что есть-то людушек - так все мертвы лежат…»
Те же выводы можно сделать, анализируя статистику задокументированных встреч. Даже ярые исследователи, приверженцы идеи изучения этого существа после долгих скитаний в предполагаемых местах его обитания неожиданно признавались: «Как хорошо, что встречи не произошло!» Вообще существует даже мнение, что наши далёкие предки стали собственно людьми в социальном смысле в процессе взаимоотношений с этим существом. Именно он, сам того не желая, «помог» людям осознать себя единой общностью, способствовал формированию первичных этносов. Таинственный и невидимый, он тысячи лет стоял за спиной человека разумного, подгоняя его вперёд на пути эволюционного прогресса. В известном смысле можно сказать, что троглодит обеспечил его процветание, если, конечно, термин «процветание» уместен применительно к человеческой истории. Вопрос-то весьма спорный!
Вот такие дела! Как же я после всего ранее виденного и испытанного ещё отваживаюсь здесь бродить в поисках встречи?! Мне что – мало обнаруженных позавчера следов? Мало предупреждений бабушки-яги из егерской избушки?! И, наконец, смутных намёков других людей на наличие в этих местах чрезмерно любопытствующих представителей определённого вида. Ведь девочка Даша - скорее всего - отнюдь не фантазировала, когда рассказывала о своих ночных и дневных страхах! А почему бы и нет?! У женщин и детей способность чувствовать троглодита выражена в гораздо большей степени, чем, например, у взрослых мужчин, а у малограмотных людей больше, чем у, так называемых, интеллектуалов – бабуля является тому ярким примером!
«Собака знает, я знаю, один ты ничего не знаешь!»
Похоже, что на всей территории Ловозёрских тундр чувствую хуже всех именно я, однако продолжаю упорно искать приключений на свою голову. Ещё неизвестно, куда могут завести эти поиски! Уж не слинять ли отсюда по-хорошему - спуститься сейчас к озеру, разыскать знакомых туристов и благополучно завершить в дружной компании этот поход?!
Я выбрал подходящий камень и присел на него, чтобы попытаться привести в порядок взъерошенные мысли. Ветра здесь не ощущалось, возможно, он стих повсеместно, зато стал накрапывать мелкий дождь. Но озеро и противоположные склоны плато были по-прежнему чётко различимы. Значит, там пока ещё сухо. Справа слабо доносился монотонный шум, подобный звуку, производимому лопастями вентилятора. Это Кунлухтнюнуай каскадом водопадов низвергается с края плато. До него уже отсюда совсем недалеко, наверное, не больше километра.
Мне надо успокоиться и продолжить начатое дело! Действительно, чего это я так впечатлился? Не понравился внешний вид существа, которое так стремился встретить? А что я хотел увидеть? Наверное, симпатичную стилизованную плюшевую обезьянку. Только очень большую!
Дудки! Увидел то, что и должен был увидеть! И никто не виноват в том, что на этот раз удалось разглядеть больше деталей, чем за все предыдущие встречи вместе взятые. Да я, можно сказать, никогда и не наблюдал этих существ воочию. Разве что произошедшее там, на каменистом склоне и наблюдаемое мною из-под горизонтально торчащей плиты явление, в какой-то степени претендует на то, чтобы назвать его реальной визуализацией.
Прогулка под луной
Это произошло почти два года назад. Здесь же, в Ловозёрских тундрах, только в южной части подковы плато. В тот день я, пробравшись с северного берега Сейдозера на южный, достиг ущелья Чивруая и направился вдоль него вверх, планируя посетить озеро Равъявр. Однако мне это не удалось – я недооценил трудности пути.
Приближался вечер, скоро должно было стемнеть, погода портилась, а каменистый склон, ведущий к перегибу рельефа, всё не кончался, наоборот, делался ещё круче.
Более часа я карабкался вверх. Лез, преодолевая нескончаемую россыпь из огромных голых камней. Впереди виднелся большой снежник в форме птицы. Справа в глубокой расщелине шумел каскадный ручей, но выше и он куда-то исчез. Впереди был только подъём и камни. Они простирались до самого горизонта и угрожающе чернели на фоне вечернего неба.
Но когда-то ведь должен же закончиться этот подъём!
Иногда казалось – всё! Вон там впереди острая гряда, а дальше относительно ровная поверхность плато. Подбираюсь ближе – впереди опять подъём! А вокруг быстро темнеет. И ещё незадача! Окончательно порвались лямки «малого» рюкзака – у меня на тот момент их было два. Приходилось волочь его за собой. Ремонтировать нет времени (да и желания тоже).
Хватит – надо что-то предпринимать!
Вскоре мне повезло. Я обнаружил характерного вида скалу. Она бастионом возвышалась над окружающими её камнями, а из нижней её части торчала горизонтально плита прямоугольной формы. Перед скалой была ровная площадка шириной около полуметра.
Я надул матрац, разложил спальный мешок, всё это подсунул под плиту, а затем протиснулся туда сам. Вскрыл банку рыбных консервов и подвинул поближе кусок слежавшегося снега, обнаруженного поблизости от скалы.
В этом укрытии я был защищён от пронизывающего ветра. Лежал, поглощая консервы и закусывая их хрустящими льдинками. Смотрел на полную Луну, которая ежеминутно, то показывала свой бледно-жёлтый лик, то снова скрывалась в облаках. Слушал музыку ветра, искусно исполняемую им на рёбрах камней. Она напоминала визг мартовских котов на городских крышах. Короче, музыка была «на любителя».
Мне было неплохо лежать под скалой, жалко только, что нельзя было согнуть колени – мешала плита. Но всё в этом мире относительно.
Для тепла я натянул капюшон спальника на голову и постарался заснуть. Не сразу, но мне это удалось. Потом проснулся, на этот раз из-за духоты. Влага выдыхаемого воздуха, соприкасаясь с холодной поверхностью ткани, конденсировалась и превращалась в пар. Приходилось откидывать капюшон, но вскоре начинало замерзать лицо. И опять я укутывался с головой. Так продолжалось почти до утра.
Проснувшись в очередной раз, когда настало время освобождать от капюшона голову, я услышал весьма характерные, но странные в условиях ночи звуки. Сквозь шум ветра доносился скрежет от шатания каменных плит под тяжестью чьих-то шагов. Этот звук нельзя больше ни с чем спутать.
Кто сейчас здесь может ходить? Ночью, да в такую-то погоду!
Я быстро раскутал голову и стал глядеть в том направлении, откуда, как мне показалось, исходил скрежет плит. Сначала ничего не было видно, но вот Луна выглянула из-за туч, и я разглядел группу из четырёх человек, движущуюся по склону каменистого гребня параллельно ущелью.
Они что – сумасшедшие? Или это своего рода экстрим?!
Все четверо шли «гуськом». Впереди высокий, за ним двое поменьше, а замыкал шествие ещё один длинный. Все налегке, только у того, что шёл вторым, почему-то спереди висел рюкзак. Позднее, конечно, я понял, что никакой это не рюкзак, а грудь самки.
«Экстремалы» перемещались очень необычной плавной походкой, словно на лыжах. Руки их совершали размашистые движения в такт шагов. Я был так удивлён их появлению, что не мог даже шевельнуться. Но вот один из них, маленький – тот, что шёл третьим начал на ходу медленно всем телом поворачиваться в мою сторону и другие тут же последовали его примеру. Пока они поворачивались, я всё продолжал смотреть на них, одновременно чувствуя, как в голове зарождается пронзительный звон. Вот звон достиг своего апогея, и тут Луна снова пропала в облаках, а я без сил откинулся головой на жёсткую поверхность плиты. И почти тотчас же провалился в глубокий сон, теперь уже до утра.
Проснувшись утром, я увидел только снег. Он тонким слоем покрывал камни и мои вещи, разбросанные вокруг приютившей меня скалы. Тогда я не захотел глубоко анализировать данное ночное происшествие. Проще было внушить себе, что всё это мне только приснилось. Лучше забыть. Мы – люди вообще не склонны вспоминать то, что нам не нравится или представляется необъяснимым. Подозреваю даже вот что: многие из нас на протяжении жизни не раз являлись участниками подобных встреч, но предпочли схоронить свои воспоминания в глубине напластований сознания. И в эти катакомбы вход закрыт даже для их хозяина! Только иногда даже самые надёжные запоры могут ломаться, правда, редко. Чаще всего обыденность не позволяет случаю нарушать твой устоявшийся покой, и ничто, выходящее за рамки здравомыслия, инструкций и твоих собственных представлений о мире никогда тебя не коснется.
* * *
Надо идти! Нечего здесь рассиживать, терзаясь трусливыми сомнениями!
Я быстро зашагал по тропе и через час подходил уже к расщелине в скале, из которой с грохотом прорывался Кунлухтнюнуай. Теперь надо было штурмовать стенку, но было ясно, что это можно сделать без особого труда. Пройдёт немного времени, и я достигну лесной долины на краю северной части плато.
Так и вышло. Поднявшись метров на сто по крупнокаменистой осыпи, тянувшейся вдоль русла, я оказался в широком наклонном распадке, по которому, разбившись на несколько рукавов, струились воды Кунлухтнюнуая.
Леса, как такового, здесь не было, только редкая карликовая берёзка да ещё её стелящаяся разновидность. Из хвойных пород обширные куртины можжевельника, местами засохшего. Среди его отживших стволов встречались довольно толстые, стало быть, проблемы с топливом для костра не существовало.
Я оглянулся назад на пройденный путь. Отсюда хорошо просматривалось Сейдозеро и большая часть южной половины подковы плато. Его серая каменная поверхность пестрела пятнами небольших снежников, и лишь самая высокая точка – вершина горы Ангвундасчорр была полностью покрыта снегом. Глубокие ущелья, прорезанные ручьями Чивруай, Сейдуай и Муруай, змеились между скалистыми лбами обрывистых утёсов подобно морщинам на лице бабушки-яги из егерского кордона.
В той же стороне, куда мне теперь следовало направляться, обзор был не велик. Там распадок заканчивался невысокой скалистой ступенькой, за которой просматривался пологий подъём. Тропы в этом распадке не было. А та, на которой мне «посчастливилось» встретить существо, осталась ниже. Скорее всего, эта тропа поднималась вдоль Кунлухтнюнуая до скал и далее вела на запад, постепенно теряясь в россыпях.
Я двинулся по распадку вверх, выбрав в качестве ориентира скальную ступеньку, собираясь под её защитой оборудовать костёр для приготовления обеда.
Но я опять не рассчитал силы. Крутизна распадка оказалась большей, чем это можно было предположить, стоя у его края. К тому же путь был усеян камнями и совершенно непроходимыми зарослями можжевельника. Его ярко-зелёные ветви пружинили и с силой отбрасывали назад при малейшей попытке сквозь них продраться. Приходилось смиренно обходить. Таким образом, достичь скал мне удалось только к пяти вечера.
Забираться на выступ и затем двигаться дальше по каменистому склону плато теперь не имело смысла. До Светлой сегодня опять не дотянуть. По моим оценкам, на это потребовалось бы часов шесть, не меньше.
Ну что ж! Будем основательно обустраиваться здесь. Время потеряю, зато ночёвка будет комфортной. А, впрочем, что значит - потеряю время?! Я ведь здесь не на службе бизнесу! В моих теперешних условиях, если говорить применительно ко времени, не имеют даже смысла такие категории, как «потерять», «убить», «сэкономить». Они остались там - внизу, в человеческом суетном мире и то всего лишь, как одна из мер взаимоотношений с окружающими людьми. Здесь же всё по-другому. Здесь некому оценивать, контролировать или корректировать моё поведение. И всё время, мне отпущенное, безраздельно моё. Но не как собственность, потому что его нельзя ни подарить, ни продать, ни, тем более – увы! – преумножить. Я могу всего лишь правильно им распорядиться.
Вот и распорядимся!
Итак, моим окончательным решением было больше сегодня не совершать переходов. Последующие три часа я занимался разнообразными делами – устанавливал палатку, собирал хворост для костра, сделал несколько ходок на сотню метров вниз за водой к ручью, произвёл мелкую починку и подгонку своего снаряжения. А в половине девятого уже расслабленно сидел на куче можжевеловых веток, протянув ноги в носках к жару пылающего огня. Мои любимые коричневые берцы, заботливо обработанные бабулей, висели на сучке ближайшего куста, с набитыми внутрь них ломкими стебельками ягоды шикши.
Пусть теперь и изнутри хорошенько просохнут.
Ну а что же моя утренняя встреча с тем гротескным существом на тропе?! Неужели я совсем об этом больше не вспоминал? Такой смелый да?!
Вспоминал, ещё как вспоминал! Какая уж тут смелость! В тот вечер я не только с содроганием думал о том, что скоро предстоит забираться в тёмную палатку, но и о том, что придётся перед этим отойти на несколько шагов во мрак, чтобы достойно культурного человека справить малую нужду в кустах, а не на угли собственного очага.