Вы спрашиваете меня: для кого предназначается вон тот второй крохотный стул у рояля? Я отвечаю Вам: для Николая Ивановича.
Николай Иванович Нога – плюгавенький мужчинка средних лет. Пусть в шутку, но и не без тайной гордости, Николай Иванович сам себя величает исключительно – «третьей рукой» Большого Пианиста. Другие же, как только его не называют (если не сказать больше - «обзывают») – и «листмейстер», и «переворотмейстер», и просто «переворотчик», и даже, прости Господи, «переворатор» - тем не менее, роль у Прохора Ивановича ответственная (чему так сразу и не поверишь, если судить по одним лишь этим неказистым наименованиям - уж больно комический оттенок они имеют – особенно для людей несведущих) и потому – незавидная...
Но Николай Иванович, собственно, и не жалуется... Правда, частенько снится ему сон (каждый раз с небольшими вариациями, но сюжет всегда один и тот же), в котором видит он свои руки – большие (во всё пространство сна) – и пальцы, ловкие и азартные скользят по черно-белым клавишам – легко, воздушно, без какого-либо видимого напряжения – и в результате этой свистопляски кистей (подобно художнику в порыве творческого экстаза, исторгающему из себя творение) рождается музыка; музыка, которая накатывает на Николая Ивановича громоздящейся волной, захлёстывает его, пронизывает всё его нежное существо, заставляя сердце трепетать от восторга. Увлекаемый божественными звуками, Николай плавно погружается на неизведанную и такую манящую глубину...
От переизбытка чувств в такие моменты Николай Иванович Нога обычно пробуждается и обнаруживает краем своего дремотного сознания учащенное сердцебиение, мокрую простынь (во время этих идиллических сновидений Николай Иванович, по всей видимости, обильно потеет, хотя нельзя исключать и ночной энурез – не зря же говорят в народе: «описаться от счастья») и каждый раз с особенной остротой ощущает как по его лицу, из глаз в направлении ушей, катятся солёные ручейки – вскоре они заполняют собой ушные раковины, образуя там небольшие озёра, и на Николая Ивановича наступает приятная предрассветная тишина.